Валериан Скворцов - Шпион по найму Страница 36

«Прэнс» Сирилл Кленско, конечно, слегка чокнутый. Да, на Руси святой юродивые — явление. Террористическая биологическая атака? Звучит как вопли Василия Блаженного с паперти Казанского собора в Москве: кура-де в ночь петухом прокричала, быть на Москве пусту от пожара… А половина города наутро и выгорела.

Анализ не мой. Маринин. Наслушался за ночь у неё дома в Пирита. Чего только не несут люди на исходе бессонной ночи перед рассветом…

После разговора с Ефимом я позвонил в музыкальную лавку.

— По какой причине вы ненавидите меня, Марика? — начал я разговор с дочерью Велле. Вопрос звучал риторически. Если нас прослушивали, она могла ответить аналогичной глупостью, и мы разъединились бы.

— Теперь, кажется, нет, — сказала она серьезно.

— Я прошел испытание?

— Оно предстоит в другом месте. Пожалуйста, запомните. Пивной подвал на улице Пикк Ялг. Запомнили? Отправляйтесь прямо теперь. Вас пригласил туда господин, назвавшийся Толстым Рэем. Что передать Ефиму?

— В шесть утра попросите быть у вас. Я позвоню.

— Он теперь здесь ночует, — сказал Марика гордо.

Я повесил трубку и после этого сказал:

— С повышением вас, мисс Марика!

Какой мудрец натрепал, что на любовницах не женятся?

Мне нравилось новое пальто и как сидит мягкая шляпа. Итальянские меховые ботинки, реквизированные у Рауля Бургера, пружинили, в них чувствовался комфорт.

Хорошая экипировка прибавляет уверенности.

Чико Тургенев придавал ей большое значение. Всего с избытком, всегда, в любой операции. Машины и гостиницы, сопутствующие качественные развлечения и комфортный досуг. Свита с дорогими телохранителями. Такие же технические помощники. Связи в андерграунде и корректные отношения с властями. Красивое превращение в невидимку перед атакой. Спокойный финал: безупречное выполнение заказа.

С таким противником предстояло встретиться завтра.

Беспокоила мелочь. Я забыл заказать штатив или хотя бы опорную ногу для фотокамеры.

Приглашение его превосходительства Ге-Пе не казалось необычным. И я на его месте побыстрее отработал бы детали той лжи, которую нужно преподнести Чико в оправдание того, что пленник исчез. Он скажет, например, что я взбунтовался в подвале, меня прикончили и труп припрятали в морозильнике рыболовецкого кооператива, того самого, который неподалеку от лохусальского пансионата. К нужному часу и в нужном месте оттают и отдадут Чико для приложения к другому трупу.

И далее его контрабандистское превосходительство будет наблюдать, кто кого. По его мнению, скорее всего, первый труп сделают из меня. И пришпилят, по выражению Чико, в свежем виде к трупу генерала.

Толстый Рэй полагает, что после покушения роль киллера повесят именно на меня. Толстый, если понадобится, засвидетельствует, что я отнял работу у Чико. Местная полиция снабдит Дубровина необходимым материалом для подтверждения этого. Шлайн вернется в Москву и удостоверит, ради собственного оправдания, неэффективность работы резидента, а также собственную прозорливость в связи с полученной анонимкой.

Репутация Чико, как человека качественного, остроумно провернувшего выполнение сложного заказа, поднимется на сотню-другую тысяч долларов. Конец фильма, роли исполняли, продюсер…

Не укладывались в схему два момента: неясность роли и интересов Марины, во-первых, и фигура того, кто действительно заказал генерала Бахметьева и оплачивает услуги Чико Тургенева, во-вторых. Ко всему прочему за спиной Чико крупным планом, как сказала Марина, зловеще маячили двое азериков, юрист Вайсиддинов и то ли физик, то ли математик, но, как и его компатриот, моряк по первой специальности Махмадов. В которых изо всех сил всматривается Дубровин…

Нет, Гаргантюа Пантагрюэлевич — великий выживальщик и провидец! С удовольствием хлебну бочкового и съем свиную ногу с тушеной капустой в компании этого достойнейшего из достойных. Да и платить будет он. К тому же я сегодня не обедал.

— Господину угодно? — спросил в дверях ресторана негр, выряженный в голубой сюртук с серебряными галунами, черный цилиндр с пряжкой и белые перчатки. Лакированная обувка его отражала свет хрустальной люстры, подвешенной над плюшевыми диванами, креслами и стульями в прихожей.

Негр сдал меня метру. Метр, проведя гостя через полупустой зал, до входа в отдельный кабинет, — молодцу в пиджаке без видимых знаков различия, то ли официанту, то ли вышибале. Ге-Пе сидел за длинным столом один и через крохотные очки без оправы, с одними дужками, читал шведский журнал для моделистов-судостроителей. В пивной-то. Кивнул, приглашая занять место за столом, на котором ничего не было, кроме пачки сигарет в серебряном футляре, зажигалки, пепельницы и знакомого конверта.

Ге-Пе, не здороваясь (виделись утром), передвинул его по столу на мою сторону.

— В чем дело, твое превосходительство? Марки оказались фальшивыми?

— Возьмите обратно. Я не вполне корректно выполнил услугу, которую вы оплатили этими деньгами… И зовите меня Рэй. Пожалуйста. Я ненавижу ваше изобретение в виде превосходительства. Наверное, вы считаете это остроумным, а получается плоско. И уже надоело.

— Деньги в конверте, как вы понимаете, Рэй, не от меня. Так что мне все равно. Мы что же, расстаемся навсегда? Мне бы не хотелось…

Я двинул конверт назад.

— Хитрите. Желаете знать, какие слова я скажу Чико, когда он прибудет за вашим трупом? Ошибаетесь. Не нужно рассчитывать чужие шаги как собственные. Не стригите людей под себя. Деньги отнюдь не универсальная ценность.

— Значит, Чико возвращается?

— В этом-то и предмет нашей встречи. Ужинать будете?

— Истекаю желудочным соком.

Ге-Пе крикнул в сторону двери по-русски:

— Иван! Стандарт!

Он предвосхитил мои мечты, добавив к их воплощению копченого угря, шкурка которого соскальзывала с розовато-кофейной сочной и нежной мякоти, едва прикасалась вилка. Свежайший! День выдался, с гастрономической точки зрения, незабываемым. Я так и сказал Пантагрюэличу, захлопывая серебряную крышку фарфоровой пивной кружки.

Ге-Пе улыбнулся от удовольствия.

— Кто вы, господин Шемякин? — спросил он.

— То есть?

— Кто вас пригласил в Таллинн? Или послал?

— Опять этот детский вопрос?

Я ненавижу застольные беседы «по душам». Нечто вроде лицемерного участия в негритянском хороводе с целью выудить у наивных аборигенов сотню-другую килограммов слоновой кости. Неужели Ге-Пе предполагает, что я воспользуюсь его эрзац-откровенностью и рвану в разговоре напролом? Послал бы я его, да не хватало, чтобы ещё и этот хлопнул дверью.

— Давайте слегка притупим заостренность вопроса, Рэй, — предложил я. Неудобно грубить вам. Вы удачно коррумпировали меня этой рыбой и всем остальным, я готов сотрудничать, но есть формы, приличия, взаимопонимание с полуслова, если хотите. И зовите меня Бэзил.

— Хорошо, Бэзил. Зайду аккуратнее. Вы можете сослаться на какие-нибудь рекомендации?

— Вы коренной Таллиннец? — ответил я вопросом.

— Родился, как говорили здесь раньше, в эстонское время.

— Вам что-нибудь говорит фамилия Гущины?

— А-а-а… Вот вы из каких!

— Теперь из Германии. Вернусь в Москву.

— В ответ назову другую фамилию, — сказал Ге-Пе.

— Не думаю, что вы меня удивите.

— Тогда? — с повышенным интересом спросил Ге-Пе.

— Дубровин.

Ге-Пе двинул кружку с пивом, расплескав его на скатерть.

— Мне действительно приходится иметь с ним дело.

— Или он со всеми имеет дело, включая и вас, Рэй? Лучше сказать так. Вы у него на крючке, не он у вас, я считаю.

— Меня передали ему. Моя мать была эстонкой, отец евреем. Лагерники. Чтобы мама благополучно родила моего младшего брата, отец согласился сотрудничать с эн-ка-вэ-дэ. Так и тянется.

— Потому что вам это выгодно. Кто теперь может заставить? Десятки тысяч немецких пленных офицеров давали подписки о сотрудничестве с ка-гэ-бэ. После возвращения в Германию их пытались шантажировать этими бумажками, а они посылали агентов великой державы подальше. И — ничего не случилось. Вот так вот. Что мешает вам сделать то же самое? В Эстонии принят акт об амнистии всякому, кто заявит о сотрудничестве в прошлом. Вы этого не делаете. Вам это выгодно. Вашему бизнесу выгодно.

Ге-Пе всматривался в меня с неподдельной ненавистью. Она сочилась из его зрачков.

— А Дубровина вы определенно обманываете, — сказал я и рассмеялся. Его, бедолагу, все обманывают.

— Ненавижу его, — сказал Ге-Пе. — Как отец ждал реабилитации пятьдесят шестого! В массе других дураков. Реабилитировав репрессированных, палачи реабилитировали и себя. Жертвы и гонители в одной компании…

— Как я понимаю, вы пригласили меня для конкретного разговора, сказал я мягко.