Грэм Грин - Доверенное лицо Страница 13

В переулке не было ни души, только поодаль стояла машина. Разговор происходил у больших зеленых запертых ворот.

— Хорошо, вот вам полкроны, — сказал Д.

— Благодарю вас, сэр, — оборванец схватил деньги. — Не исключено, что когда-нибудь я буду в состоянии вернуть вам долг… — И шустрой рысцой выбежав из подворотни в переулок, исчез из виду. Д. двинулся следом. Что-то негромко чиркнуло у него за спиной, и острый осколок кирпича, отскочивший от стены, ожег ему щеку.

«Беги!» — подсказала память. На улице светились окна, на углу стоял полисмен. Здесь он в безопасности. Он понял — кто-то выстрелил в него из пистолета с глушителем. Дурачье, не знают, что с глушителем точно не прицелишься.

Нищий, — размышлял он, — должно быть, караулил его еще у гостиницы и заманил, как подсадная утка, в подворотню. На случай если бы они в него попали, машина стояла наготове, чтобы забрать тело. А может быть, собирались только покалечить его. Возможно, они и сами-то не решили точно, что им делать, потому и промахнулись. Это как в бильярде — задумаешь положить два шара подряд и мажешь с первого удара, не положив ни одного. Но откуда они узнали, в котором часу он выйдет из отеля? Он ускорил шаг и вышел на Бернард-стрит. Гнев в нем еще не остыл. Конечно, девица не явится в назначенное место.

Но она ждала его.

Он сказал:

— Не думал, что вы придете. Особенно после того, как ваши приятели только что попытались меня подстрелить.

— Послушайте, — сказала она, — хватит этой ерунды. Я пришла, чтобы просить у вас извинения за вчерашнее. Не верю, что вы действительно собирались украсть машину. Но я была дико пьяна и даже подумать не могла, что они собираются избить вас. А они избили… Все этот кретин Керри! Но насчет того, что в вас стреляли — это уж снова мелодрама… Или вы пытаетесь сыграть на романтических струнах женского сердца? Должна вас огорчить — на меня это не действует.

Он спросил:

— Л. знал, что мы договорились встретиться на этом месте в семь часов?

Она немного смутилась:

— Знал только Керри. Л. — нет.

Признание удивило Д. Возможно, она действительно ни при чем?

— Керри подобрал вашу записную книжку. Он сказал, что будет держать ее у себя на тот случай, если вы попытаетесь еще что-нибудь натворить. Я говорила с Керри сегодня по телефону — он еще был в городе. Я сказала, что не верю, будто вы хотели угнать машину, и добавила, что собираюсь с вами встретиться. Ну, хотя бы, чтобы вернуть вам книжку.

— Он ее отдал?

— Вот она.

— И, вероятно, вы сказали ему, где и в каком часу мы встретимся?

— Очень может быть. Мы долго говорили с ним о вас, спорили. Я ему — свое, он — свое. Но все равно, вы напрасно будете меня уверять, будто Керри в вас стрелял, я не поверю.

— О нет, этого я не утверждаю. Я предполагаю, что он встретился с Л. и сообщил ему все, что от вас услышал.

Она сказала:

— Да, он завтракал с Л. — И возмущенно воскликнула: — Но это же фантастика! Как они могли стрелять в вас прямо на улице? А полиция, а жители соседних домов? — ведь все услышат выстрел. И почему вы до сих пор разговариваете тут со мной, а не с инспектором в полицейском участке?

Он усмехнулся:

— Разрешите доложить по порядку. Дело происходило в подворотне. Оружие было с глушителем. А что касается полиции, ведь я договорился о встрече с вами, а не с инспектором.

— Не верю. Не хочу верить. Неужели вы не понимаете, что если бы могли происходить подобные вещи, жизнь стала бы совсем другой, хоть начинай ее всю сначала.

Он сказал:

— Почему? Не вижу ничего странного. Живет же моя страна под пулями. И даже вы, наверное, смогли бы привыкнуть. Жизнь все равно продолжается.

Он взял ее за руку, как ребенка, и повел по Бернард-стрит, а затем по Гренвилл-стрит. Он сказал:

— Вот здесь это произошло. Только не бойтесь. Тот, кто стрелял, уже скрылся.

Они вошли в подворотню. Он поднял с земли осколок кирпича и сказал:

— Видите, вот куда они попали.

— А вы можете доказать? Как вы докажете? — сказала она запальчиво.

— Попытаюсь, хотя это маловероятно…

Он стал ковырять пальцем стену, надеясь, что пуля застряла в кирпичах.

— Они идут на самые отчаянные меры. Вчера эта история в туалете. Потом то, что вы видели на шоссе. Сегодня кто-то обыскал мой номер, — впрочем, возможно, это работа наших людей. Но то, что произошло сейчас, — не шутки. Они зашли слишком далеко. Теперь им остается только убить меня. Удастся ли? Не думаю. Меня ужасно трудно убить.

— Боже мой! — внезапно сказала она. — Все правда.

Он обернулся. Роз подняла с земли отлетевшую рикошетом от стены пулю.

— Все правда, — повторила Роз. — Нужно что-то предпринимать… Полиция…

— Я никого не видел. У меня нет доказательств.

— Вы говорили вчера, что вам предлагали деньги?

— Да.

— Почему вы их не взяли? — спросила она со злостью. — Вы что — хотите, чтобы вас прикончили?

Она была на грани истерики. Он взял ее за руку и потянул в закусочную.

— Два двойных бренди. — Он заговорил с ней весело и быстро. — Помогите мне в одном деле. В отеле, где я остановился, есть девчонка, горничная. Она оказала мне одну услугу, и за это ее увольняют. Хорошая девочка, правда, немного диковата. Одному Богу известно, что с ней будет дальше. Не могли бы вы подыскать ей какую-нибудь работу? У вас много состоятельных друзей.

— Да перестаньте вы донкихотствовать, наконец, — сказала она. — Давайте, действительно, поговорим о деле, обо всей этой истории.

— А что тут говорить? Очень просто — они не хотят, чтобы я встретился с вашим отцом.

— Может быть, вы из этих, так называемых патриотов? — спросила она с легким презрением.

— Не сказал бы… Патриоты, это люди, которые кричат «Наша родина! Наша родина!», но не совсем понятно, что они конкретно под этим подразумевают.

— Тогда почему вы не взяли деньги?

— Понимаете, человек так устроен — раз навсегда выбираешь какую-то линию жизни и придерживаешься ее до конца. Иначе жизнь теряет всякий смысл и остается только поплотнее закрыть окна и открыть газ. Я стал на сторону обездоленных, тех, кому столетиями достаются крохи от пирога.

— Все равно ваших обездоленных предавали и будут предавать.

— Тем более, единственно правильная позиция — стоять на своем. Я не идеализирую мой народ — он совершает не меньше жестокостей, чем люди по ту сторону баррикад. Наверное, если бы я верил в Бога, многое для меня было бы проще.

— Вы считаете, — спросила она, — что ваши лидеры хоть сколько-нибудь лучше тех, кому служит Л.? — Она выпила свой бренди и нервно постукивала найденной пулей по стойке.

— Нет, нисколько. Но я все же отдаю предпочтение народу, простым людям, независимо от того, куда их ведут вожди.

— Прав, не прав, главное, что бедный, — усмехнулась она.

— Что-то в этом роде. Говорят же: «Права или не права, но это моя родина». Выбор делаешь раз и навсегда, может быть и ошибочный. Только истории дано это рассудить. — Он забрал у Роз пулю и сказал: — А сейчас хорошо бы поесть. Я ведь ничего не ел со вчерашнего вечера. — Он перенес со стойки на стол блюдо с сандвичами. — Прошу вас. Я заметил — у вас привычка пить на пустой желудок. Это вредно для нервов.

— Мне не хочется есть.

— А мне хочется, — он взял сандвич с ветчиной и откусил здоровенный кусок. Она водила пальцем по краю блюда.

— Расскажите мне, — сказала она, — что вы делали до того, как все это началось.

— Я читал лекции по французской литературе средних веков. Не бог весть какое захватывающее занятие, — он улыбнулся. — Но было и кое-что интересное. Вы слышали про «Песнь о Роланде»?

— Да.

— Так вот, я обнаружил Бернскую рукопись этой «Песни».

— Мне это ни о чем не говорит, — сказала она. — Я в этом круглая дура.

— Лучшим оригиналом «Песни» считался тот, что хранится у вас в Оксфорде, хотя в нем масса пропусков и более поздних исправлений. Затем — Венецианская рукопись. В ней восполнены пропуски Оксфордской, но не все. Научная ее ценность невысока. — И с гордостью добавил: — А я нашел Бернскую.

— Вы нашли? — сказала она задумчиво, не сводя глаз с пули, которую он держал в руке. Потом посмотрела на его израненный подбородок и рубец на губе. Он сказал:

— Помните то место, где Оливье, увидев приближающихся сарацинов, уговаривает Роланда протрубить в рог и призвать на помощь войска Карла?

Шрам на его подбородке, казалось, интересовал ее больше, чем Роланд.

— А как… — начала было она, но он продолжал свое.

— Однако Роланд не протрубил, он поклялся, что сколько бы ни было врагов, они не заставят его взывать о помощи. Здоровенный, отчаянный балбес. На войне часто выбирают в герои не того, кого надо. Оливье — вот кто должен был стать героем «Песни», а его задвинули на второй план, рядом с кровожадным епископом Турпином.