Тринадцатая ночь. Роман-гипотеза - Сергей Александрович Кредов Страница 15

будущий Петрович в первой загранкомандировке работал в советском торгпредстве шофером, разумеется, совмещая с этим ряд более деликатных обязанностей. У первого его начальника было странное убеждение, что все уважающие себя профессиональные водители носят отчество «Петрович». Он и переименовал своего подчиненного. С тех пор повелось. По прошествии лет обращение «Петрович» стало своего рода паролем, знаком того, что обращающийся находится в особо доверительных отношениях с начальником президентской службы безопасности.

Две недели назад при их встрече на конспиративной квартире Петрович с большим сомнением разглядывал Георгия Васильевича. «Из него такой же Букин, как из меня Бен Ладен», — подумал он. Шеф уверял, что они с Прониным когда-то были похожи? М-м… Тут не гримирование, а целая пластическая операция предстоит. Ладно, нет худа без добра, может быть, Букин одумается и похерит всю эту затею.

Задача Петровича состояла в том, чтобы рассказать Пронину, какие опасности подстерегают президента — подлинного или мнимого — 1 сентября в Беслане. Он не пожалел мрачных красок. В начале лета спецслужбы в Москве арестовали шахидку, которая то ли не смогла, то ли не захотела привести в действие взрывное устройство. На допросах выяснилось, что организаторы готовили ее в Беслан, но потом поменяли задание, видимо, почувствовав, что она может дрогнуть. Однако они были убеждены: в начале сентября 2007 года им представится реальный шанс! Это вытекало из ее показаний. Значит, для Беслана готовят другую группу? Сведения, полученные от шахидки, стали последним звеном в цепи других данных, указывающих на то, что в Северной Осетии готовится террористическая акция, приуроченная к Дню знаний. Спецслужбы сбились с ног, но выйти на след террористов никак не могли. Не только Петрович, все руководители службы безопасности президента были единодушны: покушение реально, предотвратить его на дальних подступах не удается. Ехать президенту в Беслан нельзя.

— Но он вбил себе это в голову, — проворчал Петрович. Этика его профессии допускала грубоватую, по-солдатски прямую критику поступков шефа — в сердцах, от собачьей преданности и избытка заботы о его жизни и здоровье.

— Вы просчитывали риск? — спросил Георгий Васильевич, поежившись.

— То, что попытка будет предпринята, я практически не сомневаюсь, — безжалостно продолжал Петрович. — Придется действовать по ситуации. Понятно, наши люди будут стоять на ушах. Но там много неуправляемого народа. У половины города кто-то из родственников пострадал, можете себе представить. Есть сволочи, которые их заводят. Мне уже по ночам снится: к президенту лезут женщины в черном, а я ничего не могу с этим поделать.

Беседуя с Прониным в резиденции Горки-9, Петрович был явно не в своей тарелке. Это не вязалось с его обликом. Массивный Петрович в обычное время казался обломком стены, к которой хотелось прислониться. Этот человек давно осознал свое место в мире. Есть люди сильнее его, которым он должен подчиняться, способность к слепому подчинению вошла в его плоть и кровь. И есть люди — их большинство — слабее его. Они это должны понимать, и тогда у них не будет проблем. Когда он пристально смотрел на представителя мира более слабых, тому казалось, что на переносицу ложится пудовая гиря. Но это когда Петрович смотрел спокойно. А если он гневался, что случалось редко за ненадобностью, то гиря становилась двухпудовой и даже могла в оппонента полететь — не каждый выдерживал такой его взгляд. Жизнь Петрович воспринимал исключительно как борьбу, окружающих делил на своих и чужих; первые пользовались его преданностью и покровительством, зато вторые… Вторые, считал он, пусть сами позаботятся о себе.

Впервые за годы их знакомства Петрович не просто осуждал своего шефа, он категорически отказывался его понимать. И если он частично смирился со своей участью, то лишь потому, что альтернатива казалась ему катастрофической: Владислав Владиславович Букин сам поехал бы в Беслан 1 сентября открывать учебный год.

Петрович, конечно, не мог саботировать данное ему поручение президента. Но он выполнял его без огонька, надеясь, что в последний момент шеф все-таки передумает — хотя бы в части своего перевоплощения в главу какой-то питерской фирмешки. Петрович запросил подробную информацию о Пронине. Однако справка не могла поколебать намерения Букина: название «Тесей» ни разу не значилось в криминальных сводках, конфликты фирмы с ее конкурентами по бизнесу если и имели место, то никогда не выходили наружу. Так было, по крайней мере, в последние семь лет. Сам Георгий Васильевич, судя по справке, вел размеренную и скучноватую жизнь успешного, неконфликтного бизнесмена.

Примерно через неделю после их первой встречи Петрович заехал к Пронину домой, внимательно осмотрел и сфотографировал квартиру, подъезд к дому, взял пакет, который Георгий Васильевич подготовил для Букина. В пакете находилась подробная справка, составленная по всем канонам их прежней профессии: клиенты, коллеги, знакомые, соседи, прошлое и настоящее фирмы «Тесей», риски и так далее, с фотографиями. Правда, все это было тщательно запечатано и предназначено для сведения одного человека — отнюдь не Петровича (с неудовольствием отметил тот). Они еще раз подробно обсудили детали. Затем была новая, третья по счету, встреча. И вот подошел день 31 августа.

Начало операции прошло гладко.

Около 14 часов в квартиру 45 дома № 14 по улице Энтузиастов вошли хозяин и его внушительного вида спутник. Вскоре те же двое покинули помещение. Так могло показаться со стороны, если бы кто-нибудь из соседей наблюдал эту картину. Вскоре Пронин — настоящий Пронин — находился на борту вертолета, взявшего курс в направлении Москвы.

Дома у него остался человек, похожий на Пронина. Здорово похожий.

Теперь, наблюдая Георгия Васильевича в новом обличии, Петрович не мог не изумляться: ну и ну! И ведь не сказать, что специалисты из лаборатории ФСБ над ним сильно поработали. Сбрита шкиперская бородка, добавлены волосы на макушке, голубые глаза стали серыми, к тому же завтра они будут спрятаны за очками в легкой золотистой оправе с затемненными стеклами — могла же у президента после отдыха в Сочи разыграться аллергия на солнечный свет. «Кто бы мог подумать?» — изумлялся Петрович.

Пронинская внешность тоже оказалась несложной для воспроизведения. Борода у Букина во время его двухнедельного отпуска в августе успела вырасти своя, ее только подкрасили, добавив седины. Благородная лысина, роговые очки, трубка в зубах: писатель, путешественник, даже предприниматель средней руки — кто угодно, но только не тот, кем Владислав Владиславович был раньше. Разговор с Букиным и Прониным, загримировавшимися друг под друга, за те полчаса, что они провели вместе 31 августа, стал испытанием для психики Петровича.

Он до последней минуты надеялся: что-нибудь или кто-нибудь сорвет задуманную шефом операцию. Нет, ничто и никто