День конституции - Алексей Борисов Страница 22

Информацию получил и передал дальше по инстанции командир 22-го отдельного полка, в состав которого входил дивизион. Значит, операторы произвели захват и сопровождают «пятнадцатые».

– Цель маневрирует!

Напряжение на КП достигло максимума.

– «Акация», это «Арка». Как слышите?

«Аркой» был позывной корпуса, «Акацией» – полка.

– Слышу вас, «Арка», – ответил Шмакову командир 22-го.

– Доложить готовность к открытию огня!

– Готовность полная.

Судя по движущимся точкам на электронном планшете, оба F-15 начали завершающий маневр, чтобы затем повернуть обратно на запад. Расстояние от них до госграницы стремительно сокращалось. Командир корпуса поднес микрофон ближе ко рту.

– «Акация», пуск! Повторяю: пуск двумя очередью! Цель уничтожить!

Колыванов не мог поверить своим ушам и глазам. Такое же ощущение испытали в тот миг все, кто были на командном пункте.

– Есть пуск! – донесся из динамиков голос командира Калининградского полка.

Рядовой Гасанов еле успел нырнуть в окоп, вырытый неподалеку от расположения мобильного комплекса С-300, как раздался грохот, которого он никогда не слышал у себя в ауле. Почудилось, что рушится всё вокруг. Приподняв-таки голову над бруствером, он увидел, как над пусковой установкой растет дымный столб, расширяющийся книзу. На его вершине сияло пламя. Ракета выше и выше уходила в пасмурное небо, с каждым мгновением ускоряясь.

Гасанов служил первый год и еще не был с дивизионом на казахстанском полигоне, где производились боевые стрельбы. Комбат гонял его и других салаг как Сидоровых коз (по его, комбата, выражению), и вот теперь, кажется, они всё сделали правильно. В школе Гасанова, разумеется, воспитывали как атеиста, но сейчас он машинально пробормотал:

– Иншалла…

Система предупреждения об облучении вовремя показала, что русский радар берет их на мушку. Ведущий, более опытный в их паре капитан Эндрю Хопкинс, ничуть не растерялся. Он предпринял маневр уклонения, отстрелил тепловые ловушки и, завершив разворот, мигом врубил форсаж. Одна из выпущенных с земли ракет прошла мимо цели. Ведомый, первый лейтенант Чарльз Эрроу, в точности повторил действия капитана, однако, чтобы уйти из зоны поражения, ему не хватило считанных секунд.

Осколочно-фугасная боевая часть второй ракеты взорвалась примерно в ста метрах позади истребителя, изрешетив шрапнелью его хвост. Потерявшая управление машина свалилась в крутой штопор навстречу серым волнам.

– Чак! – отчаянно крикнул Хопкинс в шлемофон, позабыв про позывные и откровенно попирая инструкцию.

Ответа не последовало. Его F-15 Eagle со скоростью свыше двух тысяч километров в час уносился прочь от места гибели ведомого.

– Есть подрыв! Цель уничтожена! – доложил на КП корпуса командир 22-го полка.

– Принято, «Акация», – глухо отозвался Шмаков.

Колыванов молча переваривал происходящее. Он не жаловался на плохой сон или потерю концентрации, с его рефлексами и реакцией тоже был полный порядок. Не считая службы в 6-й армии ПВО, он провел два года советником в Сирии, где по боевой тревоге расчеты занимали места против таких же F-15 ВВС Израиля. Сбить, впрочем, ни одного из них не удалось – но то уже были недоработки арабских товарищей.

– Ну, скоро начнется…

Так выразил свое отношение к событию подполковник Сычев. Конечно, он имел в виду неизбежное прибытие комиссий и отдельных проверяющих с большими звёздами на погонах. ЧП, подобного этому, не было со времен Пауэрса22 или Карибского кризиса23. Явно не все из присутствующих солдат и сержантов сказали бы что-нибудь внятное о тех легендарных событиях, но радости на их лицах тоже не наблюдалось.

Покинув кресло, Колыванов нагнал Шмакова у тяжелой бронированной двери, которая запирала выход из центрального зала.

– Товарищ генерал, – тихо сказал он, чтобы слышали только они двое, – зачем вы так?

– Надо, Серёжа, – абсолютно не по уставу еще тише ответил командир.

Из репродуктора громкой связи, срывая голос, что-то неразборчиво кричал оперативный дежурный 6-й армии ПВО, сидевший на своем КП в Ленинграде…

Многострадальную заметку о Люблинском райсовете Алексей сдал ровно в десять, а потом элементарно валял дурака. Конечно, от Дениса не поступило никаких вестей. Снятие шторы с окна в духе шпионского боевика показалось ему в свете дня детской игрой.

Звонков было мало. Раз дозвонилась какая-то не вполне адекватная читательница, судя по голосу, преклонного возраста и потребовала шире освещать работу партийных ячеек на производстве – на заводах и фабриках. Алексей деликатно объяснил ей, что этим в поте лица занимается отдел промышленности. Затем по внутренней связи на него вышел счастливый Лапочкин и поведал, что минское «Динамо» обыграло норвежцев со счетом два-ноль.

– Подтвердился твой прогноз, – объявил он.

– Наливай, не томи, – сказал Алексей.

Лапочкин деликатно посмеялся и обещал заглянуть.

Потом кто-то, похоже, ошибся номером. «Говорите, вас не слышно», – прокричал Алексей в трубку городского телефона, однако без толку. Только фоном раздавался шум улицы или метро.

На летучке коллективу отдела поставили очередные задачи. А далее точь-в-точь по расписанию наступил обед, и Гончаров, выбрав редакционную столовую вместо кафе на улице, подсел со своим подносом к Лапочкину.

– Разопьем мой выигрыш, не волнуйся. Вот получу, и разопьем, – заверил тот.

В этот момент в столовую размашистым шагом вбежал сотрудник международного отдела Анисимов. Увидев поблизости пустое место, он плюхнулся рядом с ними.

– Слышали уже?

– Что именно? – спросил Алексей, доедая салат из огурцов и помидоров.

– Зенитчики сбили американский самолет, – выпалил Анисимов.

– Какие зенитчики? Где? В Ливане? – Лапочкин ничего не понял.

Алексей тоже.

– На Балтике, у мыса Таран. Я раньше о нем и не знал, – сказал правдист-международник.

Сотрудники отдела партийной жизни уставились на него, как на чудо.

– Ты серьезно?

– Абсолютно! Истребитель F-15. «Голос Америки» только что передал: пилот не смог катапультироваться, – привел подробности Анисимов.

– Идем навстречу годовщине, – вырвалось у Гончарова.

– Блин, не говори! Капут теперь и визиту Керри, и, возможно, много чему еще, – выдал свой прогноз коллега.

– Заявление ТАСС есть? – спросил Лапочкин.

– Ожидаем с минуты на минуту. Посторожите место, я что-нибудь пожрать возьму, – и Анисимов рванул за подносом.

Этим утром Денис тоже проснулся равно. Радио тут никто не включал, и за стенкой у соседей было тихо. Политическое убежище, как его иронически обозвал сам журналист, находилось в коричневой кирпичной девятиэтажке на улице Вавилова, невдалеке от метро «Ленинский проспект». В понедельник, когда перевернулась вся его жизнь, Денис сразу после встречи с Татьяной домчался до ближайшей охраняемой стоянки, оплатил место на неделю вперед и оставил там свою «Шкоду». За семь дней, так или иначе, всё станет ясно, рассудил он, хотя найдут его машину гораздо раньше.

Свой мобильный телефон он, тем не менее, отключил, вынул сим-карту и бросил ее вместе с трубкой в бардачок. «Может, так подольше