Томаш Ржезач - Пациент доктора Паарелбакка Страница 24

Беседа наша приобретала характер, подсказывавший, что вариант А операции, о котором я в зашифрованном виде сообщил Центру, совершенно неожиданно начинается уже сейчас, 10 сентября в 11 часов 32 минуты по за-Ьадноевропейскому времени. Теперь все зависит от того, как Центр на это отреагирует.

— Так, стало быть, он и в самом деле находится в сумасшедшем доме, этот… как его зовут?

— Мартин Шульц! — четко повторил имя Гайе ван Заалм.

— Нет, нет… — завертел я головой, — это невозможно…

— Что?

— Это было бы невероятным стечением обстоятельств. Дело в том, что я учился в школе вместе с одним Мартином Шульцем. С первого класса и до выпускных экзаменов. Но потом потерял его из виду. Я поступил на юридический факультет, а он — на химический. Только тот Мартин Шульц, мой соученик, был не таким человеком, о котором можно бы сказать, что он кончит свои дни эмигрантом в доме для умалишенных.

Глаза ван Заалма сверкнули и вперились в меня. Потом он принужденно рассмеялся и сказал:

— Между прочим, этот Шульц по случайному совпадению обстоятельств тоже химик. И не какой-нибудь буйный психопат, а просто депрессивный тип. Короче говоря…

Ван Заалм охарактеризовал довольно подробно душевное состояние Бобина. В сущности, почти точно так, как определил его на расстоянии двух тысяч километров доцент Отто Выгналек.

— Думаю, это ностальгия — затосковал, видимо, по родному дому, желая во что бы то ни стало вернуться на родину, но не зная, как это сделать, довел себя до тяжелого стрессового состояния, это стало мешать ему в работе, и его поместили в санаторий, в один из лучших, кстати, санаториев — «Больницу милосердных братьев». Вы не хотели бы навестить своего друга детства и юности?

Это был коварный вопрос.

Увильнуть от ответа на него я не мог.

— Не знаю, — сказал я. — По всей вероятности, я предпочту все-таки не встречаться. Ведь мы не виделись с нйм так давно. А встретить вместо бывшего друга юности развалину — это не так уж приятно. Да и нахожусь я здесь не как частное лицо, а в качестве торгового представителя своей фирмы. У меня просто не окажется для этого времени.

Я взглянул на часы. Время встречи с доктором Миланом Ректорисом приближалось.

Зазвонил телефон. Гайе ван Заалм схватил трубку и, выслушав звонившего к нему, коротко бросил:

— Извините, вызывают по личному делу, как говорится, сердечного свойства.

Он вышел в приемную, а я подумал: «Рассказывай сказки».

Через две или три минуты ван Заалм вернулся.

Не взглянув на меня, он уставился в ковер. Казалось, мысли его занимает что-то очень далекое от нашего разговора и очень его встревожившее. Встревожившее настолько, что он не сумел даже этого скрыть.

— Ага, — произнес он наконец, словно придя вдруг в себя, — так вот, с этим Шульцем… Если вам все же захочется повидать его, я могу вам устроить свидание.

Я в этом ничуть не сомневался.

— У меня нет намерения мотаться по сумасшедшим домам. Если я и захотел бы кого-то навестить, так это его супругу, которая, как я понял из ваших слов, того стоит.

Он хлопнул себя по Колену.

— Вы не зря потратите время.

— Да, оно мне стоит денег. Или удовольствий этой жизни, которые со временем приходят и уходят. Я думаю, следует поступить так: я передам через нее привет Мартину и попрошу ее убедить его выбросить из головы, забыть начисто всякую мысль о возвращении в Чехословакию. Быть может, совет друга юности — если речь действительно идет о Шульце, которого я знал, — подействует на него лучше, чем все снадобья, которыми его пичкают эскулапы.

— Чго ж, неплохая мысль! У этой дамы есть вполне прилично укомплектованный бар, и она любит повеселиться, — заметил Гайе ван Заалм.

Затем он рассказал мне куда больше, чем, видимо, собирался. А знал он ее близко. Подтверждалось впечатление, что они одного поля ягоды.

В конце концов Гайе ван Заалм дал мне адрес Ганы Шульцовой, который я знал и без того.

В Роттердаме непрерывно шел дождь.

Я поставил машину перед въездом в порт.

До встречи с доктором Миланом Ректорисом оставалось десять минут. Мне хотелось осмотреться и проверить, не поставил ли мне доктор какой-нибудь ловушки.

Под часами, где должна была состояться встреча, не было ни души.

Я стал неторопливо прогуливаться.

Вышел из улочки, застроенной деревянными домишками, в которых живут турки, испанцы и итальянцы с Сицилии, недурно, хотя и не без риска для жизни, зарабатывающие себе на пропитание очисткой танкеров. То есть люди, которые получают приличную зарплату за то, что в любую секунду могут соскользнуть и утонуть в жидком мазуте, осевшем на дне танкеров.

Навстречу мне шли трое парней. На головах у них были защитные каски, в углу рта торчали сигареты, белки глаз сверкали на чумазых лицах. От них исходил запах мазута.

Возвращаясь к месту встречи, я еще издали увидел доктора Ректориса у часов возле стены Схиедамского стекольного завода.

Небо здесь было оранжевым от факелов нефтеочистительного завода.

В ту же минуту мимо меня пронеслась «альфа ромео джулия спринт» — низенькая, быстроходная автомашина. Машина гангстеров и террористов.

«Альфа» резко развернулась на скользкой мостовой и затормозила.

Раздалась автоматная очередь.

Доктор Милан Ректорис взмахнул руками, сделал шаг вперед, скорчился и упал.

Прогрохотала еще одна очередь, и его лежащее на земле тело передернулось. Это я, правда, увидел уже из-за груды железных труб, куда успел отскочить.

«Альфа», дав задний ход, описала крутую дугу и рванулась вперед той же дорогой, по которой примчалась. Я тяжело дышал, глядя на скорченное тело доктора Ректориса, лежащее на залитой дождем мостовой. Помочь ему я не мог. Стать же для голландской уголовной полиции главным свидетелем — этого я вообще не вправе был делать. Да и Барри Рейнолдсу мне трудно было бы объяснить, почему я оказался здесь и стал очевидцем происшедшего.

Я тщательно осмотрелся: а как со мной?

Ничего подозрительного, кажется, чисто.

Я вернулся к своему «дацуну», медленно подъехал к Бенилюкстуннелю и, проезжая под водами Мааса, размышлял над тем, кто мог совершить это убийство?

И почему?

Может быть, кто-то следил за моей встречей с Ректо-рисом в кафе яхт-клуба? Нет, это маловероятно. Если не исключено вовсе. Может быть, Ректорис кому-то рассказал о нашей встрече? «Клоп», содержание записи которого я проверил утром перед встречей с ван Заалмом, зафиксировал лишь обычные домашние разговоры.

Ректориса могли засечь, когда он звонил мне по телефону из клиники.

«Нет, — размышлял я, — если бы это убийство было как-то связано со мной, то я теперь тоже лежал бы рядом с ним. Либо скорее всего сидел бы по соседству с ним в одиночной камере. Нас схватили бы живыми. Пристрелить агента, мелкую сошку, и не дождаться его шефа — так примитивно в этих сферах не поступают».

Опыт разведчика подсказывал мне, что ликвидация Милана Ректориса не находится в причинной связи с моим появлением на сцене.

Я выбрался из Роттердама. Мимо мелькали ветряные мельницы, на зеленых пастбищах уныло стояли под дождем черно-белые коровки в непромокаемых куртках.

На сто пятом километре я остановился у дорожного знака. Впереди стоял бледно-желтый «ситроен», и возле него расхаживала блондинка в застиранных джинсах. Она спросила, нет ли у меня случайно карты Восточной Фрисландии.

Я ответил, что могу предложить ей комплект дорожных карт, выпущенный швейцарским издательством «Мигрос». Несколько минут она листала его. На одной из карт «на остановилась, провела по ней пальцем. Потом, поблагодарив, вернула мне, села в машину и уехала в направлении Венлоо.

Я полистал комплект и на 217-м листе обнаружил клочок папиросной бумаги с комбинациями пятизначных чисел.

Через четверть часа я выбросил в мусорную урну книжонку — обычный детектив, какие продаются во всех табачных киосках. Он служил мне одноразовым шифровальным ключом. Я еще раз перечитал расшифрованное сообщение Центра, переданное мне блондинкой, и чиркнул зажигалкой. Листок скорчился в пламени. Связь работала бесперебойно. В Прагу тоже неслось уже мое сообщение об убийстве доктора Милана Ректориса. А я мысленно повторял приказ Центра:

«Путешественнику.

Немедленно приступить к реализации варианта А. Использовать по собственному усмотрению любые средства.

Уход — по трассе «Неман». Остерегайся короткого замыкания. Личность посетителя установлена — это Джон Д. Симпсон, руководящий сотрудник центрального управления.

Географ».

Одно было обидно: средства, названные в шифровке «любыми», не конкретизировались. Выражение «остерегайся короткого замыкания» было условленным: на связного выходить только в крайнем случае.