Дэвид Балдаччи - Спасти Фейт Страница 26

Торнхил ненавидел все эти игры в догонялки. Слишком уж много мест, где можно спрятаться. А у него самого возможности в этом плане довольно ограниченные. Одно лишь преимущество: он мог действовать более или менее автономно. Никто, начиная с директора центрального ведомства и кончая начальством рангом пониже, никогда по-настоящему не интересовался тем, что собирается предпринять Торнхил. А если вдруг такой интерес проявлялся, он всегда ходил вокруг да около, отделывался неопределёнными фразами. Торнхил неизменно выдавал им хорошие результаты, и начальство это вполне устраивало. То было главным его оружием.

Лучше всего, конечно, выманить беглецов из укрытия, но это возможно лишь при наличии соблазнительной приманки. Торнхил и собирался подумать над тем, какова может быть эта приманка. Семьи у Локхарт нет, ни пожилых родителей, ни малых ребятишек. Об Адамсе он знал пока немного, но скоро узнает больше. Если мужчина только что подцепил дамочку, вряд ли он станет жертвовать ради неё всем на свете. Итак, прежде всего надо заняться Адамсом. Тоненькая ниточка связи существовала: они знали, где он живёт. Это уже хорошо. Если понадобится отправить ему тайное сообщение, сделать это не составит труда.

Торнхил вернулся мыслями к Бьюканану. В данный момент тот находился в Филадельфии, встречался с известным сенатором, который должен был поспособствовать продвижению дел одного из клиентов Бьюканана. На этого парня у них уже было собрано немало доказательств, обличающих его в преступной деятельности. Вполне достаточно для того, чтобы сломать его, поставить на колени и заставить молить о пощаде. Для ЦРУ он уже давно был головной болью, ибо беззастенчиво пользовался своим высоким положением в комитете по адресному распределению средств и собрал весьма внушительные суммы. Тем страшнее и сладостнее будет отмщение.

Милый сенатор, не желаете ли вылизать мне ботинки? Ах ты, жалкая, визгливая тварь, униженно молящая о прощении! Будешь делать то, что я тебе говорю. Иначе раздавлю, как таракана, даже и пискнуть не успеешь: «Голосуйте за меня».

Нет, конечно, Торнхил никогда этого не скажет. Эти люди требуют от тебя уважения, пусть даже и не заслуживают его. Он скажет им, что Дэнни Бьюканан исчез и оставил вот эти плёнки. И они пока не знают, что делать с этими плёнками, но всегда могут передать их в ФБР. Даже страшно представить, что тогда начнётся, а эти славные, замечательные во всех отношениях люди не могут быть виновны в таких безобразиях. Но раз уж ими вплотную займётся ФБР, совсем несложно предсказать, что ждёт их всех. Тюрьма, вот что. Но что от этого толку стране? Весь мир будет смеяться над нами. А террористы совсем обнаглеют, поняв, как слаб и уязвим их враг. К тому же и со средствами сейчас туговато. Да что далеко ходить, даже в ЦРУ штат неукомплектован и денег катастрофически не хватает, а полномочия постоянно урезаются. Возможно, столь замечательные люди, как вы, сделаете что-то, чтобы изменить положение? Или все же стоит передать эти вешдоки в ФБР? Тамошние ублюдки будут вне себя от счастья, если удастся наложить лапы на эти плёнки и разрушить вашу жизнь. Так что решать вам. Хотите, чтобы они сели вам на шею? Ах, понятно, огромное вам спасибо, вы замечательные, умные и дальновидные государственные мужи. Мы знали, что вы все поймёте правильно.

Первым пунктом в грандиозном плане Торнхила значилось: новые союзники обязаны найти способ полностью убрать людей ФБР из агентства. Далее: бюджет ЦРУ должен быть увеличен на пятьдесят процентов. Это для начала. И никаких финансовых отчётов. Ну ладно, в следующем году они ещё согласны отчитаться. Но впоследствии ЦРУ будет отвечать за свои действия и расходы лишь перед объединённым комитетом при управлении внешней разведки, а не перед всякими там сенатскими комитетами и палатой представителей, как теперь. С одним комитетом куда проще договориться. И иерархию разведывательных структур США следует выстроить чётко и раз и навсегда. Во главе этой пирамиды должен стоять директор ЦРУ. А уж ФБР придётся расположиться в самом низу. К тому же необходимо усилить инструменты воздействия ЦРУ. Передать ему такие функции, как наблюдение за гражданами внутри страны, контроль над фондами, организацию и вооружение специальных групп, способных выдворять из страны всех нежелательных лиц. Ну и, наконец, право проводить операции по устранению врагов внутри страны и за рубежом. В данный момент Торнхил уже имел пять кандидатов на устранение; их немедленная смерть сделает мир более процветающим и безопасным. Пора призвать под свои знамёна самых лучших, способных и умных людей и позволить им снова заняться своим делом. Он был, как никогда, близок к осуществлению своей заветной цели.

— Ты уж там постарайся, Дэнни, — произнёс Торнхил вслух. — Выжми из него все до капли. Вот так, молодец, старина. Пусть чувствует себя победителем, а тут явлюсь я и расставлю все по местам.

Торнхил озабоченно взглянул на часы и поднялся из-за стола. Он всегда ненавидел прессу. И разумеется, за все время службы в агентстве не дал ни одного интервью. Но сейчас не тот случай. Сейчас ему нужно хотя бы на время сменить личину и сделать вещь глубоко для него противную. Дать показания перед комитетом по разведке при палате представителей и сенатским комитетом по ряду вопросов, напрямую связанных с работой агентства.

Ибо в эти так называемые просвещённые времена штатным сотрудникам ЦРУ приходилось за год выдавать конгрессу свыше тысячи подробных и пространных отчётов. Не слишком ли много для тайных операций? Торнхилу помогало переживать эти брифинги лишь сознание того, как легко он манипулировал всеми этими кретинами, возомнившими, что могут контролировать его агентство. С важными и озабоченными лицами они задавали ему вопросы, подготовленные услужливыми помощниками, которые куда лучше разбирались в вопросах разведки, чем их непосредственные начальники.

Одна радость: слушания закрытые, ни прессы, ни публики на них не будет. Торнхил считал, что принятие первой поправки, дающей поистине неограниченные права столь ненавистной ему прессе, было самой большой ошибкой отцов-основателей. С этими писаками следует быть крайне осторожным, они выискивают малейшую зацепку, ловят каждое сорвавшееся с губ слово, чтобы затем все исказить, переиначить. И все это с одной целью: выставить агентство в невыгодном свете. Впрочем, им, по мнению Торнхила, уже давно никто не доверял. Это-то и самое обидное. Естественно, что писаки лгут, в том и состоит их работа.

По мнению Торнхила, ЦРУ давно стало для Капитолийского холма мальчиком для битья. Члены кабинета всегда морщились и мрачнели при встрече с представителями этой суперсекретной организации. «БЫВШИЕ ФЕРМЕРЫ, А НЫНЕ КОНГРЕССМЕНЫ СМОТРЯТ НА ШПИОНОВ СВЫСОКА». Под этими словами какого-то репортеришки Торнхил был готов подписаться.

Впрочем, сегодняшние слушания обещают быть более позитивными, поскольку агентству удалось выявить несколько серьёзных недочётов в работе комитета по общественным связям во время недавних мирных переговоров по проблемам Ближнего Востока. Благодаря закулисным действиям Торнхила агентство сумело создать себе новый, более современный и благородный имидж. Имидж, который он собирался поддерживать сегодня.

Торнхил защёлкнул замки портфеля, сунул в карман пиджака трубку. «Что ж, вперёд! Лгать шайке лжецов, причём все мы будем знать это, и все только выиграем, — подумал он. — Нет, ей-богу, такое возможно только в Америке!»

Глава 17

— Сенатор! — Бьюканан пожал руку высокому элегантному господину.

Сенатор Харви Милстед был признанным лидером, имел репутацию морально устойчивого человека, а также отличался высокоразвитым политическим чутьём, позволявшим проникать в самую суть проблемы. Образцовый государственный муж. Именно так воспринимало его общественное мнение. На самом же деле Милстед был закоренелым бабником, давно пристрастился к наркотическим препаратам — из-за хронических болей в спине, — и порой эти медикаменты превращали его в человека недееспособного. Проблемы Милстеда с алкоголем все более усугублялись. Он уже много лет не выдвигал даже мало-мальски значимых законодательных инициатив, хотя некогда, в самом расцвете своей блестящей карьеры, помог ввести в действие законы, немало способствовавшие процветанию страны. Об этих славных днях Милстед любил вспоминать и говорил о своих заслугах так убедительно и страстно, что никто не смел оспорить или подвергнуть сомнению его утверждения. Кроме того, пресса обожала этого приятного во всех отношениях джентльмена с безупречными манерами; в статьях и репортажах он неизменно представал как выдающаяся государственная личность. Милстед также подкармливал масс-медиа весьма своевременными и пикантными утечками информации, его цитировали буквально на каждом углу. Милстеда вообще любили, и Бьюканан знал это. Да и как его не любить?