Максим Теплый - Остров Сердце Страница 16

– Так вы еще и психолог? – не скрывая злой иронии, уточнил Каленин.

Коровин вдруг заметно распрямился, стал более официальным и смотрел на Каленина пристально и строго.

– Служба такая, господин Каленин! Дотошность предполагает… Знание разных фактов и фактиков! И даже понимание всяческих тайных изгибов человеческой души. Вот скажите, вы зачем приехали к нам на остров?

– Родню повидать. Вы же, Тимофей, только что сами мне пеняли, что редко бываю.

– Нет, господин хороший! – безапелляционно заявил милиционер. – Вы приехали себя показать. Смотрите, мол, какой я успешный да ладный. Все, мол, у меня в шоколаде. Костюм невиданного покроя – такие только артисты заморские носят. И часы швейцарские.

– Да не швейцарские они! – обиделся Каленин.

– А вы достатка не стесняйтесь! Пусть бы и швейцарские. Только в нос ими тыкать не надо! – жестко добавил он. – И книги ваши дурацкие, статейки да наука – то же самое, только в профиль!

– Книги тут при чем? – опешил Каленин.

– А при том! Вы своими научными почеркушками только себя одного и тешите! Самолюбие свое возбуждаете! С умным видом рассуждаете про карнавализацию и полифонизм в творчестве Бахтина! А кто все это читать станет? Этот ваш интеллектуальный бред? Ну, я – понятно! У меня к вам свой интерес! А другим-то? Кому он интересен, ваш Лесков?! Тоже, кстати, дрянного склада был мужик. Мракобес и ретроград! Тьфу!!!

Коровин смачно плюнул себе под ноги. Он основательно вспотел, но был настолько увлечен своими рассуждениями, что не замечал, как пот градом катит из-под фуражки. При этом он то и дело дергал головой, как лошадь, сбрасывая капельки себе на пыльные брюки.

– Это вы, Беркас Сергеевич, таким способом себя над другими ставите! Я, мол, умнее! Я, видите ли, с Бахтиным на одной ноге!… А на поверку, такой ли уж вы золотой и серебряный? Если копнуть? Если подойти к вам с точки зрения морали? Или даже Уголовного кодекса?

– Что вы несете?! – сорвался на крик Каленин.

– А это я как раз к делу перехожу, господин Каленин. К служебному! – Коровин сделал официальное лицо: – Заявление от граждан имеется, жителей острова то есть. Устное пока!

– Какое заявление?

– Весьма серьезное. О ваших развратных действиях в отношении гражданки Шебекиной "Ве" "Эс". Веры Сергеевны, значит… Есть мнение у людей, что вы ее принуждали к сожительству…

– Что-о-о??? – подпрыгнул Каленин.

– Более того, есть предположение, что вы с указанной гражданкой знакомы давно. И если в результате следственных действий это подтвердится, а именно будет установлено ваше давнее знакомство с гражданкой Шебекиной, так сказать, до ее полного совершеннолетия, то я не исключаю, что вам будет инкриминировано совращение несовершеннолетней. Если докажем… это, господин Каленин, надежных годов пять строгого. А если выяснится, что по принуждению…

Коровин победоносно хлопнул себя по пыльным коленкам.

– Так что попрошу вас остров не покидать до выяснения всех обстоятельств дела. Мы вам очную ставку устроим – и с Верой Сергеевной, и с отцом ее Шебекиным "Эс" "Ю", Сергеем Юрьевичем то есть, чтобы он рассказал органам, известно ли ему об отношениях своей дочери с вами и о том, как давно эти отношения имеют место…

Каленин вскочил и потрясенно уставился на Коровина:

– Вы что, серьезно? Или это дурацкий розыгрыш, с Веркой заодно? Вы же умный человек, про Бахтина знаете, поймите – девчонка все придумала! Да я эту артистку сегодня первый раз в жизни видел!

– Нет, это вы артист, господин Каленин! Я двадцать лет наблюдаю, как вы над нами в Москве куражитесь! И поэтому отношусь к информации о вашем бесстыдном поведении со всей ответственностью и служебным педантизмом! И не помогут вам попытки отрицать свою причастность…

– Может, прямо тут арестуете?!!- возмутился Беркас.

– Я бы с удовольствием! – серьезно ответил старший лейтенант, смахивая со лба очередную порцию пота. – Но пока не могу. Только предупреждаю! Лично, так сказать! В превентивном смысле!

Тут уж Каленин окончательно потерял голову. Неожиданно для себя он вцепился в ворот милицейской рубахи и принялся ее дергать, сопровождая атаку выкриками:

– Ах ты, филолог хренов! Лучше бы за порядком следил!!! У тебя пацаны по острову с гранатами бегают, а ты за мной подглядываешь! Мерзавец!… А ну!!!

Он еще пару раз со всей силы мотанул низкорослого милиционера из стороны в сторону, и у того отчетливо затрещала рубашка – сначала на вороте, а потом и на спине. Одновременно лопнула резинка, крепившая на шее галстук, отчего тот повис, держась исключительно на заколке.

Коровин побелел лицом и, встав на цыпочки, одной рукой ухватил Каленина за пиджак, который был уже основательно помят и испачкан в ходе обезвреживания гранаты. Другой же рукой он стал судорожно дергать за "язычок" застежки кобуры.

– Думаешь, тебе все можно, прыщ московский?! – рычал он. – При исполнении оскорбляешь?!… Действием?! Гадом буду, посажу!!!… И про гранату ты у меня расскажешь!… Как миленький, расскажешь!

Так они трясли друг друга с минуту, а может, и дольше. Наконец, Каленин опомнился. Он резко оттолкнул от себя взмокшего и основательно потрепанного участкового, повернулся к нему спиной и, не оглядываясь, зашагал обратно в сторону деревни.

Задыхаясь от возбуждения, вызванного скоротечной схваткой, он спросил у встретившейся старушки, где тут дом Шебекиных.

– Здравствуйте, Беркас Сергеевич! – с интересом прищурилась та, поскольку внешний вид Каленина мог смутить любого. – Ежели вы к Верке, то нету ее дома. Только что видала, она куда-то со Степкой пошла. Это жених ее, если знаете… А дом – вон тот, что с крашеной крышей, Сергей на майские покрасил. А сам-то он дома, куды ему деваться…

У Шебекиных

Сергей Шебекин любил свою жену Тоню так сильно, что каждый день просыпался с одной и той же мыслью: ему хотелось сделать что-то такое, чтобы она, оценив его поступок, подошла, взяла за руку и, глядя прямо в глаза, сказала, наконец:

– Знала, что любишь! Но чтобы так сильно?… Поэтому за все годы твоего мучительного терпения скажу: и я люблю тебя, Сергей!

Только не было в мире такого поступка, который мог бы заставить Тоню произнести эти слова. Разве что пытать ее страшной пыткой?! Да, похоже, и под пыткой не скажет…

А вышло все после ее возвращения из Астрахани, с курсов повышения квалификации клубных работников. Что уж там у нее было – толком никто не знает и поныне. Только встретив ее на причале, Сергей на глазах у всех ударил жену наотмашь по лицу. А потом, того хуже, выхватил из-за голенища заранее припасенную нагайку, задрал ей юбку, да и полоснул сыромятиной по розовым ягодицам – так приложился, что гладкая упругая кожа сразу лопнула и брызнула алым соком.

Те, кто видел эту безобразную сцену, а таких нашлось с десяток, рассказывают, что после страшного удара Антонина спокойно одернула подол и, не говоря ни слова, пошла к дому. Росточку она была невеликого, но шла твердо и гордо, будто какую правоту за собой знала.

Серега опомнился, догнал ее и бухнулся перед ней в пыль на колени. Она же и тут повела себя странно: потрепала мужа по густым смоляным вихрам, да и двинулась мимо, будто ничего и не было.

А Сергея настиг молодой сержант милиции Тимоха Коровин. Так, мол, и так, говорит, пройдемте за рукоприкладство! Нарушаете! Хулиганите в публичном месте! Драка против представительницы женского пола!

Ну, Серега всего-то отмахнулся от него: мол, отойди, козел! Не твое собачье дело в семейные ссоры встревать! Но отмахнулся неудачно. На "среднюю тяжесть при исполнении", поскольку попал Коровину в челюсть, которая возьми да и хрустни в двух местах! И сел Серега, как водится.

Дали два, отсидел один…

Может, история и забылась бы с течением лет, учитывая, что побитая мужем жена в деревне дело обычное, а получить срок за драку мог почти каждый островной житель мужского пола, достигший шестнадцати лет.

Но эта семейная стычка запомнилась еще и другим, совсем уже скандальным поворотом сюжета: ровно через девять месяцев, день в день, Антонина родила дочку. Эту арифметику деревенские доброхоты вычислили сразу, ну, и пошли всякие разговоры, сдобренные тем, что Вера к пятнадцати годам вымахала выше матери на целую голову и к тому же была яркой блондинкой, тогда как и Сергей, и Антонина – оба были темноволосыми.

Доброхотов нисколько не смущало, что лицом Верка была копия отец – только другой масти. К тому же Сергей Шебекин был парень плечистый, а уж ростом точно больше маховой сажени.

Замолить дикий поступок Сергею не удалось. Антонина установила свой строгий порядок жизни с мужем. Он был полностью обихожен. Ходил, как полагается, всегда в чистом. После работы его встречал накрытый к ужину стол, дома были уют и порядок. Но с Сергеем она почти не разговаривала и до себя допускала только в крайнем случае, когда видела в глазах мужа окончательную муку. Да и то с показным безразличием.