Ант Скаландис - Новый поворот Страница 44

— Что — все? — простодушно решил уточнить Кулаков.

— Конец света, — сказал Грейв бесцветным голосом.

И Кулакову захотелось проснуться. Это ж надо! Пройти две войны, дослужиться до генерала, воспитать блестящую смену, начать искренне верить в возрождение России.

И дома все хорошо: жена, дети, внуки, все любят друг друга, и даже с деньгами — тьфу-тьфу, наконец-то! — стало совсем неплохо…. Короче, дожить до вполне благополучных времен. И для чего? Чтобы мрачный злобный старик, выживший из ума, сидя напротив, предрекал тебе конец мира через несколько месяцев?

— Мы-то что должны делать? — не выдержал дядя Воша, как человек сугубо практический.

Никулин не растерялся. У него уже был готов ответ:

— Для начала мы должны нейтрализовать Разгонова.

— В каком смысле?

— Во всех смыслах. Лишить его инициативы. Приставить хорошую, очень хорошую круглосуточную наружку, а заодно внедрить агента влияния.

— На бульвар? — поинтересовался Форманов.

«Бог мой! — подумал Кулаков, — генерал Форманов, как минимум, пятый человек в стране после Президента, а в международной иерархии рейтинг его едва ли не еще выше, и вот сам Алексей Михалыч рассуждает об этакой ерунде — знает, помнит и держит в голове разгоновские прогулки с собакой по бульвару! Кто-то из нас определенно сошел с ума».

— Через бульвар не стоит, — помотал головою Грейв. — Используйте любую другую структуру.

— Другой структуры нет, — доложил Форманов.

И Кулаков окончательно осознал, что командуют здесь не генералы, а полковник Никулин. Такая уж была тема.

— Михалыч, ты издеваешься? Нет подходящей организации, значит, создайте. И кандидатуру агента обязательно согласуйте со мной. Вот, собственно, и все. Пока — все. Но это только начало.

— Почему? — строго спросил Форманов.

В голос его возвращались начальственные нотки.

— Потому что Разгонов пишет вторую часть романа.

— О как! — сказал Форманов. — С теми же героями?

— Разумеется. Разгонов пишет сценарий для нас с вами. Сегодня именно он решает, как нам жить и когда умирать.

Кулаков даже не успел спросить, насколько серьезно можно относиться к последнему утверждению. Грейв продолжал, повысив голос и никому не давая вздохнуть:

— Мы должны очень внимательно отслеживать каждую страницу, выходящую из-под его пальцев. И если хоть что-нибудь в этом сценарии нам не понравится, реакция должна последовать незамедлительно.

Дядя Воша напряг все мышцы и стиснул зубы, из последних сил заставляя себя молчать. Форманов тяжко вздохнул:

— Но ведь Разгонов — это тебе не Дима Холодов.

— Конечно, — согласился Грейв с ледяным спокойствием профессионального убийцы. — Поэтому мы и разговариваем здесь, и только втроем. До встречи через неделю, товарищи.

Высохший, как мумия, свирепый старик неожиданно резко поднялся и вышел, никому не пожав руки.

Форманов вытащил из ящика стола початую пачку и, не без труда совместив трясущуюся сигарету с дрожащим огоньком зажигалки, жадно втянул в себя первую порцию дыма. А ведь еще вчера хвастался, что уже неделю не курит.

Кулаков тоже запалил сигаретку и с удивлением отметил, что даже не вспоминал о курении по ходу разговора.

— У Игната астма открылась. Его от одного запаха табачного крутит.

— А-а, — протянул Кулаков.

Он все ждал, когда же Форманов скажет что-нибудь по существу. Но Форманов ничего не говорил. Он только все курил и курил. Одну сигарету от другой.

Собаку мы взяли еще в ноябре. Белка в таких вопросах решения принимала мгновенно. Лабрадор, значит, лабрадор. Он же ретривер золотистый. Позвонила в самый элитный клуб и в тот же день привезла зверя, не советуясь со мной. А чего со мной советоваться, если я лабрадоров этих с ньюфаундлендами путаю по чисто географическому признаку? Зверь, конечно, оказался славный большелапый, вислоухий почти трехмесячный щенок-переросток, глядящий на нас доверчивыми черными маслинами, а шкура этого чуда и впрямь отливала настоящим червонным блеском. В общем, приобретение одобрили все: и я, и Зоя Васильевна, и конечно Андрюшка. Этот в полном восторге был и утренние прогулки клятвенно обещал взять на себя. Ни я, ни Белка от столь благородного предложения отказаться не могли, взрослым в обязанность поставили дневные и вечерние выходы — на том и порешили. Ну а выбранное еще неделю назад имя никто менять не собирался — Капа, так Капа. И собаке вроде понравилось — откликаться начала быстро.

Я бы конечно, назвал ее Чинья. То есть лебедушка по-итальянски (в честь того, кто велел мне завести это животное, — тонкая получилась бы подколка!), но по-русски подобная кличка явно не звучала, так что родные меня бы не поняли. А для себя… что мне стоило, в конце-то концов, наплести этому Стиву по телефону, что я именно так собаку и окрестил. Вряд ли мой итальянский друг в ближайшее время в Москву приедет с проверкой. И вообще, были у меня проблемы и посерьезнее.

Я, например, все ломал голову уже который день, вставлять или не вставлять в свой новый роман одного из самых знаменитых Посвященных (на первом уровне бытия) — Избранного Владыку Стива Чиньо. Под его настоящей фамилией, разумеется. Ведь так было прошено по отношению ко всем другим персонажам. Про себя Стив ничего не сказал. Но почему он должен стать исключением? Уж рубить правду-матку, так без тормозов. И вот это стало бы посильнее собачьей клички и «Фауста» Гёте! В первую часть, то есть в откровения Маревича, старина Стив как-то у меня не вписывался, но я ведь уже и вторую половину романа в тезисах набросал. И отдельные фрагменты текста ваять начал. Работать в ту пору хотелось как никогда. Хотя и мешало вокруг многое. Честно сказать, все больше по мелочам. Всерьез никто и ничто не в силах был свернуть меня с намеченного пути: ни бытовые проблемы, связанные с переездом; ни дурацкая предвыборная лихорадка с разнузданной прессой, захлебывающейся от черного пиара (это было новое модное словечко в России); ни звонки забытых друзей, прослышавших о моем возвращении; ни тот самый Бульвар, воспетый нашими следаками по делу Редькина — Бульвар с большой буквы, на который мы с Белкой вышли уже в самом начале декабря.

Признаюсь, от этого первого выхода на совместную с народом прогулку я ожидал едва ли не чудесной разгадки всех тайн, включая природу точки сингулярности и роль Посвященного Эльфа в мировой истории. И откуда такая детская наивность накатила?

Не скрою и другого: с наибольшим нетерпением предвкушал я встречу со Светланой Борисовной Петровой, чья фотография так неотвязно преследовала меня уже полгода. Честно говоря, я даже рассчитывал избавиться от этой злосчастной карточки на второй или третий день знакомства. Никто мне подобных инструкций не давал, так ведь и запрещающих директив не поступало. Значит, что хочу, то и делаю.

И, между прочим, на досуге я уже проработал несколько версий, связанных с пресловутой Светой Петровой, в девичестве Равингеровой. Во-первых, я навел справки по обычным каналам и с удовлетворением отметил, что папа ее со странно обрусевшей немецкой фамилией, несмотря на пенсионный возраст, по сей день трудится в МИДе, а стало быть, проходит и по нашему любимому ведомству, где дослужился до весьма внушительного звания подполковник. Немудрено, что и девочку свою едва ли не сразу после школы устроил он в швейные мастерские КГБ.

Я, конечно, запросил архив за те годы, в официальной части все было скучно до оскомины: карьерный рост от простой швеи до модельера в спецателье; незаконченное высшее, известное мне еще по стандартному досье, гэбэшной окраски не имело; загранпоездки — только с родителями; в девятнадцать лет замужество, потом подряд двое детей — сын (1982) и дочь (1984) с перерывом меньше двух лет — и плавный переход от хождения на службу к надомной работе. Муж, Семен Васильевич Петров, тоже работал в КГБ — слесарем в автохозяйстве Девятого главного управления, но был уволен за пьянку. Никаких интересных контактов ни у него, ни у нее не прослеживалось, и только в одной характеристике пятнадцатилетней давности наткнулся я на слова: «Петрова С.Б. выполняла также особые поручения руководства». Как собака, почуявшая след, я не пожалел нескольких дней на разработку очередной шпионской гипотезы. В итоге добродушный майор с Лубянки просветил меня, что подобная формулировка означает не более чем дежурное предложение постучать на ближних. И кстати, не поленился он для меня выяснить, что Светлана не слишком усердствовала в этом древнем искусстве, даже, наоборот, считалась сексотом неперспективным, так как начальство свое ни в грош не ставила, а друзей уважала. Потому частенько ершилась, обижалась и с детской непосредственностью грозила нажаловаться папе. В общем, и тут у меня облом получился.