Андрей Завадский - День помощи Страница 11

– Замечательно, – похвалил адмирала президент. – Вижу, в новом главкоме Северного флота вы не ошиблись. Хорошо, что вы придерживаетесь графика, но, боюсь, события придется ускорить. Натовцы начнут маневры через пару дней, и мы должны дать им достойный ответ. Поэтому приказываю эскадре в течение двух суток прибыть в район проведения учений. Кроме того, необходимо направить отряд кораблей в Атлантику для наблюдения за действиями наших друзей.

– У берегов Норвегии уже находится большой противолодочный корабль "Адмирал Чабаненко", – доложил Голубев. – Там же действуют две атомные субмарины. Кроме того, я планирую задействовать береговую авиацию флота для ведения разведки.

– А что "Северодвинск", – вспомнил президент. – Готов ли он к маневрам?

Вопрос главы государства был не случаен, и Голубев, признаться, ждал чего-то подобного. Судьба новейшей отечественной субмарина, ставшей чем-то вроде символа возрождения российского флота, беспокоила президента, став для него подлинным делом чести. Сводки с завода Швецов изучал едва ли не каждый день, и знал, что подготовка новой субмарины к вступлению в строй идет полным ходом, с опережением всех графиков и планов.

– Испытания идут полным ходом, но, несмотря на то, что люди работают в три смены, они еще не завершены, – с сомнением ответил адмирал. – Не закончены тестовые испытания реакторной установки. Лодка не готова к выходу в море прямо сейчас. Не все системы протестированы, вооружение не проверено. На борту подлодки еще работают специалисты завода, команда пока не полностью освоила субмарину.

– Вот и завершите испытания в открытом море, – решил Швецов.

– Это авантюра, товарищ верховный главнокомандующий, – с сомнением произнес, чуть помедлив, Голубев. Адмирал знал, чем может обернуться поход толком не испытанного атомохода. – Если что-то пойдет не так, позора не оберемся, и это еще в лучшем случае. Я не хочу превращать Баренцево море в кладбище погибших субмарин. "Комсомольца" и "Курска" нашему флоту хватило с лихвой, а ведь это лишь случаи, известные широкой общественности. Я против того, чтобы идти на подобный неоправданный ничем риск, товарищ Верховный главнокомандующий.

– Это не авантюра, а вопрос престижа, – возразил президент, твердо стоявший на своем. На Голубева он не решался повышать голос, уважая адмирала, в самые тяжелые для русского флота годы сумевшего сделать очень многое, чтобы сохранить хоть часть морской мощи страны. Этот человек, в отличие от Строгова, тоже, в прочем, сделавшего немало для своего десанта, не отсиживался в штабах и казармах, а большую часть жизни провел на палубе в тысячах километров от родных берегов. – Обеспечьте участие "Северодвинска" в маневрах, пусть даже он лишь просто покажется в сотне миль от берега. Я так же как и сами вы не хочу излишнего риска, но и не воспользоваться такой возможностью нельзя.

Адмирал Голубев знал, что пользуется большим уважением со стороны президента, нежели многие из большезвездых генералов, но точно так же он знал, что всему есть предел, в том числе и в любом споре. И сейчас Федор Голубев достиг этой опасной черты.

– Есть, товарищ Верховный главнокомандующий, – командующий Военно-морским флотом России вынужден был согласиться, не желая ссориться с президентом. – Я немедленно отдам приказ. Но все равно "Северодвинск" не успеет выйти в море с основными силами. На борт нужно доставить необходимые запасы, продовольствие, прочие мелочи.

– Промедление в несколько дней не страшно, – заметил Швецов. – Но эта лодка должна показать себя в деле. Это дело нашей чести, если хотите, – пояснил президент. – Натовцы должны быть удивлены, ведь они полагают, что до вступления в строй "Северодвинска" остается еще несколько месяцев. И я намерен наблюдать за завершением испытаний с борта одного из ваших кораблей. Вылечу в Мурманск, как только эскадра выйдет в море.

– Так точно, товарищ верховный, – отозвался Голубев, но президент уже положил трубку.

Военная машина медленно приходила в движение. С натугой раскручивались шестерни, способные перемолоть, если придется, половину мира. И в воле одного человека, Алексея Швецова, было спустить сцепи невидимую до поры мощь. Но сейчас меньше всего президент хотел войны.

А Строгов, оказавшись за пределами президентского кабинета, дал волю чувствам. Привыкший к субординации, и людей оценивавший по числу и размеру звезд на погонах, генерал не мог терпеть упреки и угрозы от того, кто был ниже его по званию. Сейчас он думал о президенте не как о верховном главнокомандующем, а как о полковнике, которому при виде Строгова полагалось даже думать вежливо.

– Проклятый полкан, – порычал десантник, сжимая кулаки. – Чего он хочет? Смеет обвинять меня, генерал-полковника, в воровстве, в саботаже. Запугивает, черт побери! Кто дал ему такое право. Стал президентом по случайности, и теперь считает, что может так обращаться с генералом! Будь моя воля, в порошок бы стер!

Плечистые парни из личной охраны президента, истуканами замершие возле кабинета своего принципала, старательно не замечали истерику генерала. А Строгов, все больше распаляясь, продолжал рычать, беснуясь все больше и больше.

– Успокойся, Вася, – Вареников положил руку на плечо Строгову. – Он имеет право так говорить, ты знаешь не хуже меня. Полковником он был давно, к тому же этот человек свои звезды, пусть и небольшие, заслужил в бою, а не на плацу.

– Ты знаешь, как у нас принято готовиться к учениям, – чуть успокоившись, оправдывался Строгов. – А он хочет, чтобы все было по-настоящему. Не понимаю, чего нужно Швецову, показательное выступление, или позор.

– Ему нужна армия, которая способна выполнить любой приказ, – покачал головой Вареников. – И это правильно. Солдат должен быть готов к бою не загодя, предупрежденный командирами, а тогда, когда возникнет угроза. Бойцов нужно тренировать, готовить действовать в любых условиях, ведь враг заранее никого не предупредит. С советским прошлым пора покончить. Наш президент служил в те годы, он знает, как устроена армейская кухня, когда тайно предупрежденные штабами командиры любые учения репетируют по несколько месяцев, чтобы произвести впечатление на проверяющих. И он пытается уничтожить прежние порядки, когда солдаты, вместо того, чтобы осваивать доверенное им оружие, убирают урожай или строят дачи, стремится превратить армию в реальную силу. Швецов прав, и мы должны сделать все, чтобы наша армия была действительно боеспособной.

– Лет пять назад, встреться я с этим выскочкой, заставил бы его до обморока отжиматься на плацу, не посмотрел бы, что он полковник, – Строгов выругался. – Он бы у меня в противогаз блевал, ублюдок! Ничтожество в погонах! К черту его войну, там уродов и мрази было не меньше, чем в любом другом месте, и я не знаю, как он там воевал. Я – генерал-полковник, командующий десантными войсками, и не этому ублюдку так со мной разговаривать.

– Не горячись, и следи за своими словами, в конце концов. Он же верховный главнокомандующий, – попытался успокоить не на шутку разошедшегося десантника Вареников. – Он имеет право приказывать нам.

– Но не имеет права унижать меня, – возразил Строгов, в глазах которого плескалась ярость. – Обвинять генерала в воровстве какого-то барахла со складов, каково? Я ему не прапорщик, чтобы говорить такое. В былые времена все закончилось бы дуэлью. Ну да ничего, – мстительно усмехнулся генерал. – Последнее слово еще не сказано!

Строгов резко развернулся на каблуках и пошел прочь, прямой, точно в спину ему загнали лом. В сердце генерала, никогда не бывшего паркетным шаркуном, тлела обида и ярость.

А тем временем в Гамбурге Вадим Захаров встречался с представителями крупнейших европейских концернов и членами Европарламента. Глава "Росэнергии", компании, ставшей правопреемницей сразу нескольких российских нефтяных и газовых компаний, прибыл в Германию, дабы обсудить с потребителями русского газа условия новых контрактов. Тема поставок в Европу российских энергоносителей была очень волнующей для многих европейцев, и если простые обыватели оставались пока спокойны, не задумываясь о будущем, те, кто отвечал за их снабжение теплом и светом, испытывали некоторое волнение. Именно поэтому встреча, давно и с нетерпением ожидаемая, проходила в закрытом режиме, без участия прессы. Организаторы совещания сегодня забыли о свободе слова, и даже протокольная съемка не велась в этот день в зале заседаний.

– Господин Захаров, – навстречу вошедшему в зал переговоров уверенным твердым шагом Вадиму двинулся высокий седой мужчина, как и все присутствующие, в безукоризненном и очень дорогом костюме. – Рад видеть вас, мой друг!

Ханс Винер, один из членов совета директоров немецкого "Рургаза", не притворялся, радостно приветствуя гостя из России. Появление Захарова давало надежду, что напряженность, охватившая руководство крупнейших европейских энергетических компаний, наконец уступит место уверенности в завтрашнем дне. Почти все российские контрагенты, поставлявшие в европейские страны газ и нефть оказались в один момент в собственности государства, во главе которого стал – и это признавали все – по-настоящему энергичный человек, настоящий патриот, жаждавший, в отличие от своих предшественников, не наживы за счет своего народа, а возрождения величия державы, занимавшей шестую часть суши.