Александр Афанасьев - Сожженные мосты часть 7 Страница 8

Атомная электростанция под Санкт-Петербургом – восемь атомных энергоблоков, четыре тысячника, два полуторатысячника, два двухтысячника, не только питает энергией север, но и экспортирует ее в Пруссию. Город Сосновый Бор, рядом столица Империи и Красное село. А ведь если они будут заходить на посадку на…

Грегор Гольц исподлобья посмотрел на террориста с автоматом Калашникова, медленно идущего по рядам. Он был к нему спиной, до него было метров десять. Сейчас?

Нет, не сейчас… Надо подождать. Пусть они понервничают, пусть они устанут и потеряют бдительность, пусть они расслабятся, стоя уже на пороге рая. Вот тогда…

В кабине, Владимир Дмитриевич незаметно для террориста нажал одну из кнопок. Она сообщала о том, что на борту чрезвычайная ситуация на землю во все ближайшие центры управления воздушным движением. Помимо этого – на земле теперь могли знать, что творится в кабине, потому что все разговоры в кабине пилотов теперь записывались и отправлялись на землю в режиме реального времени.

– Зачем ты это делаешь?! – летчик с трудом сдерживался, труп второго пилота, совсем молодого парня, лежал в проходе – тебя же убьют.

– Я приму шахаду – сказал молодой террорист – и попаду в рай. А ты в рай не попадешь. У Аллаха для русских свиней нет рая…

– Мне надо отлить.

Террорист – молодой, с неаккуратной, козлиной бородкой – остановился, уставился на сидящего в первом классе чиновника.

– Что ты сказал?

– Мне надо отлить… пожалуйста… мне надо в туалет.

Террорист захохотал, ткнул кяффира стволом автомата

– Ссы в штаны, грязная свинья! Вы все грязные свиньи, все!

– Как вы можете!?

Террорист рассвирепел, ударил чиновника стволом автомата по лицу – раз, затем еще раз. В глазах его плескалось опасное, сумасшедшее пламя ненависти.

– Ссы в штаны кяффир, ну! Ты, сын шакала. Ба-бах!!!

Последние слова террорист выкрикнул, чиновник вздрогнул – и на его светло-серых брюках начало расплываться темное пятно.

– А-ха-ха… Свиньи! Вы все грязные свиньи, свиноеды! Среди вас нет ни одного воина, ни одного мужчины!

– Али!

Молодой террорист с автоматом и крысиной бородкой обернулся на зов. Брат Джавад махнул рукой. Али подошел.

– Что ты делаешь?

– А… тут один кяффир… они все трусы, он обоссался. Все в порядке, брат.

– Не кричи. И не сквернословь. Воистину, Аллах спросит с нас, и даже наша шахада не искупит все грехи, разве ты хочешь предстать перед Ним со скверными словами на устах и нечистыми помыслами?

Али испугался. Все-таки он был очень молод.

– Аманту би-Лляхи ва русули-хи.********* Да простит меня Всепрощающий.

– Аллах, да простит всех нас. Будь осторожен.

Было просто омерзительно – чувствовать горячую, мокрую ткань, вдыхать омерзительную вонь, чувствовать нечистоту и унижение. Но это было нужно. Теперь он для него – всего лишь обоссавшийся от страха кяффир.

И пусть думает так.

– Рахья! Рахья! Во имя Аллаха, посмотри!

Рахья, которому было всего двадцать три года – подбежал к иллюминатору. Здесь, в первом классе, расстояния между сидения были такие, что можно было спокойно ходить по салону и подходить к любому иллюминатору.

В нескольких сотнях метров от самолета, держащего курс на северо-запад, висел остроносый, двухкилевой истребитель-перехватчик Гаккеля. Он был похож силуэтом на разъяренную кобру, его серый с хаотическими черными и голубыми пятнами окрас сливался с небом. Истребитель замер выше правого крыла Юнкерса, будто подвешенный к нему невидимыми нитями. Под крыльями висели ракеты…

– Они боятся нас… – сказал Рахья, стараясь унять, загнать как можно глубже в душу недостойный моджахеда страх, страх перед государственной машиной, перед Его Величеством и перед всеми его подданными, которым они четверо бросили открытый вызов – да… они боятся нас. Аллаху Акбар!

– Аллаху Акбар! – закричал Али, как будто пилот истребителя мог услышать его.

Человек по имени Грегор Гольц в последний раз взглянул на часы. Пора… до Санкт-Петербурга – тридцать минут, не больше. Ему понадобится десять… потом он перехватит управление… только бы эти ублюдки оставили в живых хоть одного пилота. У него была лицензия пилота легкомоторного самолета, но легкий Аист это одно – а двухпалубный Юнкерс – это совсем другое.

Штаны отвратительно намокли в паху, его сосед – и в самом деле какой-то чиновник – старался смотреть в другую сторону. И то лучше… – пусть не дергается.

Пальцы правой руки коснулись массивных часов в стальном корпусе, поползли вправо, нащупали чуть заметный выступ и зацепили его ногтем. Потащили на себя. Крышка часов начала смешаться, превращаясь в нечто наподобие сюрикэна, только необычного вида. Круглая пластина диаметром семь сантиметров с квадратным отверстием внутри, край заточен как бритва, несмотря на маленькие размеры – очень тяжелое. Назарэм, японское метательное оружие ниндзя, в отличие от сюрикена его намного проще прятать.

– Я хочу, чтобы эвакуация этого терминала была завершена через десять минут! Какого черта копаетесь?!

Полковник Павел Расторгуев, командир дежурной смены спецотряда А раздраженно смотрел на потеющего, слишком толстого для службы генерала МВД, стоящего перед ним навытяжку. Неофициально, звания чинов, приписанных к Собственной, Его Императорского Величества Канцелярии, считались на три звания выше, чем звания по любому другому ведомству, поэтому полковничье звание Расторгуева приравнивалось сейчас к званию тайного советника по гражданскому ведомству, генерал-лейтенанта по военному, вице-адмирала по флотскому и егермейстра Его Императорского Величества по придворному. Полковник Расторгуев недавно вернулся с шестимесячной стажировки в Форт Брэгге, где подружился с "Маленьким Биллом" – так близкие звали бригадного генерала, командовавшего спецотрядом Дельта. Маленький Билл сейчас по-доброму бы позавидовал тому, как его русский друг отчитывает старшего по званию генерала, начальника полицейского ведомства.

Кстати, было бы лучше, если бы этим делом занимался Маленький Билл и его Дельта.. последний раз реальный штурм самолета у них был… он тогда еще не служил. Это в Северной Америке постоянно пытаются угнать самолет в Латинскую Америку, а то и в Африку, в России терроризм иного рода, самолеты здесь не угоняют. Но делать нечего – это их задача, им ее и решать…

– Но вещи…

– Какого черта? Гоните всех, вещи пусть оставят здесь, не создавайте давку!

– И-й-есть! – генерал, вспомнив молодость в чинах подпоручика, ринулся накручивать хвоста своим подчиненным.

Полковник Расторгуев подошел к стеклянной стене нового, четвертого терминала аэропорта, достал небольшой бинокль. Вдалеке, у самой кромки ВПП параллельно ей на высоте примерно метров пять над землей, шел тяжелый вертолет Сикорского с откинутой хвостовой аппарелью, из него, через равные промежутки времени прыгали люди со снайперскими винтовками, залегали на поле, занимая свое место в цепи. Люди со снайперскими винтовками занимали позиции на обеих диспетчерских башнях, на крышах ангаров, снайперов было так много, что на каждого террориста приходилось не меньше, чем по десять снайперских винтовок. Полковник не увидел этого – но он знал, что вон за теми двумя ангарами стоят три грузовика, на каждом из которых вместо обычного кузова укреплены широкие стальные штурмовые трапы. Люди в черных, огнеупорных костюмах и в титановых шлемах в последний раз проверяют свое оружие, занимают свои позиции – как только самолет приземлится, все эти машины выйдут на исходные, и люди на них будут ждать столько, сколько потребуется – минуту, час, день. А вон там, у трех желтых, четырехосных пожарных машин – суетятся люди в блестящих огнеупорных пожарных комбинезонах, и половина из них – отнюдь не пожарные. А у терминала, вон там – должны стоять несколько карет скорой помощи, и в трех из них – сидят совсем не врачи, пусть и в белых халатах. А…

Интересно – кто же все-таки это такие? И на что они рассчитывают?

Али шагал по проходу, между испуганными, жалкими свиньями, безбожниками и многобожниками, твердо помня о том, что войско муслимов всегда одерживает победу, потому что так сказал Пророк, а его устами так сказал Аллах. Он даже и не понял – когда умер.

Грегор Гольц хладнокровно пропустил Али рядом с собой и мгновенно, бесшумно встал из кресла. Правой рукой он зафиксировал автомат, левой – обхватил молодого террориста за шею и резко рванул на себя и влево. Шея с едва слышным хрустом сломалась.

Чисто. И без крови.

Опустив обмякшего террориста на пол, Гольц пошел вперед, подхватив автомат. К счастью – был четверг, самолет был полон и террористы не заставили всех особо важных персон переместиться из салона высшего класса в первый или даже эконом, если бы заставили – было бы намного сложнее. Пройдя между креслами, он вышел в соседний проход, зажав в пальцах правой руки заточенный назарэм. Террористы допустили еще одну ошибку – им надо было ходить бессистемно, переходить из ряда в ряд – а они ходили как часовые, один в салон высшего класса, другой – в салоне первого. Между первым и высшим классом была помещения для стюардесс, он проскользнул через них, дальше было что-то вроде тамбура. Автомат был в левой руке, подстраховка, можно было выстрелить навскидку, зажав приклад локтем – но лучше было не стрелять, черт его знает – сколько там еще этих, не может быть, чтобы не было еще двоих, а то и больше. Нужно все сделать тихо. Откинув стволом плотную штору, которая преграждала выход в салон первого класса, он увидел второго террориста, тоже с автоматом, он стоял к нему лицом и был очень удивлен. Понять, что происходит, террорист не успел – заточенный как бритва назарет пролетел метров десять и выбил правый глаз, террорист взревел от дикой боли, инстинктивно схватившись за то, что осталось от глаза. Гольц бросился вперед, прежде чем террорист сориентировался, он повалил его на пол, а потом убил, ударив стволом автомата в горло…