Стивен Хантер - Честь снайпера Страница 6

— Крулов, — сказал он, встав и кивнув, не протянув, впрочем, руки и не сделав никакого иного приветственного жеста.

Имя Крулова доставляло достаточно сведений о нём. Его звали правой рукой вождя, а в некоторых кругах — стальным кулаком вождя. Где бы ни возникла проблема — с ней разбирался Крулов, с острым взглядом и приятными манерами, стальной волей и и брутальным шармом. Он справлялся со всем — будь то задержка в поставке пулемётов или непокорность какого-нибудь важного офицера на Балтике. ОН был человеком, которому хорошо известны методики ведения таких дел.

Но она подумала: почему такая большая шишка интересуется Курском?

— Товарищ снайпер, — сказал Крулов, — из отчётов я знаю, что ваша нога зажила. Я вижу, что вы верно служите в разведывательном подразделении под командованием генерала Жукова вот уже несколько месяцев после выздоровления, а он рассказывает невероятные вещи о вашей героической службе в этой сталинградской заднице. Ещё он запросил вам повышение до лейтенанта.

— Генерал хорошо относится ко мне, — сказала Петрова.

— Так и должно быть. Вы всё же убили несколько дюжин врагов для него. Вы знаете точное количество, товарищ снайпер?

— Нет. Я никогда не считала.

— Рапорты говорят, что ваш счёт перевалил за сотню. Я ожидал, что соревнующийся спортсмен, как вы (тысячу лет назад она была чемпионкой по теннису) захочет отметить себя среди остальных.

— Это смерть, — ответила она. — Мне это не нравится. Я Убиваю во благо нации, потому, что это помогает нашему лидеру и главным образом потому, что когда немец попадает ко мне в прицел, я знаю, что он не убьёт того мальчика, которого я видела в столовой сегодня утром.

— Что ж, это верно и хорошо изложено. В конце концов, ради этого мальчика мы и сражаемся.

Три офицера глубокомысленно кивнули. Форма у всех была оторочена по краям синим цветом НКВД. Двое были полковниками, один — генерал-лейтенант. У их униформы, погон и фуражек, лежавших на столе, были синие края — не заметить было невозможно. Но на тот случай, если бы вы не заметили, у них было более мощное средство: НКВДшные лица. Она видела такие же в заградительных батальонах НКВД, стоявших позади атакующих войск — тупые, замкнутые, мелкоглазые и малословные. Никому не хотелось вглядываться в них: будучи профессиональной секретной полицией, они не любили внимания к себе. В нынешних же обстоятельствах их единственной задачей было выражать горячую приверженность Крулову: как-никак, он мог вынудить их исчезнуть в мгновение ока — и все в этой комнате от самого Крулова до сержанта-снайпера знали об этом.

Крулов раскурил махорочную сигарету из красно-желтой пачки, растягивая время выражением идеи, что не он ждёт чего-то, а весь мир — его. Затянувшись и выдохнув огромный клуб дыма, он уставился прямо на Милли. Его кряжистая фигура была затянута в темный гражданский костюм с неброским галстуком безо всякого дизайна. Ничто ему не шло, поскольку тут нечему было идти.

— Людмила Петрова, у меня сложный вопрос. Я задам его прямо и откровенно из уважения к вашим заслуживающим внимания достижениям.

Ну, вот, наконец, и Курск.

Но нет.

— Касательно вашего отца. Я должен знать, держите ли вы зло и если да — может ли оно туманить ваш рассудок?

Петрова не поднимала глаз, уклоняясь от прямого взгляда. Тот, первый идиот был прав: это настоящий дар — её глаза приобретали выражение лишь тогда, когда она сама хотела этого. Другие выдавали эмоции всему миру — невнимательно и безрассудно, Петрова же ничего не выказывала.

— Государство сделало то, что считало нужным, — ответила она, заставив себя подавить память о приезде «чёрной Машки» в 1939 году, забравшей — навсегда, как оказалось — её отца, профессора биологии Ленинградского университета. — Я считаю, что оно действовало из лучших побуждений и в интересах людей. Когда пришла война, я стремилась полностью отдаться служению людям. Позволив себе полюбить буквально за неделю, я вышла замуж. Мой муж ушёл на фронт и вскоре был убит в бою, я же буду служить до тех пор, пока буду способна. Моя смерть ничего не значит — лишь выживание нашего народа имеет значение.

— Отличный ответ, — отозвался комиссар, с чем кивком согласились его аколиты.[1] — Полностью придуманный, как я полагаю, но выраженный с сердечной, хоть и мошеннической искренностью. Вы хорошо врёте, и я уважаю предпринятые усилия. Любой комиссар знает, что это нелегко. Я уверен, что мнение вашего отца об урожаях пшеницы несёт в себе собственную логику: он искренне верил в то, что говорил. Как бы он ни считал — это не должно было привести вашего отца к постигшей его судьбе. Предупреждение в личное дело, задержка с повышением, возможно, но смерть? Очень жалко. Режим наделал немало ошибок, даже сам вождь будет первым, кто признает это. Но он надеется — да и я тоже — что после войны, когда мы расставим всё по местам, будет проведена чистка. В то же время, хоть рана ваша ещё саднит, патриотизм ваш неоспорим. У моих коллег из разведотдела есть какие-либо вопросы к товарищу снайперу?

Всё-таки Курск, наконец. А потом — в Сибирь.

Однако, вопросов было немного, и вполне безобидных. Петрова легко справлялась с ними. Родилась в Ленинграде в 1919-м, была счастлива, спортсменка, дочь профессора, затем его арест, затем война — в первые два года Дмитрий и два её брата, её бедная мать погибла во время осады Ленинграда от случайного снаряда, а её собственное состояние — теперь, после того, как зажили два ранения от шрапнели — гораздо лучше.

Ничего о Курске или её назначении в отряд спецназначения.

Её глаза не выдали её.

Наконец, Крулов почувствовал удовлетворение. Глянув на часы, он дал знак, что время двигаться дальше: для него продолжался обычный восемнадцатичасовой день с дюжиной неотложных дел.

— Товарищ снайпер, откройте папку перед вами.

Глава 5

— Вот так я нашла этого парня, — рассказывала Рейли, сидя перед компьютером в своём офисе, присоединённом к её квартире — всё это принадлежало «Вашингтон пост». — Я гуглила «Гарри Хопкинс Сталина», и первым в выдаче был Василий Крулов. Я стала проверять… из сталинского ближнего круга он выглядит единственным, кому доставало власти назначать подобные задания. Он был сталинским решателем проблем, подобно как Хопкинс для ФДР.

Из собственных давнишних погружений в события, которые привела его отца на Иводзиму в феврале 1945 года, Суэггер знал о Хопкинсе, одном из могучих людей, который — из лучших помыслов, как он надеялся — принимал решения, оставлявшие безусых юнцов мёртвыми в песках и тёплых водах по всему Тихому океану.

— В этом есть смысл, — ответил Суэггер. — Тебе нужен парень, у которого достаёт власти рвать все служебные вертикали и сводить вместе людей, которые обычным путём никогда не увидели бы друг друга в трясине ресурсов войны. Этому власти хватало и он мог творить события. Но его наличие рушит весь замысел.

— Что ты имеешь в виду?

— Они так не работали.

При всём своём шпионском опыте и при всех успешных операциях русские не проводили тайных операций в их классическом понимании, помещая своего тренированного исполнителя за линию фронта. Им это не было нужно — всё же вплоть до 1944 го года война шла на их территории, испещрённой дюжинами партизанских отрядов, подразделений, исполнителей — одиночек, уже находившихся там, так что в любой местности у них и так были люди и надёжная связь с ними. Так что им никогда не приходилось сколачивать команду или даже брать одного человека и перемещать его (или её) за тысячу миль для внедрения. Однако, рассудил Суэггер единственное правило состоит в том, что нет никаких правил. Раз уж они послали Милли на Украину, это шло настолько вразрез с обычными процедурами, настолько странно, что не могло не встретить сопротивления со стороны всех задействованных лиц, что требовался настоящий парень с яйцами, чтобы всё это произошло — и таким-то парнем и был сталинский Гарри Хопкинс.

Он подвёл итог для Рейли, которая кивнула и продолжила излагать для него прошлое Крулова: советский чиновник во втором поколении. Родился в 1913-м.

Его отец был советским торговым представителем в Германии в 20-х и в начале 30-х.

— Шпион? — допытывался Боб.

— Конечно. Так что Крулов вырос в Мюнхене и посещал там школу до прихода Гитлера к власти. Его отец тем временем пытался налаживать торговые связи, однако его реальным делом — скорее всего — было координирование деятельности профсоюзов и весьма весомой в этом регионе коммунистической партии, пока его не вышвырнули нацисты, начавшие очищение от немецких коммунистов. Крулов был гениальным студентом, имел талант к организации, чему в значительной мере помогали связи его отца. Стал членом Политбюро в 36-м, а уже в 38-м привлёк внимание Сталина. Во время войны он был незаменим, путешествовал по приказу Вождя от одного генерала к другому по всем фронтам, а после войны пользовался заслуженным успехом. Он мог бы даже стать генеральным секретарём после Сталина, поскольку Хрущёв тоже его любил, но предпочёл уйти из поля зрения, потеряв власть и… как это ни назови… интересы. Скрылся из виду. Можно сказать что он исчез.