Овидий Горчаков - Американский синдром Страница 5

ПЕРЕД СУДОМ

Джон Грант впервые попал на судебный процесс. Раньше он только читал в детективах Эрла Стенли Гарднера об адвокате-сыщике Пэрри Мейсоне и видел сцены из судебных процессов по телевидению и в кино. Поэтому все для него было в диковинку.

В статье IV конституции США указывается:

«Лицо, обвиняемое в каком-либо штате в измене, уголовном или ином преступлении и скрывающееся от возмездия, обнаруженное в другом штате, подлежит по требованию исполнительной власти того штата, из коего он бежал, передаче и возвращению штату, в чьей юрисдикции находится данное преступление».

Поскольку убийство Мак-Дональдов было совершено в Форт-Брагге, а Форт-Брагг принадлежит к графству Кумберленд, а столицей Кумберленда является Фейетвилл, то именно в фейетвиллском суде и слушалось дело доктора. Судьей же на процессе был главный судья восточного дистрикта штата Северная Каролина, куда входит и Кумберленд, достопочтенный Алджернон Л. Батлер, а прокурором — дистрикт атторни (окружной прокурор) мистер А. Б. В. Крейг. Защитника, мистера Ричарда Кабаллеро, лос-анджелесского адвоката, подсудимый привез с собой из Калифорнии вместе с пятью помощниками и секретаршами. Вся эта шумная компания поселилась в дормитории университета штата Северная Каролина. Глядя на нее со стороны, можно было подумать, что они собираются на веселый пикник. Только мать доктора Мак-Дональда хранила скорбный вид.

Как узнал Грант, двенадцать присяжных, членов жюри, выбирали до суда по жребию. Избранных предупредили, что по решению судьи все они будут бесплатно содержаться в лучшем отеле города, где бейлифы (приставы) и полицейские оградят их от джентльменов прессы. Поскольку подсудимый обвинялся в тройном убийстве первой степени, присяжных опросили, нет ли среди них лиц, по тем или иным мотивам не могущих голосовать за смертную казнь. Утвердительно на этот вопрос ответил лишь один из двенадцати — он спешил на рыбалку, а сослался на религиозные убеждения. Его заменили дородной матроной, не возражавшей в принципе против смертной казни. Каждого в отдельности спросили, читал ли он или она в прессе или видели что-нибудь по телевидению, что настроило вас за или против подсудимого? Многие так или иначе слышали о деле Мак-Дональда и составили себе мнение о нем, но так как им было скучно в августовском Фейетвилле, то они ответили на этот вопрос отрицательно, чтобы быть допущенными в жюри. Так обеспечивалась «строжайшая объективность» суда присяжных.

Защитник долго опрашивал заседателей: не осуждали ли они войну во Вьетнаме, не предвзято ли относятся к военным вообще и к «зеленым беретам» в частности, не недолюбливают ли врачей. Четверо моложавых мужчин сказали, что они были против войны во Вьетнаме. Владелец винной лавки заявил, что, честно говоря, он был против войны в Наме, потому что правительство загнало столько его клиентов на край земли, но за «зеленых беретов», потому что эти славные парни вызвали настоящий бум в этой богом забытой дыре — Фейетвилле. Еще один субъект пожаловался на мерзавца-врача, который содрал с него тридцать долларов за укол пенициллина, чтобы вылечить самую пустяковую венерическую хворь. Всех их пришлось заменить более беспристрастными людьми.

Прокурор, наоборот, интересовался, нет ли среди присяжных бывших «зеленых беретов» или ветеранов вьетнамской войны, их отцов, братьев, жен, сестер. Заменили еще четырех присяжных, в том числе единственного негра, инвалида войны в Корее, владельца парикмахерской.

Но тут защитник подсчитал, что в жюри оказалось восемь женщин и четверо мужчин. Стоп! Так дело не пойдет: рассматривается дело об убийстве жены и детей, а женщина в таком деле особо пристрастна. Добились такого соотношения после замены присяжных и опроса новичков: пять женщин и семь мужчин от двадцати пяти до семидесяти пяти лет. Все, кроме одного, белые.

— Победа обеспечена! — говорил Кабаллеро Мак-Дональду. — Это жюри не только вынесет тебе оправдательный вердикт, но и обеспечит многомиллионную компенсацию за понесенные убытки!

Удовлетворив Фемиду, суд приступил к делу. Всех двенадцать присяжных привели к присяге на Библии. Избрали старосту присяжных — владельца похоронного бюро. Это не понравилось защитнику, но он смолчал. Избрание жюри заняло четыре недели. Число кандидатов в члены жюри составило сто восемьдесят пять человек, судебные протоколисты исписали 3795 страниц машинописного текста. (Однако бывает, что все эти процедуры до суда длятся больше года.) Защита вдрызг перессорилась с обвинением. Судья то и дело грозил привлечь защитника к ответственности за оскорбление суда и предупредил, что будет штрафовать за такое оскорбление по двадцать пять долларов.

Судья, достопочтенный Алджернон Л. Батлер, проживал в своей резиденции в столице штата городе Роли. Его годовое жалованье составляло 35 тысяч долларов. Столько же, сколько получал и губернатор штата Джеймс Е. Хольсхауэр-младший. Таких судей, как мистер Алджернон Л. Батлер — называются они судьями общей юрисдикции, — в США девяносто четыре. Над судом первой инстанции высится иерархическая пирамида: несколько апелляционных судов и на самой верхушке пирамиды — Верховный суд США.

Алджернон Л. Батлер, сей высокооплачиваемый жрец северокаролинской Фемиды, был в летах, важен, грузен, неповоротлив, потлив, и если не совсем слеп, как богиня правосудия, то очень, судя по толстенным выгнутым стеклам очков в старомодной роговой оправе, близорук. Его громадный лысый череп напоминал купол Капитолия, но то ли заплыли жиром у него мозговые извилины, то ли поразил их преждевременно старческий склероз, каждое свое слово этот южанин мучительно долго взвешивал на ржавых весах богини правосудия.

В первом ряду, разделенном проходом, сидели мать Мак-Дональда Дороти и теща с тестем, Милдред и Фредди Кассаб. Последние считали подсудимого убийцей. Долго верили они в его невиновность, потом, больше сердцем, чем умом, уверовали в обратное. Фредди Кассаб был приемным отцом Колетт, жены Мак-Дональда, но любил ее как родную дочь. Поклявшись вывести «доктора смерти» на чистую воду, Фредди, араб по происхождению, бурно реагировал на все происходившее в зале суда.

«НАРОД ШТАТА СЕВЕРНАЯ КАРОЛИНА ПРОТИВ ДЖЕФФРИ МАК-ДОНАЛЬДА»

Судебный пристав громогласно объявил, открывая первое заседание суда:

— Слушается дело: народ штата Северная Каролина против Джеффри Роберта Мак-Дональда.

— Желает ли народ сделать вступительное заявление? — торжественно спросил судья Батлер.

— Да, ваша честь! — ответил прокурор, и судья Батлер предоставил слово выступавшему от имени пятимиллионного народа штата Северная Каролина прокурору А. Б. В. Крейгу. Первыми же своими словами потряс Крейг и суд, и публику:

— Я обвиняю здесь и сейчас Джеффри Мак-Дональда на основании статьи восемнадцатой уголовного кодекса Соединенных Штатов, часть четвертая, в том, что он умышленно и зверски убил свою жену Колетт Мак-Дональд и двух своих малолетних дочерей, Кимберли и Кристину, и что в этом неслыханно жестоком и бесчеловечном преступлении он сознательно взял за образец убийства, совершенные бандой Мэнсона в августе 1969 года в Беверли-Хиллз, штат Калифорния, надеясь свалить ответственность за содеянное им на мэнсоновских бандитов.

Зал суда встретил это заявление глухим, недовольным ропотом.

Грант ничего не записывал. Стенографии он не был обучен. Зато он включил магнитофон «Сони» в нагрудном кармане, приколов крошечный микрофон к галстуку.

— Чарли Мэнсон, — рокотал в зале бас прокурора, стоявшего за трибуной, — выдавал себя за человеколюба, рядился в ризы Христа. Мак-Дональд ходил в обличье врача, представителя самой гуманной профессии на земле. Но в душе оба эти дьявола во плоти были убийцами и остаются бессердечными, бездушными, бессовестными убийцами, хотя первый сидит за решеткой, а второй пока на скамье подсудимых…

Защитник вскочил и попросил, чтобы суд вычеркнул это заявление прокурора, как инсинуацию и диффамацию, из протокола. Судья, пожевав губы, согласился с этой просьбой. Защитник сел, довольный, что перебил прокурора в самом начале его, как видно, тщательно подготовленной и отрепетированной речи.

Мак-Дональд часто вытирал носовым платком лоснившееся от пота лицо. Перед открытием суда его защитник посоветовал ему напудрить лицо тальком, но день выдался жаркий — 90 градусов по Фаренгейту, пот быстро смыл весь тальк, обнаружив калифорнийский загар.

— Разница между Мэнсоном и Мак-Дональдом, — нахмурившись, продолжал А. Б. В. Крейг, — состоит лишь в том, что Мэнсон заставлял свою «семью», как он называл свою банду, убивать ни в чем не повинных людей, а Мак-Дональд, действуя в одиночку, своими руками зарезал собственную семью. Напомню, — сказал он, сверля глазами лица присяжных, — что в задачу обвинения по нашему закону не входит точное установление мотивов преступления, а лишь сам факт его, хотя мы достаточно убедительно покажем, что поводом к убийствам была семейная ссора. Чем пустячнее ее причина, тем страшнее преступление. Мэнсон убивал, ведя преступными средствами войну против нашего несовершенного образа жизни — Мак-Дональд призван был защищать его и убил свою семью, уничтожил камень из здания Америки, но это был краеугольный камень, потому что семья у нас — составная часть всего народного организма. Убийцы из банды Мэнсона писали кровью на двери своих жертв: «Свиньи» и «Убей свиней!», подразумевая белых хозяев Америки, хотя Мэнсон ненавидел и черных. Мак-Дональд, чтобы запутать свои кровавые следы, уверяет, что неизвестные убийцы его семьи скандировали: «ЛСД! ЛСД! Убей свиней! Убей свиней!» — и тоже написали слово «свинья» на деревянном изголовье кровати кровью его жены и детей…