Сергей Соболев - Кремлевский пасьянс Страница 19

Полковник не догадывался, что одновременно с ним подобную проблему решили для себя еще двое. Мотивы их решений существенно отличались, но выводы совпадали с большой точностью. Оба жаждали превратить жизнь некоторых людей в ад и готовы были об этом позаботиться. Надо сказать, они умели это делать.

Существовало еще одно обстоятельство, о котором не подозревал Кобозев. В укромном месте на склоне близлежащей горы расположились двое в длиннополых одеждах. Один из них с помощью сверхмощной оптики наблюдал за действиями людей Кобозева, второй тем временем щелкал затвором длинноствольного фотоаппарата.

Эти люди не числились в кадровых списках КГБ или ГРУ. И это были не афганцы.

Часть третья

Глава первая

Совещание в кабинете директора ЦРУ Уильяма Кейнса подходило к концу. Оно являлось итоговым, а его проведению предшествовала напряженная трехмесячная работа сотен аналитиков и экспертов. Совещание должно было завершиться принятием двух важных документов. Один из них уже был детально обсужден, одобрен всеми участниками и заверен визами Кейнса и его заместителя по оперативным вопросам Джона Макмиллана. Речь идет о документе с рабочим названием «Возможности разведки на 1986–1991 гг.»

План Кейнса предусматривал рост бюджета на разведывательные цели с двадцати миллиардов долларов в восемьдесят шестом году до тридцати одного в девяносто первом. Были, наконец, определены и источники финансирования, что явилось самой трудной задачей при составлении плана. Кейнс был уверен, что министерство обороны поддержит его усилия. Там сидят толковые парни, которым нет нужды объяснять, что разведка не относится к вещам, на которых следует экономить. С критикой плана мог выступить сенатский комитет по разведке, но времена сенатора Черча прошли безвозвратно. Когда Кейнс принял дела у адмирала Тернера в 1981 году, ЦРУ находилось в плачевном состоянии. Сотрудники выглядели подавленными, в газетах только ленивый не ругал американскую разведку, заседание сенатской комиссии по расследованию деятельности ЦРУ напоминало бесконечный, как мыльная опера, судебный процесс. По гулким коридорам Лэнгли шатались ватаги журналистов и телерепортеров, заглядывающих в поисках сенсации во все темные углы и мусорные бачки. Кейнс долго не хотел ссориться с сенаторами, но те сами принудили его к этому. Сражение полыхало почти два года, Кейнс не раз был на грани поражения, случилось даже так, что дело уже запахло не просто отставкой, а тюремной решеткой, но он проявил твердость и выиграл. Закончилось все тем, что он отучил законодателей, а заодно и докучливую прессу, совать нос в дела разведки.

Белый дом в восьмидесятых годах проводил жесткую внешнюю политику, и в первую очередь это касалось СССР и его союзников. Кейнс, далеко не последний человек в команде президента, сумел за относительно короткий срок кардинально перестроить работу Агентства, и теперь ЦРУ, по выражению самого Кейнса, занималось жесткой разведкой.

Пост директора ЦРУ давал Кейнсу ряд важных преимуществ, которые помогли ему примириться с угасшими надеждами заполучить другую, более высокую должность в администрации, например, государственного секретаря или министра обороны. Четыре года назад, в 81-м, он, скрепя сердце, согласился возглавить Агентство, понимая, что это его последний шанс в большой политике. Впоследствии он ни разу не пожалел о принятом решении. Вместо официальной светской власти он заполучил доступ к рычагам тайной, закулисной, и от того наиболее эффективной власти.

Директор ЦРУ автоматически наследует должность ДЦР – директора центральной разведки, иными словами, осуществляет руководство всем разведывательным сообществом США. Кроме ЦРУ, сюда входят АНБ, ФБР, УРМО (управление разведки министерства обороны), разведка отдельных родов войск, управление национальной аэрокосмической безопасности, соответствующие управления госдепа и некоторых министерств. Внушительная сила! Немаловажным является и тот факт, что ДЦР подчиняется только президенту и Совету национальной безопасности, членом которого он является.

Его работа в роли главы разведки была достаточно успешной. Во всяком случае, при Кейнсе не было таких явных провалов, как во времена его предшественника, когда агенты ЦРУ в Иране упорно не замечали признаков исламской революции, а Хомейни в своих донесениях называли «милым стариком с легкими причудами». Его успех объяснялся целым рядом обстоятельств. Во-первых, сам Кейнс был опытным оперативным работником, правда, его опыт падал на годы работы в Управлении стратегических служб. Он принадлежал к славной когорте «ковбоев» – опытных ветеранов-оперативников. А во-вторых, этот человек никогда не чуждался аналитической работы, его перу принадлежал целый ряд серьезных исторических исследований. Иными словами, он умел работать с информацией, превращать груды разрозненных фактов в квинтэссенцию происходящих в мире событий. Не только друзья, но даже враги ставили его в один ряд с такими столпами разведки, как Донован, Хелмс и Колби.

Этому человеку исполнилось семьдесят три года, в его облике не было ничего героического. Своей внешностью он скорее напоминал рассеянного профессора, чем главу могущественного учреждения. Редкие седые волосы торчали в разные стороны, большие обвисшие уши, глубокие морщины на лице и вдобавок ко всему какой-то растерянный, даже смятенный взгляд выцветших глаз из-за толстых линз старомодных очков. В разговоре он умудрялся терять половину гласных, а тембр и сила голоса постоянно менялись, что создавало сложности для его собеседников. Это обстоятельство сделало его на какое-то время объектом насмешек среди подчиненных. Злые языки рассказывали немало забавных историй, связанных с манерой разговаривать шефа американской разведки. Например, такую.

В первые дни после избрания на пост ДЦР Кейнс проживал в отеле «Джефферсон». Неподалеку находилось советское посольство и имелось подозрение, что Советы обзавелись новой технологией прослушивания разговоров, благодаря использованию высокочувствительных направленных телескопических антенн. Машина Кейнса два раза в день проезжала по 16-й улице, где находилось советское посольство, поэтому служба безопасности ЦРУ проинформировала своего босса о необходимости соблюдать осторожность. Надо сказать, что Кейнс послушно выполнял рекомендации, сохраняя молчание на опасном участке пути. В один из таких дней рядом с Кейнсом в машине оказался его заместитель по оперативным вопросам. Они обсуждали текущие вопросы, и в какой-то момент Кейнс замолчал, словно воды в рот набрал. Тогда заместитель тонко улыбнулся и сказал:

– Не следует беспокоиться по пустякам, босс. Уверен, у русских ничего не получится. Я сижу всего в метре от вас и то не понимаю ни единого слова…

Это, конечно, шутка, причем не самая злая. Но в 1985 году никто из сотрудников больше так не шутил. Даже клички «губошлеп» и «мямля», казалось бы, навечно приставшие к Кейнсу, постепенно вышли из обихода. Объяснение этому только одно: за внешностью рассеянного профессора, «губошлепа», скрывался жесткий, даже жестокий человек, наделенный блестящими организаторскими способностями.

Если кому-нибудь удалось бы заглянуть сейчас в мысли этого человека, он был бы крайне удивлен: Кейнс был растерян, а если называть вещи своими именами, его настроение следовало бы охарактеризовать как паническое. Он славился своим умением слушать собеседника, но в данный момент никак не мог сосредоточиться на выступлении начальника оперативного управления Клэра Джексона. А речь шла о делах первостепенной важности. Джексон представлял свои соображения по поводу второго документа, имеющего рабочее название «Стратегические цели и задачи американской разведки в СССР».

Кейнс встал из-за стола и, уловив недоумевающий взгляд Джексона, кивнул: «Продолжайте». Он подошел к окну своего кабинета, расположенного на седьмом этаже административного здания ЦРУ, и уставился немигающим взглядом на верхушки деревьев огромного живописного леса, который с этой стороны подступал вплотную к владениям Кейнса. В голову пришла мысль, что он напрасно согласился заменить обстановку в кабинете, эта тяжеловесная французская мебель в стиле «ампир» давит на психику, создавая чувство потерянности и дискомфорта.

«Господи, о каких пустяках я думаю!» – чертыхнулся про себя Кейнс и вернулся за стол.

Джексон тем временем перешел к анализу состояния резидентуры ЦРУ в Москве. Состояние дел в Москве можно было охарактеризовать одним словом – катастрофическое. Советский Союз всегда был «крепким орешком» для любой западной разведки, особенно, когда речь идет об оперативной работе. В настоящее время американцы располагали в СССР двадцатью пятью контролируемыми агентами, однако до уровня легендарного Пеньковского никто из них не дотягивал. Даже те скудные данные, которые все же поступали из России, зачастую вызывали у аналитиков скептицизм и прямое недоверие. Любой завербованный советский гражданин на деле мог оказаться агентом-двойником. О том, чтобы проникнуть в «святая святых» – в руководящие круги СССР, даже речи идти не могло. Сотрудники элитного советского отдела считали агентурное проникновение в СССР делом малоперспективным, основной упор делался на техническую разведку и повышение эффективности работы московской резидентуры. По мнению Джексона, с выполнением последнего пункта возникли существенные трудности. В начале восемьдесят третьего года из советского отдела в Москву был переведен Эдвард Ли Ховард, как выяснилось впоследствии, советский агент. В Лэнгли он прошел все необходимые проверки, в том числе и на детекторе лжи. После прибытия в Москву Ховард как оперативный работник получил доступ к установочным данным агентов. Агентурная сеть была разгромлена, «замолчала» большая часть технических средств, советские агенты были арестованы и приговорены к высшей мере наказания. Советы выдворили из страны второго секретаря посольства Пола Стомбауха и четверых сотрудников ЦРУ, работавших под различного рода прикрытием.