Анджей Выджинский - Последняя ночь в Сьюдад-Трухильо Страница 33

— Джеральд, не торопись ты с этой свадьбой. Дело не в Гарриэт, она хорошая девушка и неприятностей тебе не причинит. Дело в другом…

— Ну?

— Да пойми, наконец, что после той работы, которую ты сделал для Аббеса, после этой перевозки человека на носилках ты не можешь отсюда уехать. Тебе и так удивительно повезло.

— Черт возьми, что ж мне тут, всю жизнь сидеть?

— Пожалуй, что так, Джеральд. Постарайся только, чтобы эта жизнь тянулась как можно дольше. Остальное сам себе доскажи.

— Меня могут убрать?

— Могут.

— Я не доминиканский гражданин. Обо мне вспомнят.

— Не рассчитывай на это. Легче ответить что-нибудь на запрос американского посланника о тебе, чем расхлебать кашу, которая заварится, если ты проболтаешься.

— Хулио, я им дам честное слово, поклянусь всеми святым, что никогда не проболтаюсь. Дам расписку, что согласен умереть, если когда-нибудь хоть слово скажу об этой истории с человеком на носилках.

— Тогда уж было бы поздно, они предпочитают надежно застраховаться. Джеральд, черт тебя побери, ты же знаешь жизнь, и не разыгрывай простачка! Для них убить тебя — это все равно что раздавить москита.

— Слушай, Хулио, я уже решился на это и не собираюсь отступать. Такую девушку, как Гарриэт, не каждый день встретишь. Это идеальная жена для меня, и я не могу с ней расстаться. Ведь можно же у вас к кому-то обратиться, искать помощи в каком-то учреждении, в суде, в полиции, черт знает где! Можно же как-нибудь уладить дело!

— У кого? С кем? Где? У брата Трухильо, у сына Трухильо, у тетки Трухильо, у племянника Трухильо, у дяди Трухильо? С ними ты хочешь уладить дело?

— Не хочешь же ты сказать, что только его семья…

— Именно это я хочу сказать. У Трухильо сто пятьдесят близких и дальних родственников, и именно они занимает самые почетные и доходные места в полиции, армии, администрации, парламенте, дипломатии, в концернах, в суде, во всех министерствах, во всех двадцати двух провинциях. Наша страна — это вотчина Трухильо.

— А конституция, как же обстоит дело с вашей конституцией?

— Джеральд, ты же не хотел слушать, когда я тебе об этом говорил. Наша конституция не стоит и бумаги, на которой она напечатана.

— Ладно, тогда не будем о ней говорить. Посоветуй, что мне сделать, чтобы выбраться отсюда. Должен же быть какой-то выход.

— Для тебя никакого выхода нет.

— Тогда я удеру.

— Джеральд, не сходи с ума. Ты дал бы им великолепный и вполне обоснованный повод для того, чтобы убить тебя и сообщить, в газетах, что ты застрелен пограничниками при попытке нелегально перейти границу.

— Я в это поверить не могу! И ты мне ничего не посоветуешь?

— Одно только: никому не проговорись, что вообще подумал когда-либо, хоть во сне, о том, чтобы расторгнуть договор с компанией.

Мерфи бросился на тахту.

— Хулио… Если б я удрал, они бы тебя за это прикончили? Я знаю, что ты должен за мной следить…

— Я не подумал об этом, Джеральд. И дело не в том, что я боюсь за себя. Если б я знал, что побег удастся, я бы тебя уговаривал бежать. Но я знаю, что ничего у тебя не выйдет.

— Я поговорю об увольнении с Октавио. Он лучше тебя разбирается в делах.

— Не советую, Джеральд. Не делай этого. Я верен дружбе, а Октавио верен режиму. Ему нравится эра Трухильо.

— У меня нет другого выхода. Поговорю с ним осторожно, так, чтобы он и не догадался, чего я хочу.

— Не советую разговаривать с ним, хотя бы и очень осторожно. И никому не говори, что я открыл тебе, в какой ты западне. А сейчас вообще ничего не говори, кажется, Эскудеро вернулся… Да, это он. Он тоже за тобой следит. И в другой раз не усылай его из дому, когда я прихожу, — это выглядит очень подозрительно, ты ставишь под удар и себя и меня.

Заскрипели двери, занавеска в окне выгнулась, как парус, от сквозняка.

Эскудеро вошел без стука. Он принес лед и бутылку виски.

Прошел еще месяц, прежде чем я снова услыхал голос Гарриэт. И только в этот момент я понял, как мучила меня тоска по ней, как ждал я ее звонка.

— Майк, не сердись, что я так долго молчала, — быстро заговорила она. — Я должна сообщить тебе нечто важное: знаешь, Джеральд мне объяснился.

— Ты его любишь?

— Да, Майк, — тихо сказала она. — Ты очень сердишься?

— Если ты его любишь…

— Ты не сердишься на меня?

…И тут я вдруг вспомнил Виллемстад, и выстрелы, и сок ананаса, смешанный с кровью, и испуганный вскрик Гарриэт…

Голос Гарриэт, приглушенный расстоянием, чужой, повторял:

— Майк, что случилось, почему ты молчишь?

…Я увидел человека, который вышел из парижской гостиницы «Альма» и, повернувшись на оклик, получил две пули в лицо. Его звали Фраскуэло Моралес. А другие? Андреас Рекена, Серхио Бенкосме, Маурисио Базе, Вихилио Мартинес Рейна… И Галиндес…

— Майк, умоляю тебя, отзовись! Что случилось, алло, Майк! — кричала встревоженная Гарриэт.

А Лоретта Флинн? Если б она была жива, я позвонил бы ей: она понимала больше, чем Гарриэт… Гарриэт даже не знает, какая опасность ей грозит.

— Гарриэт, слушай, это совершенно сумасшедшая идея, этот твой брак!

— Майк, наконец! Почему сумасшедшая? И почему ты молчал так долго?

— Были какие-то помехи на линии, но теперь ты хорошо слышишь меня, да? Так вот: выбрось это из головы или хоть подожди…

— Ты просто ревнуешь. Ты все еще думаешь, что я собираюсь вернуться к тебе..

— Да, все еще думаю. Но сейчас не об этом идет речь. Прошу тебя, погоди с этим. Ты что, намерена после свадьбы переехать в Сьюдад-Трухильо?

— Нет, что ты!

— Тогда это дело не выгорит. Мерфи ведь работает по контракту. Его не отпустят.

— У него контракт на три года, но там есть оговорка, что через год обе стороны могут расторгнуть соглашение. Джеральд хочет этим воспользоваться.

— Он сказал об этом своему начальству?

— Нет, мы пока держим это в тайне.

— Так пускай не говорит ничего и никому! Умоляю тебя, Гарриэт, держите это по-прежнему в тайне и отложите срок свадьбы. Когда вы назначили?

— Первого декабря. Я не хотела бы откладывать, отсрочка — плохая примета. Майк, ты не радуешься, что я, наконец, счастлива? Я чувствую, что ты ничуть не радуешься.

— Я в ужасе, Гарриэт… Поверь, что дело не во мне. Я не думаю, чтобы Мерфи отпустили.

— Почему? Майк, я ничего не понимаю; ты выдумываешь бог знает что, ведь любой пилот всегда может отказаться от работы. Джеральд теперь отлично знает все пространство над карибской зоной, и у нас его немедленно примут на эти линии.

«Отлично, — подумал я, — идеальные рейсы для Мерфи! Антильские острова и Центральная Америка. Мерфи, наверное, спятил».

— Ты говоришь из Буэнос-Айреса?

— Да, я только что прилетела из Сьюдад-Трухильо.

— Когда ты будешь в Нью-Йорке, мне обязательно нужно с тобой увидеться.

— Ты хочешь, чтобы я пришла к тебе?

— Нет, Гарриэт. Теперь, даже если ты сама попросишь, я тебя сюда не приглашу. К нашей дружбе это все не имеет отношения, но после этого порядочного паренька у меня просто охоты нет… Подожди, не говори ничего. И запомни: до нашей встречи держите язык за зубами, ты и Мерфи. Никому не говорите о свадьбе. А он пускай и не заикается о том, чтобы расторгнуть контракт.

— Но, Майк, срок нашей свадьбы…

— Заткнись, Гарриэт, и слушай, что я тебе говорю. Я сегодня же кое с кем посоветуюсь и потом сообщу тебе, как вам следует поступать.

Минута молчания. О чем это она раздумывает?

— Майк… я боюсь, что ты хочешь нам помешать… Но, я думаю, ты не из таких…

— Если ты мне не веришь, положи трубку и оставь меня в покое. По междугородному телефону о таких вещах не договоришься.

— Хорошо, Майк, я сделаю так, как ты сказал.

— Мерфи еще не говорил никому? Наверняка?

— Нет… Я думаю, нет. Мы уговорились, что я сегодня ему позвоню, узнаю, как и что.

— Ладно, Гарриэт, узнай, как и что.

Де ла Маса отвернулся, подошел к окну и заговорил, глядя на улицу.

— Я вас не понимаю. Простите, я знаю жизнь, и я не могу этого понять. Вы имеете великолепное место с большими перспективами, у вас большое жалованье, да еще с надбавкой как иностранному специалисту. У вас же ничего не было, Мерфи, когда мы пригрели вас, никаких даже надежд на постоянную работу. И вдруг вы теперь хотите уйти от нас. Я знаю жизнь и не могу этого понять.

— Я вам действительно очень благодарен и вполне доволен условиями. Но ведь тут все дело в женитьбе, я вам говорил уже.

Де ла Маса стремительно, на театральный манер, отвернулся от окна.

— Мерфи, поговорим как мужчина с мужчиной. Вы мне разрешите сказать, что я думаю о мисс Клэр? Что я о ней узнал?

— Пожалуйста, хотя никакие сплетни меня не интересуют.

— Мы слыхали, что она ведет себя… аморально. Живет с двумя людьми из экипажа «Дакоты», имеет интимные связи с некоторыми служащими «Пан-Ам»…