Лев Гурский - Спасти президента Страница 53

Невидимые миру подтяжки аккомпанировали каждому возгласу ветерана глухим резиновым шелестом. Скрипела растревоженная мебель. В кромешном мраке комнаты мне от всех этих выкриков и звуков стало как-то не очень уютно. Я уже догадался, что Заварзин, скорее всего, ничем серьезным не вооружен — иначе бы с такими настроениями давным-давно оставил от своей коммуналки пепелище. Но тем не менее осторожность не помешает. Даже безоружные, психи бывают весьма опасны и не ограничиваются одними письмами с теплыми пожеланиями скорейшей смерти.

В который уже раз я инстинктивно подвинулся к краю табуретки... И, не рассчитав своего последнего движения, опасно забалансировал на краю, рискуя позорно свалиться прямо на пол.

Ах ты, Господи! До чего же ты неуклюж, капитан Лаптев!

Чтобы не грохнуться в темноте, я судорожно зашарил руками в поисках опоры и сразу же наткнулся ладонью на стену. А затем на электрический выключатель, торчащий из стены...

Раздался громкий, на всю комнату, щелчок. Вспыхнула запыленная лампочка под потолком.

— Све-е-е-ет! — истерически взвыл энтузиаст ковровой бомбардировки аулов. — Погаси-и-и-те! Неме-е-е-едленно-о! Ненавии-и-и-жу!..

Я поспешно щелкнул второй раз, возвращая тьму на прежнее место. Мне хватило увиденного за этот краткий миг электрической вспышки.

Глеб Иванович Заварзин не мог быть «Мстителем». В принципе не мог. И не только потому, что помятый пакет от Фонда Кулиджа валялся нераспечатанным между облезлым диваном и кривобокой тумбочкой с дряхлым, еще ламповым, радиоприемником. Металлическая скоба, которой Глеб Иванович колотил в соседскую стенку, оказалась железным крюком, заменяющим ветерану войны в горах бывшую кисть правой руки. На левой руке не хватало большого пальца. То, что я на слух посчитал подтяжками, было грязными эластичными бинтами, кое-как опоясывающими культяпки обеих ног. Вместо глаз на пятнистом от ожогов лице виднелись два красных мертвых бельма без зрачков.

Очень маленькая война за Конституцию и Порядок в чужих холодных горах отобрала у Заварзина все и оставила ему лишь жалкий обрубок жизни, словно в насмешку. Мне вдруг стало ужасно стыдно, что я — молодой, здоровый, зрячий — целых полчаса допрашивал в темноте этого безумного несчастного инвалида и даже чуть не арестовал его, всерьез заподозрив в терроризме. Ну до чего же паскудная иногда у меня работа...

— ... Президе-е-ента! — что есть сил выдохнул невидимый Заварзин и снова застучал железом в стенку. — Слышите, вы? И Генерала! И лысого гада! Всех убить, всех! Давайте, вяжите меня!

— Простите, Глеб Иванович, — покаянно забормотал я, разыскивая входную дверь на ощупь. — Я, пожалуй, пойду. Служба такая.

Вслед мне донеслось неистовое:

— И Президента!.. Генерала-иуду!.. Лысого!.. Всех!.. Две-е-ерь! Дверь за собой, кому говорю!.. Вяжите меня, суки!.. Зачистка территории, на хрен!.. Минус двадцать пять, на хрен!.. И из гранатомета, из гранатомета по всему, что движется!..

Сбегая вниз по лестнице, я еще долго слышал эти приглушенные крики и металлические удары в стену. А, может, мне просто чудилось, будто я их еще слышу, и это пошли мои глюки. Плохо, раз уже начинаются глюки: чужое безумие прилипчиво. Следующий в моем списке — некто Исаев, соображал я на ходу. Если этот однофамилец Штирлица окажется таким же чокнутым, как Ежков или Заварзин, то внеочередным кандидатом в психбольницу наверняка буду я сам. Однозначно.

31. ПРЕМЬЕР УКРАИНЫ КОЗИЦКИЙ

Премьер-министром нашей нэньки-державы меня сделали в три приема, первый из которых почти не отличался от приема у неопытного стоматолога.

Сначала меня без анестезии выдернули из московского посольства обратно в Киев и на два месяца забыли в унизительном — для моего ранга — кресле советника по протоколу министра закордонных справ. Я стерпел. Ровно через шестьдесят один день Макар снял карантин, вызвав меня на часовую аудиенцию в Мариинский дворец. Прибыл я туда по-сиротски, на такси, а убыл на казенном «вольво», уже в ранге третьего заместителя тогдашнего премьера. Третий зам по статусу обязан был курировать республиканскую нефтегазодобывающую отрасль: на редкость бестолковое занятие, учитывая, что ни одного крупного промышленного месторождения в Украине нет и не предвидится, а основную нефть мы качаем прямиком из тюменского трубопровода. Еще через месяц я стал официальным кандидатом в новые премьеры и в этом качестве подвергся утверждению в Верховной Раде. Сама процедура сильно смахивала на экскурсию школьников в зоопарк. Несмотря на категорический запрет орать, плеваться, подходить близко к клеткам и дразнить хищников, наши законодатели совершили весь привычный ритуал. Это было нечто. Крайне левые дружно клеймили меня как наемника Уолл-стрита, крайне правые не менее слаженно обзывали меня агентом москалей — так что прошел я (вернее, прополз) с перевесом в одиннадцать голосов и только после того, как группа Львовских парламентариев, нестройно распевая гимн, покинула зал заседаний.

Одиннадцать голосов в плюс — шаткая победа. Я прекрасно знал, что кандидатура моя возникла в результате сложных тактических компромиссов Макара со спикером. Что рано или поздно меня неизбежно вытолкнут в отставку. Выгонят громко, с шумом, со скандалом...

Но было бы крайне глупо своими руками приближать скандал, раньше времени теряя пост, который достался мне с такими трудностями.

Я не самоубийца, отнюдь. Чувство самосохранения мне не чуждо. Интуиция, моя внутренняя Безпека, уже требовала, чтобы я побыстрее заручился молчанием своей команды: Сердюка, обоих охранников и шофера Яши. Всем им я, конечно, доверяю. Конечно. Но без подстраховки наше с Болеславом подъездное коммюнике не стоит и ломаной гривны. Преданность преходяща. Дьявол таится в мелочах. Люди свиты слишком внимательные свидетели, чтобы совсем не принимать их в расчет. Уж как был аккуратен Вилли Брандт — и тот прокололся на каком-то плюгавом кабинетном секретаришке. Не уследил. Проворонил подлеца. По Фрейду, в каждом человеке глубоко упрятан крошечный Павлик Морозов, мечтающий однажды заложить папаню.

— Притормозите-ка, Яша, — попросил я шофера, едва мы проехали первый перекресток. Водитель тотчас же остановил нашу «Чайку» у бордюра, обернулся и удивленно посмотрел на меня.

Впередисидящий Сердюк тоже просунул голову между сиденьями.

— Проблемы, Василь Палыч? — осведомился он. Лицо моего персонального гэбэшника выражало готовность исполнить все желания, которые он прочтет в моих глазах. Сбегать за пивом? Пристрелить кого? Только мигните.

— Надо обсудить одну важную вещь, — сказал я, медленно обводя глазами свою свиту. — Государственного масштаба.

Олесь и Дмитро важно переглянулись: шутка ли, сам премьер-министр Республики Украина готов обсуждать с ними государственное дело! Шофер Яша с достоинством почесал в затылке. Референт Сердюк сразу весь подобрался и напыжился от усердия.

— Но не здесь, — добавил я. В любом казенном автомобиле могли водиться «жучки». — У кого какие идеи?

Обоим охранникам и водителю было пока не до идей. Гордые хлопцы Дмитро и Олесь все еще переваривали мою первую фразу. Озадаченный Яша прикидывал про себя, отчего это для обсуждения Важной Вещи пану Козицкому не подходит салон его «Чайки» — машины швыдкой та гарной. Ну, тильки трохи пидстаркуватой.

Быстрее всех оказался Сердюк.

— Можно в ресторане, — не задумываясь, предложил он. — В здешнем «Национале», я по телевизору видел, работает шикарный кегельбан. Самая крутизна, Василь Палыч, как в Баден-Бадене. Закусим, культурно шары потолкаем, поговорим... Знаешь, Яшка, где тут «Националь»?

— А як же, — недовольно буркнул водитель. — Хто ж того не памятае?

Яшу очень обижало, когда кто-то подозревал его в плохом знании Москвы. Его, посольского шофера со стажем!

— Скромнее, скромнее, Сердюк, — сказал я. — Не зарывайтесь. Сами посудите, зачем нам ваши кегли? Других забот сейчас нет?

Идея посетить ресторан сама по себе была здравой. Банкет в Кремле сорвался по болезни одной из высоких обедающих сторон, а переговорами сыт не будешь. Но «Националь» — это уж чересчур.

— Понял, — без колебаний отыграл назад мой референт. — Тогда можно в «Трех поросятах». Это заведение совсем рядом и не такое крутое. Умеренное. Тоже сгодится для брифинга...

— Поросята так поросята, — не стал упираться я. — Мы, слава Аллаху, не мусульмане. Газуй, Яша.

Машина тронулась с места и буквально через две секунды затормозила. Выяснилось, что до сердюковского заведения всего-то метров двадцать пять.

— Приехали, — сообщил мой референт, заранее облизываясь. — Во-он он, через дорогу.

Я и сам уже заметил стеклянную вывеску «Tri Porosyonka» и короткую мраморную лестницу, ведущую к двустворчатой зеркальной двери под вывеской.