Майкл Уивер - Заложники обмана Страница 14

Постоянный страх был лишь следствием. Чего? Любви Генри?

Это звучало как насмешка. Даже спустя столько лет наиболее сильным воспоминанием о Генри Дарнинге оставалось ощущение, что она прошла некий этап половой близости с экзотическим, чрезвычайно привлекательным животным. Этот мужчина возбуждал. Все вокруг него дышало чувственностью и страстью. Более чем вдвое старше ее, он был наизнаменитейшим из золотой плеяды знаменитых юристов Уолл-Стрит. Ее он взял прямо из юридической школы в свою фирму, свою постель и свое блистательное окружение.

Генри Чарлз Дарнинг сказал ей однажды – и вполне серьезно, – что в состоянии понять душу любого человека, только лишь прикоснувшись пальцем к тому месту на его теле, под которым бьется сердце. А она находилась под таким обаянием его ауры, что готова была в это поверить.

Даже здравый смысл, обретенный с годами, не позволил бы ей считать, что она тогда была глупа. Попросту была очень молода, исполнена почти благоговейного уважения, сверх меры влюблена, возбуждена, охвачена любопытством и чувством полного раскрепощения в своем желании познавать непознанное.

Но где был предел? Ведь предполагается, что он всегда есть?

Как видно, не для нее. И не при том физическом напоре, с каким обрушивалась на нее чувственная любовь Генри. Потому что при всей своей любезности и утонченности он удивительно умел использовать высокое и старомодное словечко на букву “л” для того, чтобы вовлечь ее в сферу изощреннейших эротических игр.

Она, казалось, слышала сейчас его голос. Продолжай, любовь моя. Не принимай этого слишком всерьез. Все это шутки и забавы.

Шутки и забавы… Тела, сплетающиеся в похотливом экстазе, словно змеи в гнезде, обжигающие языки пламени, прокладывающие себе путь прямиком из адской кухни.

И все же незачем себя обманывать. Вряд ли она могла бы считать себя невинной мученицей. Генри вел ее за собой на поле игры, но она делала свою игру сама. И пока игра продолжалась, испытывала невероятное и дикое возбуждение и не отступала перед ним. Стыд, самоуничижение, финальный трагический ужас появились только в конце.

Она, конечно же, не рассказывала Питеру ни о чем подобном. Даже теперь… в особенности теперь, после того как прожила с ним девять лет как любимая жена и как преданная мать его сына. Да она скорее умерла бы, чем поведала бы ему о безудержном, немыслимом вожделении, на которое она тогда с восторгом обнаружила себя способной. И если бы худшие из ее периодически возникавших страхов воплотились в реальность, она призвала бы на себя лишь одно – смерть.

Какие скверные мысли в это сияющее летнее утро… Да что, в конце-то концов, с ума она, что ли, сходит? Совершенно ясно, что она должна опасаться только Генри Дарнинга. А он, ее бывший ментор, судя по всему, считает, что она покоится в глубинах Атлантического океана.

Глава 11

Джьянни Гарецки лежал и прислушивался к дыханию Мэри Янг на другой кровати. Дыхание было ровное и тихое, Мэри не двигалась, но Джьянни знал, что она не спит.

Они находились в мотеле в Добс-Ферри, чуть в стороне от бульвара Соу-Милл-Ривер. Это была их первая ночь вне дома Мэри Янг. День они провели, отмывая следы крови, стирая отпечатки пальцев и закапывая усопших, а точнее, убиенных агентов ФБР. И вот теперь он и она здесь.

У них не было возможности узнать, появились ли сообщения в газетах – и какие. Поэтому Джьянни был очень осторожен. Регистрируясь в мотеле, он оставил Мэри в машине. Любой, кто увидел бы ее, конечно запомнил бы лицо. Его лицо тоже запоминалось, но по другим причинам.

Огни проходящих по бульвару машин пробивались сквозь жалюзи. Звуки накатывались, словно волны прибоя. Когда движение на бульваре на время прекращалось, тишина и темнота наваливались Джьянни на грудь.

Вдруг он услыхал, как Мэри негромко рассмеялась.

– Что так смешно? – спросил он.

– У меня такое впервые в жизни.

– А именно?

– Находиться вдвоем с мужчиной в комнате мотеля, но не в одной постели.

– Ну и каково оно?

– Великолепно. Правда, немножко одиноко. И, может быть, слегка обидно.

Джьянни промолчал.

– Спасибо, что взял меня с собой, – сказала она.

– Со мной они могут убить тебя так же легко, как и одну.

Она некоторое время подумала, потом согласилась:

– Вероятно. Но поскольку я прожила свою жизнь до сих пор в одиночестве, умирать таким же образом не хочется.

На многолюдных улицах большого города всегда легче затеряться, и поэтому наутро они отправились прямиком на Манхэттен.

Джьянни записал их в книге огромного отеля “Шератон” как мистера и миссис Томас Каллахан, заплатил наличными вперед за три дня и один поднялся в номер. Мэри постучалась в дверь и присоединилась к нему через десять минут.

– Здесь куда лучше, чем в Добс-Ферри, – сказала она. – Что мы теперь будем делать?

– Попробуем отыскать Витторио.

– Я даже не представляю, с чего начать.

– А тебе и не надо. Это моя работа.

– А моя какая?

– Оставаться незаметной. – Он окинул ее взглядом. – Если это возможно… Но я полагаю, ты можешь нацепить темные очки и одеться как туристка.

– А ты тоже изменишь внешность?

– Что-нибудь придумаю.

Они молча постояли, глядя друг на друга.

– Будь осторожен, – произнесла она.

Такого он не слышал после смерти Терезы.

– Когда ты собираешься вернуться? – спросила Мэри Янг.

И такого тоже, подумал он.

– Не знаю. Если задержусь, то постараюсь позвонить. Ты тоже. И не общайся ни с кем из знакомых. Это важно. Никаких исключений.

Она кивнула.

– И последнее, – сказал он. – Нам надо договориться о сигнале опасности. Если я позвоню тебе сюда или в другое место и спрошу, как дела, ты дай мне один из двух ответов. Если все хорошо, скажи: “Отлично”. Но если ты в опасности, отвечай: “Как нельзя лучше”, и я пойму. Точно так же отвечаю я на твой звонок, о’кей?

– Да.

Она выглядела странно одинокой и покинутой, когда он обернулся, уходя. Или ему просто показалось?

В лавке театрального костюмера на Девятой авеню Джьянни приобрел для нужд собственного камуфляжа седой парик, соответствующие усы и очки с простыми стеклами в роговой оправе, благодаря которым он стал похож на пожилого бухгалтера.

Уловка или удовольствие. На него это подействовало, во всяком случае, до странности сильно… словно бы удалось бросить тайный и мимолетный взгляд на свой будущий облик. Лет этак через тридцать. Хорошо бы дожить.

С ощущением, что теперь он куда менее узнаваем в своем родном городе для тех, кто охотится за ним с отсутствующим выражением лица, Джьянни принялся за дело. Первой его целью был однокашник по школе искусств, толстый и кудрявый Энджи Альберто, отца которого Дон Карло поручил убрать Витторио Батталье, а тот исчез. Джьянни не имел представления, что может Энджи сказать о Витторио, да, собственно говоря, неясно, жив ли Энджи и в городе ли он. Но ничего иного ему в данный момент не оставалось.

Джьянни нашел телефонный справочник Манхэттена, и ему сразу повезло. В справочнике оказался только один Анджело Альберто, квартира и мастерская которого находились в одном и том же доме на Риверсайд-Драйв.

Через двадцать пять минут Джьянни вышел из такси перед украшенным лепниной зданием начала тридцатых годов, в значительной мере утратившим былую элегантность; фасад дома выходил на Гудзон. Субтильный швейцар примерно того же возраста, что и здание, сидел в вестибюле и просматривал бюллетень скачек.

– Анджело Альберто, – произнес Джьянни, обращаясь к нему.

– Квартира двенадцать-си, – ответил швейцар, почти не поднимая глаз.

В лифте Джьянни снял парик, усы и очки и рассовал все это по карманам. Не стоит пугать Анджело больше, чем следует.

На двенадцатом этаже он прошел по затхлому коридору, позвонил в дверь квартиры номер двенадцать-си и минутой позже уже смотрел в круглое, постаревшее лицо далеко уже не мальчика, но еще более толстого Анджело Альберто.

– Привет, Энджи.

Темные глаза Энджи заморгали, а губы зашевелились. Тени эмоций скользнули по лицу.

– Джьянни?

– Он самый. – Джьянни широко улыбнулся, демонстрируя добрые намерения. – Как поживаешь?

– Привет! Далеко не так хорошо, как да Винчи и ты. Я то и дело читаю о тебе. – Энджи уже справился с волнением. – Входи же. Добро пожаловать… Господи Иисусе, вот так сюрприз! Сколько же времени прошло? Двадцать лет…

– А кажется, что целых двести.

Так Джьянни вторгся в жизнь Анджело Альберто.

Один беглый взгляд объяснил ему все… Полутемная прихожая, кухня, комбинация “кабинет-гостиная”, единственная спальня. Энджи работал на рекламу и каталоги, занимаясь главным образом моделями мужской одежды. Даже лучшее из сделанного им следовало отнести к третьему сорту. На семейных фотографиях изображены толстый мальчик и девочка. Снимков жены нет. Жизнь по-прежнему наносила удары бедному Энджи. Об этом можно было догадаться, едва переступив порог его жилья. Здесь пахло чем-то кислым, и казалось, что запах исходит от самого Энджи. Будучи добрым по натуре, Гарецки решил этого не замечать.