Алексей Ростовцев - Ушел в сторону моря Страница 2

— Значит, — соображает Женька, — конец ей в девяносто пятом — девяносто шестом.

— Верно, — соглашается Иван. — Все смуты имели общие моменты. Первый — наличие двух Лжедмитриев, двух ставленников иностранных спецслужб, которые влезали в душу народа, беспардонно используя наглую ложь, демагогию и неосуществимые посулы.

— Кого же ты считаешь Лжедмитриями третьей смуты?

— Эсеров Керенского и Савинкова. Первый дуростью своей угробил Февральскую революцию, второй чуть не угробил Октябрьскую. Ведь это эсеры организовали мятеж чехословацкого корпуса, восстания в Москве, Ярославле, Рыбинске, Кронштадте, на Тамбовщине. Они начали гражданскую войну. Кстати, гражданская война и иностранная интервенция, также обязательные признаки великих российских смут. Это второй их общий момент. Третий вытекает из второго: полное разорение и развал державы.

— Во! Интервенции нам как раз и не хватает, — ворчит Женька. — Хорошо, если она останется только долларовой.

Сон у Ивана короткий, чуткий. Ни свет ни заря вместе с окружающей фауной он продирает глаза и будит Женьку. Наспех перекусив, они забрасывают удочки. Насаживая червя на пронзительно острый крючок. Женька всегда ощущает легкую резь в собственных внутренностях. Ну да, думает он, я ведь тоже новый русский.

Иван долго молчать не может и вскоре начинает распугивать рыбу.

— Если бы ты только знал, Евгений, — басит он, — сколько на святой Руси разной мути, грязи и погани! И вся эта погонь происходит от потери связи со своим классом. Крестьянин, бросивший землю, рабочий, оставивший свое ремесло, интеллигент, отложивший в сторону книгу, — все это есть деклассированный элемент, злейший враг общества. Элемент этот крайне неоднороден. Делится он, как и все живое, на умных, посредственных и глупых. Умные возглавляют воровские кланы, глупые становятся алкоголиками и бомжами, посредственные прут в политику. Вся наша беда в том, что нами на протяжении долгих лет правил посредственный деклассированный элемент. Чаще всего это были оторвавшиеся от своих классов крестьяне и рабочие: Хрущев, Брежнев, Горбачев и другие. Сегодня во власть полезли еще и деклассированные мэнээсы. Скажи, Евгений, ты мог бы представить себе академика Лихачева, несущегося впереди пьяной толпы, которая бьет витрины и крушит памятники?

— Только после пятого стакана, — смеется Климович.

— Вот! А Станкевич бежал и крушил. Это и есть деклассированный интеллигент — особь наиболее опасная, ибо лишена она здравого смысла, присущего крестьянину и рабочему… У них, чтоб стать политиком, кончают Кембридж, Оксфорд, Гейдельберг, Сорбонну. У нас политика — удел проходимцев.

— В таком духе наш Иван может рассуждать часами, начисто позабыв о первоначальной цели своего появления в данной точке земной поверхности.

День 31 августа 1993 года начался для Климовича неудачно. Под окном его офиса Иван Худобин поскандалил с известным телерепортером. Если ты, кричал Худобин, не выговариваешь звука «р», произносишь «прэсса» вместо «пресса» и не умеешь склонять имен числительных, то обратись к логопеду и найми себе учителя русского языка. Поможет это, оставайся на месте, а не поможет, катись в свою Шепетовку, и там ты будешь первым парнем на местном телевидении. Репортер обозвал Ивана фашистом. Тогда Худобин взял его за грудки и приземлил на кучу картонок из-под бананов. Дрыгая ногами среди пустых ящиков, телевизионщик кричал что-то насчет Бабьего Яра, Освенцима и Треблинки.

— Чтоб твою дочку изнасиловали в лифте! Чтоб твой сын стал педерастом! — взвизгнул он, как бы резюмируя все, произнесенное ранее, после чего спокойно выбрался на мостовую.

Сбежалась милиция. Ивана потащили в каталажку. Климовичу пришлось заплатить пострадавшему 300 долларов за моральный ущерб и 100 — за физический, да еще каждому менту отстегнуть по 50 баксов. Сгорела почти вся дневная выручка. Климович обложил друга матюком и позвал его вечером на ужин. Впрочем, Худобин пришел бы сегодня и без приглашения. Сегодня был их день, — день поминовения загубленных Женькой невинных душ. Они его отмечали вместе уже лет пять.

Климович приехал домой в половине седьмого, несколько раньше обычного, загнал не очень новый бежевый «Жигуль» шестой модели в гараж-ракушку, установленный рядом с домом, и начал собирать на стол, что бог послал. Стол получился отнюдь не бедный. Вокруг двух бутылок «Распутина» расположилась снедь дорогая, изысканная. Соленых огурцов, капусты и грибочков обещал притащить Иван.

В семь часов у двери позвонили. Климович схватил Веркины колготки, бесстыдно раскинувшиеся на тахте, сжал их в комочек, сунул в шкаф и пошел открывать, но на всякий случай заглянул в глазок бронированной двери. Снаружи никого не было.

— Иван! — позвал Климович.

Ответа не последовало. Положение резко осложнилось. Климович мог и не открывать дверь, но с минуты на минуту должен был появиться Худобин, и не исключено, что стоявший где-то на лестничной площадке незнакомец подкарауливал именно его. О предстоящем визите Ивана знала только Верка, которая за флакон парижской туалетной воды могла продать мать родную, Христа и всех святых вместе с ним. Прозвенел еще один звонок. Климович достал из ящика стола пистолет, валявшийся среди ложек и вилок, передернул затвор и стал один за другим отпирать замки и засовы. Медленно открывая дверь и держа оружие у бедра, осторожно выглянул наружу. Все дальнейшее произошло в считанные секунды. Пистолет полетел на лестницу, а сам он ощутил себя лежащим на полу мордой вниз с завернутой за спину правой рукой.

Однако незнакомец, светловолосый крепыш с голубыми глазами, так легко одолевший дюжего жилистого Климовича, казалось, не хотел причинить ему ни физического, ни морального ущерба. Он подобрал валявшееся на лестнице оружие, предложил Климовичу войти в квартиру и последовал за ним, прикрыв дверь и защелкнув один из замков. Очутившись в гостиной, он подошел к открытому окну и произвел из пистолета Климовича выстрел в небо, после чего вернул оружие хозяину, само собой, без обоймы с патронами.

— Какой великолепный стол! — весело произнес незнакомец и бесцеремонно уселся на одну из табуреток.

— Кто вы? — спросил Климович и тоже сел.

Ему протянули удостоверение в развернутом виде. Климович взял красную книжечку и прочел: «Служба внешней разведки Российской Федерации. Майор Тучков Сергей Николаевич». Уже неплохо, подумал Климович, возвращая документ владельцу, значит, не будут истязать и вымогать баксы. Он обрел прежнюю уверенность и почти строго спросил:

— Куда вы девали Худобина?

— Задержан милицией за торговлю произведениями искусства без лицензии, — ответил Тучков. — Через пару часов он будет здесь. Ничего плохого с ним не случится.

— Ваша работа?

— Да. Мне надо поговорить с вами с глазу на глаз.

Климович налил две рюмки.

— За знакомство!

— За знакомство!

— О чем будем говорить? — спросил Климович.

— Об этом, — сказал Тучков, указывая на цветную картинку с «Боингом». — И еще кое о чем.

Климович криво усмехнулся.

— Об этом уже все сказано десять лет назад.

— Истина неисчерпаема, коллега. Вам никогда не приходила в голову мысль, что «Джамбо» завалили не вы, а кто-то другой?

— Когда я дважды нажимал на «пуск» после того, как получил команду уничтожить цель, я видел перед собой самолет, своими очертаниями похожий на длинный карандаш. Примерно те же контуры имеют американские разведчики RS-135 и SR-71. Первая ракета попала ему в хвост. Вспыхнуло желтое пламя. Вторая снесла половину левого крыла. Тут же погасли огни и мигалки.

— Наши военные тогда утверждали, что самолет летел без зажженных огней.

— Это ложь. Все огни были включены.

— Предупредительный огонь открывали?

— Конечно.

— Трассирующими?

— Да не было у меня трассирующих! Тут наши снова наврали. Бронебойными. 243 снаряда высадил в белый свет как в копеечку.

— Бронебойных он мог и не увидеть?

— Мог и не увидеть.

— Вы пытались говорить с ним?

— Кто-то из наших пытался. Но если это был пассажир, то он не услышал нас. У него совсем другие частоты.

— Когда вы нажимали на «пуск», у вас была полная уверенность в том, что вы сбиваете разведчика, а не пассажира?

— Стопроцентная. Правду я узнал только на земле.

— Но ведь «Джамбо» похож не на карандаш, а на толстый банан.

— Я, скорее всего, ошибся. Расстояние было немалое… И потом, не мог же весь мир впасть в заблуждение? Работали комиссии. Нашли черный ящик, куски обшивки, вещи пассажиров. Правда, ящик почему-то оказался пустым, да и трупов не обнаружили. Кто-то решил, что трупы сожрали рачки и рыбы.

— Да-а-а… Евгений Петрович, возникла необходимость вернуться к этой истории.