Валерий Казаков - Тень гоблина Страница 56

— Ну, — буркнул генерал.

— Ну так вот, на самом деле вы были правы, обращаясь к министрам за поддержкой в борьбе с коррупцией, которая, как ржа, проела все органы федеральной власти у вас в крае! Вы понимаете, куда я клоню?

— Пока не очень…

— Ну что вы, Иван Павлович! Вы как полновластный хозяин региона, как лицо, поддержанное Президентом страны, вскрыли вопиющие факты беззакония, когда, фактически, вся власть добровольно легла под новоявленного бандита, а силовики и депутаты, вместо того, чтобы бороться с этим бандитам, бросились вперегонки ему служить, понимаете?

— Кажется, понимаю, но смутно пока…

— Да что это с вами сегодня? Организованная преступность вместе с продажными чиновниками, — менторским тоном наставника, принялся растолковывать Михаил Львович, — организовала тотальный отпор губернатору, отказавшемуся от их правил игры и попытавшемуся донести все творящиеся в глубинке безобразия до оглохшей от безделья Москвы. Так что вы — не клеветник, как пытался представить вас краевой мент, а мужественный борец с коррупцией. Надо не медля, завтра же идти на прием к министру внутренних дел и директору ФСБ. Ваше письмо на имя Царя отписано в Главное управление президентского контроля, там мы ему ноги прямо сейчас и приделаем. — Великий путаник торопливо схватился за телефон.

— Але! Иннокентий Алиевич! Прости, что поздно, не ложился еще, телевизор смотрел? Да, да, ты прав, совсем бандиты распоясались, мало им провинции, так они решили и столицу под себя подмять! У тебя там письмо губернатора Плавского сверху расписано, надо ему полный ход дать. Все согласовано. Ссылаться на меня, конечно, не надо, но я только что приехал от Самого, — Амроцкий заговорчески подмигнул внимательно слушающему генералу, — так Первый в ярости, считает что это покушение на устои власти. Сегодня губернатора в лоскуты порвут, а завтра и от страны ничего не останется. Да не надо благодарностей! Говоришь, уже ходоки с другой стороны были, и кто? Шусь? Вот поганец! Ладно, это не по телефону, завтра забегу. Ох, и хороша у тебя секретарша! Нет, такие подарки не принимаю, если только поменяться. Пока, пока!

— Всё, с утра к контролерам, а они пристегнут и МВД, и прокуратуру, и еще кого надо, — потирая руки, сообщил Амроцкий.

Через два дня тяжелый маховик государственной машины со скрипом завертелся, набирая все новые и новые обороты, грозя перемолоть в пыль всё и вся, попадающее под его незрячую десницу.

Местные законодатели, как наиболее неустойчивый элемент, не взирая на злобное шипение спикера, начали быстренько отрабатывать назад и раскололись на несколько враждующих групп. В первые ряды, как всегда, вырвалась недалекая хабалистая бабенка, представляющая северные территории. Она верещала во всех местных газетах и телепередачах про зловредных ментов, продажных судей, загребущих налоговиков, близоруких коллег-депутатов, обходя при этом бархатным молчанием лишь своего тайного спонсора, Пашу Драку. Местные федеральные чиновники быстренько застрочили наверх, что они, лично, к законодателям за помощью не обращались, и во всем виновен главный милиционер, который, к тому же, является, чуть ли не родственником Дракова.

В край прибыла целая бригада следователей, собранных из разных губерний России, во главе с грозно рычащим заместителем министра внутренних дел Ильей Владимировичем Коловратовым.

Плавский торжествовал, все получилось, как он хотел, а главное, он теперь напрочь отбросил сомнения в искренности отношения к нему Амроцкого. Михаил Львович, в который раз воскрес в его душе как всесильный ангел-хранитель.

Удаление со двора Старикова благотворно сказалось на внутренней атмосфере Серого дома, да и в крае дела пошли, как это ни странно, в гору. Заполярный комбинат стал платить налоги, Есейский металлургический, погасив задолженность по электроэнергии, фактически закрыл все долги края по заработной плате бюджетникам. Паша Драка от греха подальше и не без помощи Амроцкого куда-то смылся. В общем, для всех настало некое подобие золотого века, а золотые века, как известно, долгими не бывают.

Малюта с искренним сожалением смотрел на скрученного радикулитом Коловратова. Милицейский генерал хоть и хорохорился, но двигаться мог с большим трудом, а потому совещание проводил в своем гостиничном номере, который ему выделили в резиденции «Кедры». Подобные совещания проходили каждое утро, бригадиры отчитывались о проделанной за минувшие сутки работе и получали ценные указания. Два раза в неделю, соблюдая закон о гласности, Илья Владимирович должен был появляться перед прессой и информировать широкую общественность о ходе своей работы.

Скураш еще с журналистских времен поражался, как это милицейские опера и следователи вообще умудряются работать и хоть что-то раскрывать. Их, бедных, с утра до ночи заставляли писать какие-то планы раскрытия преступлений, а потом ежедневно отчитываться об их выполнении. Однако писанина была не самым главным бичом, особенно выматывали пустопорожние совещания, где милицейских за их же собственную проделанную работу пытались обвинить во всех смертных грехах. Ну а «палочная» отчетность, господствующая в органах еще с бериевских времен, напрочь отшибала руки даже самым талантливым и способным. Ты тут хоть тресни, но «палки», то есть показатели одной графы, должны были равняться или превышать «палки» другой, вот и вся арифметика. Однако же чем меньше палок было на бумаге, тем результативнее считалась работа, а что там делается на улице, всем было абсолютно по барабану! Высокое начальство по улицам не ходит, оно с мигалками пролетает, так что в любой работе главное — отчет.

Заместитель министра далеко от этой тактики не отходил. Пятьдесят восемь опытных офицеров рыли, что называется, буром, только рыли они, в основном, пока бумагу. Скураш видел это и откровенно злился, понимая, что вся эта титаническая работа превратится в очередную показуху и пойдет, скорее всего, псу под хвост.

— Нами уже проверено восемьсот уголовных дел, — грозно взирая на собравшихся поверх очков, ревел министерский генерал, — семьдесят четыре, непосредственно касающиеся организованной преступной группы Дракова, через прокуратуру возвращены на повторное расследование в органы дознания. Сам гражданин Драков П.П. объявлен во всероссийский и международный розыск, группа тесно работает с Интерполом.

«Такое ощущение, что он все это говорит для меня и представителей губернатора», — Малюте хотелось задать какой-нибудь каверзный вопрос, об эффективности и конкретике что ли, но его никто не обязывал контролировать работу замминистра, а сам он уже научился жить без лишней инициативы, которая, как правило, всегда вылезала боком.

Подчиненные разошлись, и Илья Владимирович с благодарностью принял из рук заместителя губернатора Зураба Беркуса спасительный стакан водки.

— Так и спиться недолго пока вылечусь, — крякнул генерал, ставя пустой стакан на стол и зажевывая оставшимся от чая печеньем.

— Может, распорядиться что-нибудь закусить приготовить? — спросил Беркус.

— Водка с закуской — это пьянка, а я лечусь. Вот изловим этого негодяя Дракова, тогда и закушу и выпью. Хотя, между нами, все в этом деле непросто, здесь и бизнесом и политикой не то что попахивает, а просто воняет. А у меня нос старой ищейки… — и он вдруг замолчал, не то от боли, не то смекнув, что ляпнул лишнее. — Хреново мне, ребята, я еще накачу да прилягу, может, отпустит? Вы уж простите старика.

В город Скураш возвращался вместе с Беркусом, сорокалетним, спортивного телосложения мужчиной, с бритым наголо черепом и цепкими серыми глазами. Будучи не то латышом, не то сваном, не то аджарским князем, а, скорее всего, и тем и другим одновременно, он являлся человеком крайне неординарным, интеллектуалом и остроумцем. Знакомы они были очень давно, еще с тех времен, когда Плавский делал в политике первые шаги. Обоим тогда генерал был очень симпатичен, и оба ему безвозмездно помогали, в надежде на перспективы в будущем. С приходом Зураба Петровича в администрации Плавского заметно оживилась международная деятельность, но не это было главным для Скураша в этом человеке. Беркус, как и он сам, будучи достаточно близок к генералу, при этом оставался как бы человеком не из команды, и также, как и он, стоял над постоянной склокой дворни за близость к телу. Мелочная и изнуряющая суета: кто что сказал, кто о чем подумал, кто с кем встретился, постоянные подозрения в измене, подсовывание друг другу жучков и компромата до того выматывала, что порою хотелось выть от безысходности. И только у них, да еще, пожалуй, у главы администрации Плавского, бывшего морского офицера Пилюрского, была простая человеческая возможность общаться, что называется, без двойного дна, говорить друг с другом ни о чем, просто спорить о литературе, о современном искусстве, театре, международных делах, травить анекдоты и откровенно измываться над Есейской действительностью.