Джон Айдинау - БОББИ ФИШЕР ИДЕТ НА ВОЙНУ Страница 26

Переговоры о месте и сроках проведения матча ведутся непосредственно Спасским Б.В. при консультации всего коллектива и компетентных лиц.

Личные просьбы Спасского Б.В.: обмен квартиры (длится два года).

Общий план подготовки состоит из:

Физической

Шахматной

Психологической

Физическая. Цель — максимальная профессиональная работоспособность.

Шахматная. Объективный анализ сильных и слабых сторон Спасского и Фишера. Теоретическая подготовка.

Психологическая. Устойчивость в борьбе.

Б. Спасский Москва, 17.11.71

Многие из этих вопросов уже поднимались в Спорткомитете, хотя требования Спасского, согласно которым все принимающие участие в подготовке должны дать подписку о неразглашении, а место проведения матча будет решаться им самим, были новыми. Последнее беспокоило Комитет: там хотели, чтобы Спасский сосредоточился на шахматах, а всё остальное предоставил им.

Одной строки Демичева было достаточно. Его желание быть в курсе происходящего подняло ставки для Спорткомитета. В советском понимании это звучало так: «Партия считает этот матч идеологически важным», или, другими словами, «Смотрите в оба!» Как выразился Спасский, ему удалось «перепрыгнуть через голову Павлова».

После получения плана Спорткомитет стал — или, по крайней мере, видел себя таковым — необычно услужлив по отношению к Спасскому, даже когда стало ясно, что он им не верит. К примеру, Комитет хотел послать в Рейкьявик команду, состоящую из журналиста, врача и переводчика. Спасский настаивал, чтобы вместо них поехал гроссмейстер Исаак Болеславский, а не профессиональный шахматный журналист; он отказался от услуг врача и переводчика, объяснив Ивонину: «Нам не нужен переводчик, мы всё можем сами. Это проблема доверия». Расшифровывалось это так (разумеется, Ивонин всё понял): с точки зрения Спасского, переводчик может оказаться офицером КГБ, которому поручено за ними следить. Комитет вынужден был одобрить команду и организовать оформление паспортов. В отчёте Ивонина о разговоре фраза Спасского была помечена тремя восклицательными знаками.

Баланс сил сдвинулся в сторону чемпиона. Принцип «головы вниз» превратился для Спорткомитета в правило. «Зачем рисковать? — размышлял Бейлин. — Павлов не идиот. Теперь за всё несут ответственность Демичев и Спасский. Отлично, вот пускай и отвечают».

Сегодня Спасский утверждает, что не получил той команды, которую хотел, и ему отказали в переводчике и поваре по его выбору; в 1978 году команда Карпова состояла из сорока человек, жалуется он. Спасский довольно пренебрежительно отозвался о составе, с которым тогда работал: «Крогиус был не особо хорошим психологом... В Рейкьявике от него было мало толку. Ней — теннисист, но шахматист так себе. Один Геллер мне помогал». Однако истина заключалась в том, что Комитет всеми силами пытался убедить Спасского в необходимости других помощников. Небольшая команда, отправившаяся в Исландию, была составлена самим чемпионом.

4 января 1972 года в секретном письме Демичеву, где рассказывалось обо всех аспектах подготовки Спасского, включая режим питания, Павлов стремился убедить ЦК в том, что всё под контролем.

Для тщательного медицинского контроля, организации правильного питания и выработки рекомендаций по быстрому восстановлению работоспособности после больших умственных и нервно-психических нагрузок привлечены научные работники и специалисты Академии медицинских наук СССР и Всесоюзного научно-исследовательского института физической культуры. Совместно с Министерством торговли РСФСР решается вопрос о выделении фонда высококалорийных продуктов.

В последующие месяцы, когда семья чемпиона мира наконец переехала в элитный дипломатический квартал, поселившись в только что отремонтированной роскошной четырёхкомнатной квартире на улице Веснина, Спасский со своей командой переезжал с одной дачи на другую: они останавливались в Красной Пахре в тридцати пяти километрах от Москвы (где он жил во время матча на первенство мира с Петросяном), Архызе на Северном Кавказе, в Сочи на Чёрном море и, наконец, в Озёрах под Москвой. В Озёрах они поселились в санатории, где после войны проживал немецкий фельдмаршал Фридрих фон Паулюс. Спорткомитет следил за удобствами и .условиями, осторожно пытаясь разузнать, насколько серьёзно Спасский работает.

К несчастью, в раю, созданном для Спасского, было довольно много змей.

Ко времени прибытия в Рейкьявик Спасский испытывал напряжение из-за разрыва с двумя ключевыми людьми в ходе подготовительного периода: одним из них был директор ЦШК Виктор Батуринский, другим — личный тренер Игорь Бондаревский. Поссорился он и с Ботвинником; ссора оказалась достаточно крупной, чтобы Ботвинник отказался подписать петицию в поддержку еженедельника «Шахматная Москва», который собирались закрывать, — просто потому, что под ней стояла подпись Спасского.

Последствия разрыва с Батуринским были особенно серьёзными. Спасский отодвинул от себя человека, несшего прямую ответственность за шахматы и шахматистов, ведущего переговоры с американцами и ФИДЕ относительно места проведения матча и способного быть весьма эффективным лидером команды в Исландии. Непосредственная причина ссоры кажется банальной. Спасский хотел одолжить другу свою машину. Для этого ему требовалась надлежащим образом оформленная доверенность (эта практика сохраняется в России до сих пор). В конце ноября 1971 года Спасский написал доверенность и попросил Батуринского поставить печать Центрального шахматного клуба, скрепив её подписью. Батуринский отказался, объяснив Спасскому, что не имеет на это права (на самом же деле ему казалось, что документ оформлен не совсем верно и лучше бы Спасский отнёс его юристу). Чемпион принял это на свой счёт и дал понять, что больше Батуринскому не доверяет. С этого момента его отстранили от процесса подготовки.

Даже в последние годы жизни, уже ослепший, плохо слышащий, не выходящий из квартиры, Батуринский, вспоминая такое отношение Спасского, испытывал гнев и возмущение. Как советский гражданин, он отчаянно желал Спасскому победы. Воспитанный в эпоху Сталина, он плохо понимал свободного духом Спасского, считавшего, что, когда говорит чемпион мира, шахматный мир должен его слушать. В личном и политическом плане такой разрыв был неизбежен; некоторые подозревали, что Спасский придумал историю с доверенностью нарочно, создав повод для конфронтации и в конечном итоге удалив Батуринского от процесса подготовки матча.

Спасский сообщил властям о своем нежелании, чтобы Батуринский был его представителем в ФИДЕ на переговорах об условиях матча. Ивонин пытался разубедить Спасского. Строго говоря, объяснял он, Батуринский был прав, не подписав доверенность. Но Спасский стоял на своем. Точку поставил сам Батуринский: «Я сказал Ивонину, что отказываюсь ехать. Он ответил: паспорт и все документы уже готовы. Я повторил, что это неважно: если человек, который должен доверять мне, в доверии отказывает, я не поеду».

Ссора, без сомнения, расстроила Спасского, подорвав его силы. Переговорами стали заниматься Геллер, который понимал в шахматах, и заместитель начальника международного отдела Спорткомитета Александра Ивушкина, в чью работу входило установление отношений с международными спортивными федерациями. Она великолепно говорила по-английски, обладала широким опытом работы с другими федерациями и знала позицию Спорткомитета. Однако с юридической точки зрения команда была недостаточно подкованной.

Разрыв Спасского с Батуринским повлиял на управление матчем. Разрыв с многолетним тренером Бондаревским — на подготовку к нему.

Сотрудничество Бондаревского и Спасского началось в 1961 году, когда карьера будущего чемпиона и его личная жизнь столкнулись с серьёзными трудностями. Интересно, что во время разрыва с Бондаревским его второй брак также был на грани краха. Завоевание Спасским титула изменило отношения и с тренером, и с женой. Бондаревский неожиданно стал тренером чемпиона мира. Да и Лариса не выходила замуж за мировую знаменитость. Она жаловалась, что когда Спасский стал чемпионом, то начал руководить всеми аспектами жизни, советуя ей даже, как варить суп.

Свидетельства грядущих осложнений появлялись на протяжении уже нескольких лет. Согласно автобиографическому очерку Спасского в «Большой стратегии», во время второго матча с Петросяном (1969) они с Бондаревским поссорились из-за условий проживания, которые организовал Бондаревский (по мнению Спасского, дом находился слишком далеко от города). Однако в конечном счёте они помирились. Спасский уважал Бондаревского и был ему признателен, что тренер принимал его таким, какой он есть. Вспоминая о начале взаимоотношений с Бондаревским, третьим и последним своим тренером, Спасский говорит: «Он знал, как стимулировать меня и заставить работать. В этом был его секрет».