Гром среди ясного неба - Генри Саттон Страница 2

необходимых мер безопасности». Вот это второе. Мы будем заниматься изысканием оборонительных средств. Но работа в целях обороны не отличается с точки зрения научной и военной от работы в целях нападения. Здесь можно говорить о различии только в политическом смысле. Но дело даже не только в этом. Как можно вести эксперименты в области обороны, если не моделировать наступления, от которого вы хотите себя оборонять? Это… Это будет абсолютно та же программа, но только с новой трактовкой для общественного мнения,

— А запасы?

— Дорогой мой Робертсон! И это тоже только для общественного мнения. Ведь нельзя создать запасы биологических веществ. Вы-то это знаете. Жизнь наших насекомых на полках слишком коротка, да и слишком дорого обходится. Ведь у нас никогда и не было запасов бактериологических средств. Храните выращенных вами бактерий, поскольку вам предстоит вести изыскания в целях обороны. Тех же бактерий, которые у нас были всегда. Просто сейчас они необходимы для «поиска средств, создающих иммунитет, и разработки необходимых мер безопасности».

— А Женевская конвенция?

— Да, мы в Англии в свое время тоже подписали Женевскую конвенцию. Но от этого не пострадал ни бактериологический центр в Портоне, ни Медисин-Хэт в Канаде. Или Куинсленд в Австралии.

— Тогда что же все это означает? — спросил Робертсон.

— Ничего. Или, точнее, почти ничего. Я полагаю, что придется немножко ужесточить меры по сохранению секретности и быть еще более осторожными. А в остальном… ничего.

— Ну, не знаю,— сказал Робертсон.

— Уж поверьте мне,— заверил Дип.— Это, как всегда, бизнес. Вот увидите.

— Может быть,— сказал Робертсон.

— А пока мы должны продолжать, не так ли? Хотите виски с содовой?

— Согласен,— ответил Робертсон.— Не возражаю.

— Вот так-то лучше! — воскликнул Дип. Он улыбнулся и поднял свой ухоженный палец, подзывая бармена.

ПЯТНИЦА, 7 АВГУСТА

16 ЧАСОВ 38 МИНУТ ПО МЕСТНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ

Томас Эдисон выковырял грязным, потрескавшимся ногтем большого пальца пластиковую пробку из бутылки какой-то сивухи и вытянул длинные худые ноги. Зажав оловянную кружку между когда-то крепкими, а теперь просто костлявыми коленями, он налил себе изрядную порцию. Вкуснее, когда пьешь из оловянной кружки. Всегда так. А Эдисон относился к выпивке серьезно. Более того, он в нее верил. Так, например, в пятнадцатом году, находясь в Гваделупе, он вылечился от свирепой лихорадки, не принимая ничего, кроме спиртного. Вот тогда-то он и пристрастился пить из оловянной кружки. Это было черт знает что, вспоминал он, вернуться в Соединенные Штаты после убийства Вилья [Вилья Франсиско — руководитель крестьянского движения в период Мексиканской революции 1910—1917 гг.] и обнаружить, что вся эта проклятая страна помешалась на Акте Вольстеда и «сухом законе». Он провел два дня в сумасшедшей Америке и большую часть времени искал, что бы ему выпить. Затем решил сесть в Гальвестоне на пароход, отплывающий в любую цивилизованную страну, где все еще употребляют виски. И не возвращался в Соединенные Штаты до тех пор, пока там не отменили «сухой закон».

О, да, это были времена! Так он подумал, но вслух эту фразу не произнес. Ведь только дряхлые старики способны брюзжать, брызгая слюной, и разговаривать сами с собой. Да, он стар, но не настолько. Правда, он выглядит так, будто его кожа велика ему на несколько размеров. Она свисает складками на подбородке, шее и руках. И шея у него уже не поворачивается, и зубы плохие, а о мужских достоинствах и говорить не приходится. Но он еще на высоте и не бормочет разного вздора. Ничего подобного, сэр! Его волосы поседели и поредели, но это все еще его волосы! Да, сэр. За это можно выпить! И он глотнул с жадностью, почувствовал, как тепло медленно растекается по его внутренностям. Да, в это он верил. Все остальное ненадежно. Почти все в жизни пошло прахом. Но тепло, которое он получал из этой маленькой кружки,— на него можно было рассчитывать.

Он внимательно осмотрел пятна от укусов насекомых на запястье, рассеянно почесал их, сунул палец в кружку и смочил укусы. Это охлаждало. Охлаждало руку, согревало горло. Первый сорт. Никогда не подведет.

Он посмотрел на бутылку, стоявшую возле него на полу, и улыбнулся ей. Нет, разговаривать он с ней не будет, потому что так поступают только старые ворчуны, совсем потерявшие разум. Но мужчина имеет право улыбаться, не так ли? Ни один чертов закон не запрещает улыбаться, правда? Этого они еще не запретили! Нет, сэр! Еще разрешается чувствовать себя хорошо и улыбаться, А он чувствовал себя… хорошо! Да, он действительно чувствовал себя неплохо, даже голодный. Наверное, мог бы…

Мысли о пище заставили его вспомнить о снохе, и он крикнул:

— Мэри! Куда ты подевалась, черт побери?

Его сноха, шаркая ногами, вышла из кухни. Господи Иисусе, подумал он, наверное, молодой Том был пьян, когда на ней женился. Вдребезги пьян… Или, может, она его невинностью привлекла? Ха! Однажды он сам с такой связался, из любопытства. В Маниле? Да, возможно, в Маниле. Или в Сингапуре? Ну, это не важно. Она запросила больше денег, но зато было забавно. A еще забавнее вспоминать об этом. Можно сказать, открыв новую гавань… Да бог с ней, приятель. Но эта? Господи Иисусе! У нее еще только началась беременность, а оная уже переваливается, как утка, а в этих шлепанцах и г давно. Ну, просто вылитая утка. Если так пойдет дальше, она, наверное, разродится слоном. Может ли утка родить слона? Он глядел на нее критически, стараясь увидеть в этой девушке то, что увидел его сын. Кожа да кости! Костлявые руки, костлявые ноги. Плоский зад.| И все время ноет. И никогда не смотрит вам в глаза, когда разговаривает.

— Как насчет обеда? — спросил он.

— Он на плите,— ответила она.

Видите? Лицо опущено, глаза опущены, и ноет. Людям, которые всегда извиняются, обычно есть за что извиняться. Правда? Да, сэр! И тут до него дошло, что она сказала.

— На плите или в духовке? Мне казалось, что у нас : сегодня курица. Я тебе утром сказал, что не отказался бы от хорошего куска курицы.

— А будет фасоль и бекон,— решительно сказала она.— Перед уходом вы забыли зарезать курицу.

— Нет,— сказал он,— не забыл. Я кур не режу. Это женское дело.

— Что? — спросила она вызывающе,— никаких кур я резать не намерена.

— Тут и сила не нужна,—