Рина Хаустова - Дело об убийстве Распутина Страница 44

Императрица Александра Федоровна все еще надеялась, как она писала мужу, на Божье милосердие и надеялась, что Григорий жив.

Эта надежда была слаба, но помогала ей сохранять, хотя бы наружно, полное присутствие духа.

День прошел, как обычно. Утром государыня работала в госпитале, и после того как получила ужасное известие о выстрелах в юсуповском дворце, выслушала домашних Григория и написала полное тревоги письмо государю, она вернулась в госпиталь и продолжила работу.

Весь день к ней пытались попасть на прием племянник Дмитрий и Маленький Феликс.

Но государыня не приняла ни одного из них. Она знала: Феликс и Дмитрий лгут {68}…

Министр Протопопов посоветовал ей не принимать никого.

Министр был уверен, что убийство Григория Распутина — только начало, часть чего-то гораздо большего. Поэтому в ту ночь Царское Село оказалось на осадном положении — была усилена охрана, государыня забрала во дворец свою подругу Анну, а небольшой домик Анны Александровны, стоявший в Царском Селе на Церковной улице, заполнили агенты тайной полиции {69}

Насколько были оправданны опасения министра внутренних дел и самой государыни, которая в эту ночь и последующие дни, вплоть до возвращения из Ставки государя, прямо опасалась покушения на свою собственную жизнь?

Была ли права императрица, высказывая в телеграмме к мужу, что эти «два мальчика затевают еще нечто ужасное?» Всегда трудно утверждать, если это что-то не сбылось.

Но вот откровение, принадлежащее матери Феликса Юсупова.

Княгиня Юсупова, немало денег положившая на подготовку планов по смене монарха на более, с ее точки зрения, достойного, написала в письме, перехваченном министерством внутренних дел об убийстве и о своих несбывшихся надеждах так. Княгиня полностью одобряла поступок своего сына. Она сожалела только, что в этот день заговорщики не довели своего дела до конца и не убрали всех, кого следует. И еще теперь есть выход, так считала княгиня Юсупова, теперь остается только ее (императрицу) запереть.

Еще несколько глав и мы сможем расшифровать сожаления и дальнейшие планы компании заговорщиков.

А пока ограничимся утверждением, что государыня имела веские причины думать, что убийством Григория дело может не кончиться, и в череде покушений, назначенных на последние дни 1916 года, Распутин был назначен только первой, но отнюдь не последней жертвой. И потому предосторожности, к которым обитатели Царского Села прибегли в эту ночь, были, увы, очень своевременны.

ПОСЛЕДНЕЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО

Именно эта ночь, ночь с 17 на 18 декабря, поставила последнюю точку и взорвала, не оставив камня на камне, все оборонительные заслоны, сооруженные Маленьким. В эту, несчастливую для заговорщиков ночь кровь Григория Распутина, пролитая убийцами, дала свои свидетельские показания и ясно указала на тех, кто эту кровь пролил.

Склянка со снегом, окрашенным пятнами крови, была подвергнута анализу в криминалистической лаборатории. И экспертиза безусловно показала: кровь на снегу юсуповского двора — это кровь человека.

По иронии Провидения, это окончательное доказательство было добыто именно той группой «Шерлоков Холмсов», которые действовали по указаниям министра юстиции Макарова… того самого Макарова, что был так благодушно расположен к убийцам, верил каждому их слову и прямо препятствовал работе подчиненных ему следователей.

Узнав о результатах проведенной экспертизы, он вначале недоверчиво спросит: разве есть такой способ узнать, кровь человека это или кровь собаки? И когда прокурор следственной палаты подробно опишет министру механизм действия экспертизы, известной в криминалистике, как «способ Уленгута», министр юстиции с досадой воскликнет: «Как это неприятно, что такой способ открыт!»

Но приятно это было министру юстиции или неприятно, самым неприятным было то, что злополучный «способ Уленгута» все расставил по своим местам.

Никто уже более не мог опровергнуть не подлежащий сомнению факт, что местом убийства был именно дворец князя Юсупова, а не Петров мост, и не Крестовский остров.

Это было последнее звено в цепи доказательств, свидетельствующих против Маленького Феликса, царственного Дмитрия и думского болтуна.

Фраза Маленького Юсупова — «собаку убил именно он», — обрела свой настоящий, свой истинный смысл.

РАЗБИТОЕ КОРЫТО

Наступило утро 18 декабря.

Царская ставка. Воскресенье. Второй день без Распутина.

В этот день государь распорядился подать поезд к четырем часам. Послал в Петроград телеграмму жене: «Только что прочел твое письмо. Возмущен и потрясен. В молитвах и мыслях вместе с вами. Приеду завтра, в пять часов».

А большинство обитателей Ставки не знает еще о том, что произошло накануне в столице.

Как и обычно, в тот день государь с наследником Алексеем присутствовали на литургии в штабной церкви. Все было, как обычно. И только ктитор церковный заметил про себя: «Государь что-то мрачен сегодня и как будто рассеян»…

Потом был обед. И снова никто из штабных не заметил ничего необычного в лице государя. Государь был совершенно спокоен, блюдо сменялось блюдом, разговор за столом был оживленным, шутили, иногда за столом вспыхивал в ответ на удачную шутку смех, разговаривали обо всем, с обычной приятностью. Звенели столовые приборы.

Все было, как всегда… Все как всегда.

Природа в тот день над Могилевом словно взбесилась. Дождь сменялся снегом. Пронизывающий ветер рвал в клочья небо и землю.

Во второй половине дня в Ставку прибыл неожиданный гость — граф Татищев, посланный министром Протопоповым командир жандармского корпуса.

Государь незамедлительно принял его и выслушал его подробный доклад.

Одновременно весть об убийстве Григория Распутина расплескалась брызгами по всей царской Ставке.

Из уст в уста передавались подробности убийства и назывались имена убийц… «Величайшая новость!» — радостно сообщали друг другу обитатели Могилева. «Распутин убит! Его убили великий князь Дмитрий Павлович, князь Юсупов и Пуришкевич во дворце Юсупова, куда его завезли якобы для пирушки».

И высшие и нижние чины бросались друг другу на шею и целовались так, словно наступил светлый день Пасхи.

Потом пронеслась еще одна неожиданная весть: в четыре часа дня государь отбывает из Ставки в Царское Село.

Царский поезд стоял у платформы. Приехавшие проводить забились от пронизывающей стужи в стоящий рядом барак.

Из него они видели государя, возвращающегося в поезд после короткой прогулки. Государь шел сквозь ветер в одной гимнастерке по императорской платформе, опираясь на палку. За ним следовала свита.

Провожающие впивались взглядами в лицо Его величества.

Скорбит? Взволнован? Обескуражен? Испуган? Или… счастлив, может быть?

О чем думает он в эту минуту? Что собирается предпринять? Но лицо государя не ответило ни на один вопрос. Государь был абсолютно спокоен.

Он был таким, как всегда.

За несколько минут до отхода поезда к платформе подъехала машина и выпустила из своего теплого урчащего чрева генерала Гурко. Гурко быстро подошел к государю, и они уже вдвоем стали вышагивать вдоль распластавшегося по рельсам поезда. Вперед — назад, вперед — назад… Провожающие видели, как горячился Гурко, размахивал правой рукой, доказывал что-то государю. Государь держался ровно, слушал внимательно, ни одно его движение не выдало ни беспокойства, ни волнения.

О чем говорили они? Можно предположить, что речь о Дмитрии, ведь именно в этот день, 18 декабря, царственный Дмитрий Павлович собирался выехать в Ставку и выехал бы, если бы его не задержала в Петрограде императрица.

Но вот разговор заканчивается. Раздается свисток. Вскоре Царский поезд растворяется в облаке снежно-дождевого тумана…

19 ноября, ровно по графику, царский поезд прибудет в Царское Село. Никто не остановит государя по пути в столицу. Ничто не случится с государем в дороге. А раз ничего не случилось, значит, ничего и не должно было случиться.

Лишь очень немногие, не потерявшие способности в предреволюционном угаре и чаду здраво рассуждать, смутно прозревали истину. Именно в эти дни прокурор следственной палаты, сенатор Завадский, обмолвился некоторым своим знакомым, что царствование государя, по-видимому, близится к концу, а цесаревич царствовать не будет. Прокурор ничего не знал о заговоре, но, столкнувшись близко с обстоятельствами убийства Григория Распутина, рассудил логично.

Суть этого рассуждения сводилась к тому, что невыносимо натянутое положение неминуемо должно разрешиться дворцовым переворотом, и поскольку в убийстве принимали участие круги, очень близкие к престолу, то не может такого быть, чтобы они не имели определенной программы на случай, если государь не одобрит их поступка. А в таком случае у них уже обдуман переворот и готов новый император. Так думал господин проницательный прокурор.