Анатол Имерманис - Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул Страница 5

Посетители обслуживались с поразительной быстротой. Сновавшие между столиками подростки в свеженакрахмаленных белых куртках скорее напоминали циркачей, чем официантов. Небрежно жонглируя на вытянутых пальцах тяжело нагруженным подносом или балансируя целой пирамидой, они, словно скользя на роликах, проносились по залу. На долю двоих метрдотелей с благообразной, профессорской внешностью выпадала лишь почетная роль регулировщика уличного движения.

— Может быть, суп из угрей? — предложил гостям Баллин. — Наряду с рыбными аукционами в Альтоне это то, ради чего стоит приезжать в Гамбург.

— Спасибо! Мы с Дейли по репортерскому обычаю обедаем только после закрытия редакции, — пошутил Мун, внося посильную лепту в придуманный Мэнкупом миф.

— Отлично! — Мэнкуп улыбнулся. — В таком случае, что вы будете пить?

— Я? То же самое, что и вы! — Игнорируя его, Дейли галантно повернулся к актрисе.

— Лютилют! — крикнула та через весь зал. — Семь! — бросила она подбежавшему официанту.

— Оригинальный коктейль? — поинтересовался Дейли.

— Настолько же оригинальный, как ваши афоризмы. Сейчас увидите!

Почти мгновенно над столиком повис поднос, заставленный полукружками с пивом и миниатюрными рюмочками, в которых оказалась водка.

— Ну вот, сейчас вы получите первую порцию гамбургского диалекта, так называемого «платтдойч», — довольно засмеялась Ловиза. — Лютилют — это маленькое пиво плюс маленькая водка. Хотя платтдойч по звучанию близок к английскому, он кажется невероятно комичным. В нашем театре как-то осмелились давать Шекспира. Большинство публики составляли «квидье»…

— Квидье? — переспросил Дейли на всякий случай.

— Так мы в Гамбурге называем иногородних немцев. Монолог Гамлета вызвал такой хохот, что актеру так и не удалось его закончить. После этого я поняла, почему у нас ставятся исключительно водевили.

— Театр Санкт-Паули знаменит тем, что единственный в Германии дает представления на платтдойч, — пояснил Мэнкуп. — Именно этим он и привлекает туристов.

— Я бы рекомендовал его совсем иначе, — объявил Дейли. — «Единственный театр в мире, где вы услышите отвратительнейший платтдойч из прекраснейших женских уст».

— Дитер, не забудь записать! — отпарировала Ловиза. — Это ведь был афоризм? — Она доверчиво наклонилась к Дейли. — Или меня опять подвело незнание языка?

— Разумеется, афоризм! — буркнул Дейли. — Заодно рекомендую господину Баллину следующее изречение для его коллекции: «Женщина, отвергающая комплименты, претендует на правду. Но если вы скажете ей эту правду, она сочтет вас лжецом».

— Должен вас огорчить. Господина Баллина интересуют лишь изречения исторических лиц. — Мэнкуп чуть порозовел от выпитого вина. — Он пишет документальные книги о величии и крахе третьего рейха. Особенно интересен его «Заговор генералов»… Что касается театра в Санкт-Паули, то он тоже не сумеет воспользоваться вашей остроумной рекламой. По той простой причине, что Ло там больше нечего делать.

— Сначала объясните мне, что означает «Ло»? — взмолился Дейли. — Это опять платтдойч?

— Ло — это я. Меня вытурили. Временно я выступаю в другом театре, но… — Она с грустью замолкла.

— А предложенный тебе блестящий ангажемент в «Талиа»? — напомнил Мэнкуп.

— Ты мне ничего не говорила об ангажементе! — Светлые глаза Магды потемнели от удивления.

— Мне тоже, — скульптор перестал сосать трубку.

— Я хотела приготовить вам сюрприз, — слишком громко рассмеялась Ловиза.

— Это просто свинство! Мы все так переживали из-за тебя. — Магда нервно бросила недокуренную сигарету в пепельницу и тут же вытряхнула новую из темно-вишневого портсигара.

Скульптор привычным движением подставил трубку, она наклонилась, чтобы прикурить.

— Не слишком ли расточительно для человека, намеревающегося открыть собственное дело? — Мэнкуп с усмешкой придвинул ей пепельницу с недокуренной сигаретой.

— Спасибо! — Магда механически достала другую сигарету и наконец закурила. — Твоя забота о моих финансах настолько трогательна, что наша фирма готова со временем отблагодарить тебя роскошным надгробием. Причем совершенно бесплатно.

— Магда! — с упреком одернул ее скульптор.

— Ло, ты меня удивляешь, — задумчиво проговорил Баллин.

— Чем? — Под его пристальным взглядом Ловиза смутилась.

— Если притворство является признаком артистического таланта, то я готов признать тебя великой актрисой! — Он провел рукой по лицу. На словно приглаженных утюгом щеках рельефно выступил мелкий склеротический узор.

— Кельнер, три бутылки шампанского! — крикнул кто-то.

Мун с ужасом убедился, что щедрый заказ исходил от Дейли. Неужели тот позабыл, что у них совершенно нет валюты? Заказывать шампанское за счет Мэнкупа показалось бы бестактным даже самому бесцеремонному журналисту.

— У нас есть только «Мум». — За спиной Дейли вырос главный метрдотель.

— Прекрасно!

— Это самая дорогая марка, господин. — Добросовестный метрдотель, узнав по акценту иностранца, счел нужным предупредить.

— Тем лучше!

— «Мум»! Три бутылки! — Метрдотель громовым голосом оглушил пробегавшего мимо официанта.

Стук костяшек и шуршание газет на секунду смолкли. Мун увидел многочисленные головы, повернутые в сторону их столика. Видимо, в этом кафе шампанское пили только в самых исключительных случаях.

Метрдотель не двинулся с места. Он почтительно ждал ведерко с бутылками, которое торжественно приближалось, плывя на вытянутой руке.

— Разрешите! — Метрдотель насухо обтер бутылку салфеткой и, встав спиной к столику, приготовился откупорить.

— Дайте мне! — вырвав у него бутылку, Дейли повернулся к актрисе: — За ваш ангажемент!

Он выстрелил пробкой и замер, увидев, что натворил. По лицу Ловизы сбегали подкрашенные тушью пенные струйки.

— Всю жизнь мечтала выкупаться в шампанском. — Она тряхнула мокрыми волосами и, схватив со стола сумку, убежала.

— Такое случается у меня впервые! — Растерявшийся Дейли даже не заметил, как метрдотель деликатно отнял у него бутылку.

— Так ей и надо, — злорадно пробормотала Магда. — Мы ломаем себе головы, как помочь, а она…

— Признаться, я уже собирался поговорить с тобой по этому поводу, Магнус. — Баллин напряженно улыбнулся.

— Поскольку ты единственный из нас в настоящее время при деньгах, — не глядя на Мэнкупа, проворчал скульптор. Было ли это действительно сказано с раздражением, или так показалось из-за торчавшей в зубах трубки?

Метрдотель, прикрыв ладонью горлышко, тщательно вытирал бутылку.

— Позвольте! — Он принялся разливать шампанское.

— Я сам предложил ей деньги. — Мэнкуп подставил свой бокал. — И в результате узнал об ангажементе чуть раньше вас. Выпьем за нашу Ло! Что ни говори, она, возможно, стоит всех нас вместе взятых!

— Ты прав! — Магда изящным движением подняла бокал. Из-под рукава показался браслет, гармонировавший с металлическим цветком на отвороте.

— За Ло! Желаю ей счастья! — Дитер Баллин медленно отпил, словно дегустируя каждый глоток.

Лерх Цвиккау ничего не сказал. Молча осушил свой бокал и только тогда заметил брызги, попавшие в бороду при выхлопе пробки.

Воцарилось молчание. Дейли приглядывался к архитекторше. Сейчас, когда за столом не было Ловизы, Магда как будто вышла из затемнения. Дейли впервые заметил, что каждая деталь ее эффектного туалета подобрана с тщательностью, свидетельствующей о настоящем вкусе.

А Мун тем временем думал о Мэнкупе и его друзьях. Обычные разговоры, какие ведутся в кафе, обычные заботы и радости. И в центре этого банального водоворота сдобренных рюмочкой водки шуток и скрепленных шампанским тостов — благодушествующий Магнус Мэнкуп с его лицом иронического мыслителя, казавшимся в данную минуту случайной маской. Не будь его тревожного письма, он ничем не выделялся бы среди остальных посетителей кафе. Состоятельный человек с именем, умеющий подбирать себе подходящее окружение. Да и с чисто декоративной точки зрения писательская задумчивость Баллина, цветовая гамма Магды, рыжий ореол скульптора и особенно темноглазая, вся в черном, Ловиза представляли собой прекрасную оправу.

Лениво попивая шампанское и прислушиваясь к непонятному разговору (собеседники перешли на немецкий язык и, судя по отдельным словам, дискутировали о политике), Мун со свойственной ему привычкой подвергать сомнению все и всех, пытался представить себе в роли убийцы каждого из четырех друзей по очереди. Этих людей, по-видимому, связывали не только взаимная симпатия и общность взглядов, но и нечто более глубокое. И все же смутно чувствовалось, что под идиллической поверхностью притаились какие-то конфликты. Несмотря на это, мысль, что он сидит за одним столиком с будущим убийцей, показалась настолько забавной, что Мун засмеялся.