Лев Гурский - Поставьте на черное Страница 48

Пока я предавался раздумьям о Ляхове, сам Ляхов завершил, наконец, процесс рассматривания моей физиономии, более-менее уверился в неналичии у меня усов и лишь тогда вяло произнес:

– Ну-с, давайте ваши рассказики… Я робко протянул писателю свои листочки, уповая на то, что Юрий Владимирович – не самый большой специалист по творчеству Куприна и не распознает плагиата. В противном случае пришлось бы жалко врать про бродячие сюжеты и роковые совпадения. Наготове у меня был, впрочем, и хороший статистический примерчик, позаимствованный из «Науки и жизни». Некий специалист по теории вероятности доказывал, будто в принципе возможны любые невероятности. Если, мол, посадить за пишущую машинку обезьяну, то у нее есть исторический шанс случайно напечатать «Божественную комедию».

Ляхов заглянул в рассказ «Суламифь» и с печалью проговорил:

– Да-а-а…

Я уже собирался покаянно признаться, что у меня дома в Борисоглебске действительно живет ручная обезьяна, которая любит, знаете, посидеть за компьютерной клавиатурой и проверить на себе теорию вероятности. Однако издателя «Шинели» огорчил, похоже, вовсе не плагиат.

– «Царь Соломон не достиг еще среднего возраста – сорока пяти лет, – горестным тоном зачитал мне вслух писатель Ляхов первые строчки моего сочинения, – а слава о его мудрости и красоте, о великолепии его жизни и пышности его двора распространилась далеко за пределами Палестины…» Вы ведь написали?

Я судорожно закивал, про себя помянув недобрым словом рыжую операторшу из издательства «Наследие». Неужто ей трудно было подобрать мне что-то менее взрывоопасное? Соломон… Палестина… Сейчас он меня просто с кашей слопает.

– Угу-у… – с оттеночком мрачного удовлетворения в голосе произнес Ляхов. – А здесь у нас что? – Он взял второй мой рассказ. – «Большой, белый, двухэтажный американский пароход весело бежал вниз по Волге…» – издатель шинельного альманаха нарочно выделил голосом слово «американский».

На мгновение я почувствовал себя государственным преступником.

– Понимаете ли… – понуро начал я. – Недостаток литературного опыта…

– Бросьте, – сокрушенно помотав головой, об-ронил Ляхов. – Если бы только вы один, Яков… Бульварщина, американщина, китч – это сегодня всеобщая зараза…

«Бедный Куприн, – подумал я. – Как же он так оскандалился? А еще говорили: „классик“, „классик“…»

Ляхов отбросил мои рукописи куда-то в полумрак письменного стола и с горестным выражением на лице развил свою мысль.

– Вот вы, – писатель скорбно ткнул толстым пальцем в направлении моей переносицы, – простой борисоглебский литератор Яков…

Я опустил глазки, всем своим видом доказывая, что да, проще некуда.

– …И кто вам, интересно, посоветовал написать про американский пароход?

– Никто, я сам, – осторожно отозвался я, боясь, что сейчас Ляхов начнет выпытывать имена соучастников, пароли и явки. Под пыткой я бы наверняка раскололся и заложил своего подельщика Куприна.

– Правильно! – толстый палец писателя Ляхова опять мелькнул в опасной близости от моей переносицы. Стоило писателю увлечься, и я рисковал остаться без глаза. – Правильно! Человек даже не улавливает… Ему кажется, что он сам… Зло разлито в воздухе, как ядовитый газ, без цвета и без запаха…

Я машинально принюхался. Запах в темной квартире Ляхова как раз был: воняло стеарином, кошками и какой-то тухлятиной. Не очень сильно, однако пованивало.

– Возьмем для примера наш районный избирательный участок, – с чуть заметным воодушевлением продолжил издатель альманаха. – Вы, кстати, не читали моей последней книжки?…

– Конечно, читал, – тотчас же ответил я, демонстрируя почтение маленького провинциального самородка к столичной писательской глыбе. – «Вопли и овцы», в издательстве «Тетрис»… А как же!

Мой ответ, по-моему, пришелся Ляхову по душе. Он не без гордости тряхнул кудряшками и отвесил нечто вроде поклона. При этом он невольно сделал шажок в сторону, что было опрометчиво: как оказалось, вблизи пролегал доселе не замеченный очередной кошачий хвост.

– Мя-а-а!! – истерично заголосил обиженный кот и исчез в складках портьеры. Загремела жесть, что-то глухое неподалеку с шумом брякнулось на пол.

– Подлюга, – с кислой миной заметил Ляхов. – Проклятая скотина. Опять вешалку свалил… Так на чем это мы с вами остановились?

– На издательстве «Тетрис», – подсказал я, радуясь возможности незаметно перевести разговор на интересующую меня тему.

– Ну да, «Тетрис», – задумчиво повторил Ляхов. – Возьмем для примера издательство «Тетрис». Вроде бы там люди как люди, нормальные. Один бабник, другой барахольщик, третий наперсточник. Но…

Я затаил дыхание.

– …Но они – уже не люди!

– То есть как – не люди? – спросил я с испугом. Я, конечно, надеялся на какую-нибудь тайну, но чтобы ТАКУЮ… В этом был некоторый перебор.

– Они – зомби, – убежденно объявил мне Ляхов. – Марионетки. Их дергают за ниточки как хотят. Психотехника, внушение на расстоянии. Прикажут: «Солги!» – солгут, прикажут: «Убей!» – убьют. Прикажут: «Не плати гонораров!» – умирать будут, но не дадут ни копейки… Система беспрекословного подчинения. Смекаете?

– Так вам не заплатили! – смекнул я. Ляхов недовольно поморщился.

– В данном случае это неважно, – заметил он. – Важно не это. Частный случай в общей системе. Важно понять принцип, и я на прошлой неделе все окончательно понял. Хозяева проверяют своих марионеток, дают им задания время от времени… Тренинг. Чувствуете, Яков?

Я пока чувствовал, что Ляхова несет куда-то совсем не туда.

– Но почему именно «Тетрис»? – несмело поинтересовался я. – Почему, допустим, не…

– Верно-верно! – перебил меня писатель. – Я вам о том и толкую. Частный случай. «Тетрис», избирательная комиссия, уличная мафия… кто угодно! У кукловодов все контролируется. Из любого можно сделать зомби, и он даже не заметит… А в день «икс», в час «Ч» кукловод дает команду и понеслось!… Ну, поняли?

Я припомнил свой разговор с бабушкой Дроновой. Ольга Афанасьевна несомненно была права: в эту жуткую дребедень и впрямь верят многие. И некоторые из них – как Ляхов, – похоже, неизлечимы.

– Юрий Владимирович, – деликатно проговорил я. – Я только одного не понимаю. Как они команду-то дадут?

– А психополя-то на что? – без тени колебаний сказал Ляхов. – Весь мир пронизан психополями… Но вы не бойтесь, Яков, – покровительственно добавил он. – В моей квартире вы в полной безопасности. На окнах шторы с металлической сеткой, внутренне психоизлучение экранируют коты… Я заметил, что наиболее подвержены психотронной атаке усатые брюнеты. Они – первейшие кандидаты в зомби. Но у нас-то с вами все в норме. – Для страховки Ляхов еще раз внимательно осмотрел мое лицо. Очевидно, проверял: не отросли ли у меня усы во время нашего разговора? Усы не отросли, и писатель успокоился.

– Я даже пробки вывернул три дня назад, – известил он меня, хитро улыбнувшись. – Электрическое поле тоже проводит психоэнергию. В «Российской газете» кандидат технических наук Валентьев проговорился, а я засек…

Я тут же сообразил, отчего в квартире такой запах.

– А холодильник?… – вежливо поинтересовался я.

– Что «холодильник»? – не понял меня писатель. Потом вдруг понял, всплеснул руками и кинулся прочь из кабинета. Вновь загремела жесть. Взвыли потревоженные коты, где-то неподаче щелкнула дверца.

– Протухло… – раздался досадливый возглас, ппиглушенный портьерой. – Полтора килограмма говядины… пачка масла… Рыба для котов… Пр-р-роклятые зомби!!

Обычно я не люблю уходить не простившись, но тут мне страстно захотелось изменить своим привычкам. Никаких вопросов больше к Ляхову у меня не было, поскольку все его ответы я мог бы предсказать заранее. Славка Родин, сукин сын, не предупредил меня насчет шизы Ляхова. Или, может, сам не знал. В крутую шизу люди впадают постепенно. Сначала – мелкие странности в быту, потом – легкий прибабах, затем – тараканы в голове и, наконец, на десерт – таинственные разговоры о всемирном заговоре усатых брюнетов. На первых двух стадиях у нас находится полным-полно граждан, но писатель Ляхов уже перешагнул стадию номер три. Чего, в общем, и следовало ждать. Тот, кто в наше время рискует издавать альманахи, – потенциальный кандидат в психушку. Ляхов долго зрел и в конечном итоге дозрел.

Я бросил на произвол судьбы оба своих рассказа и под горестные вопли Ляхова, перечисляющего продовольственные убытки, тихо прокрался к выходу. Мне даже посчастливилось ни разу не наступить на котов и с третьей попытки отомкнуть входную дверь. Где-то за моей спиной писатель все еще сыпал проклятиями. Последние слова, услышанные мной из области кухни, были горячими обещаниями потерпевшего от зомби Ляхова немедленно, не-ме-длен-но уйти в оппозицию. К правительству, к Президенту, ко всем чертям!…