Владимир Листов - У каждого свой долг (Сборник) Страница 2

Я знал, что многие верят новой власти и ее поддерживают. Но все ли? Сколько других? Кто из них будет стрелять? С любопытством я всматривался в освещенные окна домов. Кто там? Друзья или враги? Может быть, просто обыватели, которые еще не выбрали свой путь? С кем из них придется мне столкнуться и какими будут эти встречи?

Я поднялся в свой номер, Крылов уже ждал меня.

— Где вы были? — я увидел, что он не в духе.

— Осматривал город…

— Пошли ужинать. Дела обстоят хуже, чем я думал, — бросил он. Я понял, что он не расположен к разговору, и молча зашагал за ним. Наскоро поев в кафе, мы легли спать.

Наутро у майора Дуйтиса состоялось совещание. Собралось много народу, и в небольшом кабинете скоро стало душно. Дуйтис говорил медленно, с одышкой, словно превозмогал себя. Несмотря на это, его речь была собранной, логичной.

— Фашисты наглеют с каждым днем, — голос начальника управления звучал резко и решительно. — Вчера опять разбросали листовки, пытаются запугать население. Свой главный удар банда готовит в спину Красной Армии в случае военного конфликта с Германией. Главари надеются, что война наступит скоро, готовятся к ней, считая себя резервом фашистов в нашем тылу. И хотя подавляющее большинство населения на нашей стороне, мы не имеем права ждать, когда враг перейдет в открытое наступление. Мы должны нанести упреждающий удар… Прошу обратить внимание: участники организации почти не оставляют следов. Дает себя знать большой опыт подпольной борьбы.

— Сколько лет действует эта организация? — поинтересовался Крылов.

Дуйтис раскрыл папку, полистал бумаги.

— Тут у нас собраны архивные материалы буржуазной контрразведки. Она тоже интересовалась этими людьми. Но правительство не трогало организацию, видимо не хотело ссориться с Гитлером… Организация существует больше десяти лет… Нам известно, что главарь находится в городе, другие скрываются на хуторах…

— Из банды кто-нибудь арестован?

— Одного мы взяли, но он молчит.

— Как его фамилия?

— Крюгер. Ганс Крюгер.

Совещание затянулось.

Я сидел в дальнем углу кабинета и перебрасывал взгляд с одного незнакомого лица на другое, наблюдая, как слова майора Дуйтиса действуют на разных людей.

Как всегда в подобных случаях, выявились детали, которые на первый взгляд имели малое отношение к делу, а при всестороннем анализе вдруг оказывались очень важными и значительными. И теперь задача заключалась в том, чтобы в лабиринте отрывочных, противоречивых фактов выбрать наикратчайший путь к центру фашистской организации. Но для этого требовалось множество дополнительных сведений.

Минула первая неделя. Отбор сведений, сопоставление событий — задача нелегкая. Проверка сообщений, допросы свидетелей отнимали уйму времени. Но, несмотря на затраченные усилия, крупицы пока не слагались в нечто единое. Все было разобщено и хаотично.

Однажды меня вызвал Крылов.

— Володя, быстренько в приемную, — сказал он. — Там один товарищ принес документы. Поговорите с ним.

Я бегу вниз. В руках у мужчины сверток. Он передает его мне и на ломаном русском языке поясняет:

— Это листовки. Мы собрали их на улице Адама Мицкевича.

Разворачиваю сверток. В руках пачка листовок, пахнущих типографской краской. Они наполнены злобой по отношению к Советской власти, к коммунистам. Даже неприятно брать в руки. В них содержатся призывы к саботажу, восхваляются фашизм и Гитлер. Подобные я уже видел. Это последние потуги свергнутых эксплуататорских классов вернуть свои привилегии. Они готовы пойти на союз с кем угодно. Отложив листовки в сторону, я поднимаю глаза на мужчину. Он меня понимает без слов, беспомощно разводит руками и говорит:

— О! Это сделано хитро.

Незнакомец рассказывает, как он подобрал на улице эти листовки. Оттого, что он не может сказать ничего определенного, назвать приметы людей, которые их бросали, он смущенно краснеет.

— Листовки падали с крыши, — как бы оправдываясь, поясняет он. — Мы с товарищем побежали наверх, на чердак, но там уже никого не было.

Поблагодарив его, я возвращаюсь к Крылову.

— Где Жольдас? — спрашивает он кого-то по телефону и отдает мне распоряжение: — Вместе со следователем Жольдасом немедленно к этому дому! Разберитесь на месте. Внизу стоит моя машина.

И вот мы на крыше. Осторожно ступая по мокрой и скользкой жести, подходим к самому краю. Внизу тянется узкая, припорошенная свежим снегом улица. Люди куда-то спешат. На крыше нет никаких признаков тех, кто мог разбросать листовки. Мы возвращаемся на чердак. Жольдас упорно смотрит под ноги. Возле слухового окна наклонился и что-то поднял.

— Вот опять то же самое! — говорит он с горечью. — При помощи часового механизма. Видал?

Он показывает мне колесики, гаечки от часов-ходиков и поясняет:

— Новейшее изобретение. Привязывают, подлецы, к доске пачку листовок. Этот механизм обрезает веревку, и листовки сыплются вниз. А бандитов и след простыл! Попробуй найди!

Каждый день мы работали до двух, до трех ночи. Крылов задерживался дольше. В гостиницу я возвращался, как правило, один. Трехэтажное здание управления выходило фасадом на большой пустырь, который щетинился голым кустарником и в темноте настораживал. Выходя из управления, я, поглядывая по сторонам, неторопливо огибал пустырь по обледеневшей асфальтовой дороге.

В зеркальной черноте оконных стекол отражались холодные звезды. Город спал. Я напряженно вглядывался вдаль. Там, где уличные фонари раздвигали ночную тьму, виднелись лишь наглухо закрытые подъезды домов…

В ту ночь, как обычно, я закончил работу поздно. Голова трещала, глаза слипались, неодолимо клонило ко сну. Но стоило выйти на улицу, и морозный воздух прогнал дрему.

…Гостиница была недалеко. Чтобы продлить прогулку, я шел не торопясь. На полпути к гостинице я заметил человека, прислонившегося к металлической ограде. Остановился, решил понаблюдать. Вот мужчина отделился от ограды и, согнувшись, пошел. Казалось, он крадется. На всякий случай я расстегнул кобуру и двинулся следом. Неизвестный вел себя как-то странно: то, припадая к ограде, подолгу стоял на месте, то отрывался от нее и, пошатываясь, как пьяный, неуверенно продолжал путь. Я догнал его и некоторое время шел рядом.

— Что с вами?

Тот словно не расслышал. Потом что-то пробормотал.

— Не понимаю… — громко сказал я по-русски.

Мужчина поднял голову и с сильным акцентом спросил:

— Русский?

— Да.

— Н-не… хорошо…

— Что не хорошо?

— Мне н-не хорошо, — повторил он, схватился за живот и, скорчившись, припал к решетке.

Я шагнул к мужчине, тронул его за плечо.

— Вы больны?.

— Да, да… Помогите. У меня язва, — с трудом подбирая слова, сказал он.

Я обхватил его за талию. При неярком свете фонаря рассмотрел черты лица: большой нос, глубокие впадины щек, в глазах усталость и страдание. Что заставило его выйти ночью на улицу?

Два квартала шли молча.

— Сюда, — кивнул мужчина, указывая на высокое каменное крыльцо, огороженное перилами. — Я позвоню.

В коридоре зажегся свет, и сквозь узорчатые двери я увидел пожилую женщину, которая что-то спросила. Я не разобрал ее слов.

— Ты не бойся, — сказал мужчина по-русски, — меня привел русский.

— Вы русский? Недавно в городе? — переспросила женщина, открывая дверь.

Я кивнул.

— И не боитесь ночью ходить по городу?

— А мне нечего и некого бояться, — улыбнулся я.

— Ой, не говорите так. Время сейчас не то, чтобы никого не бояться, — пристально глядя на меня, заметил хозяин дома.

Крайне изнуренное, бледное с желтизной лицо его носило следы лихорадочного состояния. И это не было только отражением внутренней боли, вызванной приступом язвы. Нет. Теперь, при хорошем освещении, мне показалось, что он сильно возбужден, хотя и не пьян. «Может быть, он участвовал в азартной игре? Он — картежник?» Он смотрел на меня и как будто не видел, словно был здесь и в то же время где-то там, откуда, может быть, только что возвратился, хотя реплики его были вполне разумны.

Уходя, я внимательно рассмотрел дом, запомнил на всякий случай его номер и название переулка. Ведь не каждый день такое случается!

Город переживал трудные дни. С наступлением темноты жители отсиживались в своих квартирах, выходили на улицу только те, кому было нужно по неотложным делам… А этот вышел!

Спустя несколько дней произошло событие, оборвавшее единственную нить в логово организации.

Я услышал на улице выстрелы и выскочил из управления. Дежуривший у подъезда солдат что-то объяснял окружившим его сотрудникам, указывая на пустырь. Я только разобрал его слова:

— В том направлении…