Лев Гурский - Спасти президента Страница 97

Волков добыл из кармана огромный блокнот с кожаными застежками и выудил оттуда визитку.

— Вот, — сказал он. — Я тут на обороте записал его телефончик в гостинице. Звони ему часов в двенадцать, он будет ждать. И не бойся насчет языка: сэр Максвелл знает русский. Я ему про тебя такого наплел от фонаря, что он тобой страшно заинтересован...

— И что ты ему наплел?

— Ну разного, Макс, разного... — Главный кремлевский шоумен игриво пошевелил пальчиками в воздухе. — Сказал, что ты при Брежневе служил в Пятом управлении, присматривал за диссидентами. А после перестройки прозрел и покаялся, стал реабилитировать репрессированных, ну и всякое такое.

— С ума сошел, Валера? — возмутился я. Остатки снотворного уже не туманили моих мозгов. — Я сроду в «пятерке» не работал! И потом, я сегодня занят не меньше твоего...

— Ничего не знаю, господин чекист, — отмел мои возражения Волков. — Есть уговор? Есть. Обещал — давай выполняй. Лорд Максвелл, к твоему сведенью, интересуется не только выборами. Он еще историк, пишет новую книженцию про наши лагеря и психушки. Архивы он уже процедил, теперь ему до зарезу нужен живой источник — вроде тебя. Смотайся с ним в район Лефортова или на Канатчикову, покажи издали окно камеры, где гнобили какого-нибудь там Буковского. Соври чего-нибудь... Сэр и будет доволен.

— На чем смотаться? — сварливо спросил я. — У меня машины давно нет. Думаешь, удобно водить лорда пешком?

Моя отговорка оказалась хлипкой.

— У сэра Максвелла есть тачка, — немедленно успокоил меня Волков. — Посольство выделило ему «лендровер» как официальному представителю ОБСЕ...

Два пейджера на валерином поясе вдруг хором запищали. Через секунду к ним присоединился третий.

— Все, я лечу, — торопливо произнес Волков, усмиряя писк. — Значит, мы решили: сегодня ты выгуливаешь лорда, а завтра мы в полном расчете. Я тебе даже подарочек за это подарю...

Валера оборвал шпагат и стал разворачивать упаковочную бумагу. По металлическому звяканью я понял, что там внутри не рыба и не колбаса. Во мне зашевелились нехорошие опасения. Неужто Волков опять где-то слямзил пару казацких сабель? С этого клептомана станется.

— ... Хотел себе отвезти на дачу, — Валера уже снимал последний слой бумаги, — в любом хозяйстве вещь пригодится. Но уж ладно, владей ты. Вам на Лубянке таких наверняка не выдают... На!

Подарочек явился во всем своем железном великолепии. У меня отвисла челюсть.

— Валера... — прошептал я. — Зачем ты раскулачил военный вертолет?

— Ничего я не раскулачивал! — обиделся Волков. — Эта штука уже валялась под шкафом у Ксении, у секретарши Болека. Лежала абсолютно без дела, чего я не люблю. Я подождал-подождал и взял себе.

— Но как же ты его вынес?! — Я вспомнил, сколько раз меня в Кремле проверяли и прозванивали, пока допустили до кабинета Валериного шефа. — Это ведь боевое оружие!

— Чепуха, Макс. — Волков взялся за дверную ручку, намереваясь уходить. — У нас охрана очень бдит, чтоб не вносили оружия в Кремль, но ей глубоко плевать, если ты его выносишь... Все, Макс, чао, до свиданья, до завтра, пока!

Дверь хлопнула. Я остался в компании двух сувениров от Волкова: крупнокалиберного пулемета и визитной карточки сэра Бертрана Томаса Джеффри Максвелла.

Подарочный пулемет был наименьшим из зол. Сэр Максвелл — наибольшим. Теперь мне предстояло как-то совмещать поиски «Мстителя» (не единой новой зацепки!) и возню с английским лордом-наблюдателем, которого не допустили до президентского участка в Крылатском. Хотя, понятно, никакой Президент голосовать туда все равно не приедет, потому что лежит сейчас под капельницей в кремлевском лазарете...

Подожди, остановил я себя. Стоп. Замри.

Это ведь Я, Макс Лаптев, знаю, что Президент не может появиться на избирательном участке в Крылатском. Я и еще девятнадцать человек, дававших подписку.

Но все остальные ни о чем таком не знают. И «Мститель» в том числе!

52. СОРАТНИК ГЕНЕРАЛА ПАНИН

— У вас рыба тухнет, — сказал мне южный кореец.

Маленький узкоглазый шпак от фирмы «Самсунг» нагрянул воскресным утром в 8:15 и все тридцать минут, пока ковырялся в нашем факс-аппарате, не переставал беспокойно принюхиваться. Открутит один винтик — понюхает воздух, открутит другой — опять втягивает комнатный запах. Его пальцы и его нос занимались одновременно двумя разными делами. Такие фокусы умел проделывать римский полководец Гай Юлий Цезарь.

— Нету здесь никакой рыбы. — Я покосился на запертую дверь секретки. — Кончайте быстрей ваш ремонт, нам работать надо.

Комната, где стоял факс, в день выборов была наполнена тремя всегдашними ароматами: крепкого одеколона, застарелого табачного перегара, новой портупеи. И только. Даже не верилось, что приплюснутый южно-корейский носик чует лучше, чем мой выпуклый среднерусский носяра.

— Когда что-то испортилось, я это хорошо слышу, — заупрямился узкоглазый.

Азиат довольно бойко болтал по-русски, но многие звуки не говорил, а высвистывал, словно редкозубый пацаненок. У него получалось «льыба», «сьтото», «холосо», «слысу». От бесповоротного перехода с речи на чистый свист узкоглазого отделяли всего два-три зуба. Окажись он в солдатской казарме по первому году, ему бы их сразу и выбили, для смеха.

— Кое-что у нас испортилось. — Я показал на факс-аппарат. — Вон та машинка, которую вы чините уже тридцать две минуты.

Южный кореец с испугом обнюхал свои винтики и, успокоенный, замотал головой.

— Электроника компании «Самсунг» не имеет физическую возможность тухнуть, — серьезным тоном поведал он мне. — Конструкция наших изделий целиком исключает такой дефект. Пожалуйста, проверьте вашу рыбу...

— Говорю же, вы ошиблись, — сказал я, начиная сердиться. — Здесь вам не рыбный магазин. Здесь штаб по выборам президента России.

— ... А когда есть рыба, — не отставал упрямый азиат, — ее надо срочно класть в морозильную камеру. Это безусловно в такую теплую погоду. Наша компания освоила выпускание очень удобных трехкамерных холодильников с мгновенной заморозкой...

Еще во времена Камбоджи, куда меня отправляли военным советником, я подметил у всех маленьких азиатов неистовую дотошность и занудливое упорство. Азиаты-крестьяне мотыжили землю до потери пульса. Азиаты-торговцы кварталами волочились за белыми покупателями и, взяв их на измор, всучивали свое барахло. Самые темные азиаты-новобранцы, которые раньше не видели ничего сложнее бамбукового копья с каменным наконечником, могли часами терпеливо грызть науку сборки-разборки автомата Калашникова, чтобы к концу двухнедельного курса молодого бойца выполнять все нормативы на золотой значок ГТО.

Обычно я ценю в людях упорство. Но сейчас дотошность узкоглазой нации встала мне костью поперек глотки.

— Спасибо, у нас нет рыбы. — Я старательно гасил подступающую к горлу ярость. Ссоры с женой-покойницей из-за ее мраморных слоников подточили мою армейскую выдержку.

— ... И всю верхнюю камеру этого холодильника вам легко приспособить для держания вашей рыбы. Морозильная камера имеет у нас внутреннюю полезную вместимость...

Болтливый азиат сделался похож на дрянную рацию РПО, у которой в бою внезапно заклинивает кнопку приема: ты слышишь, а тебя — нет. Такую горе-технику мне всегда хотелось пристрелить в упор.

— Мужик. Здесь. Нет. Рыбы, — с расстановкой произнес я, наклоняясь к маленькой ракушке уха южного корейца. — Последний раз. Тебе. Говорю. Усекаешь?

Если бы узкоглазый служил в моем тамбовском полку, он бы знал, как опасно доводить Панина до «последнего раза».

Но азиат не состоял у меня под началом. И вряд ли он вообще служил действительную в какой-либо армии, кроме своей паршивой южно-корейской, которую я и за армию не считаю. В стране, где штатские нагло сажают на нары двух генералов-президентов, полноценных вооруженных сил быть не может. Слишком велик подрыв боевого духа.

— Усекаешь? — вновь повторил я.

— Усекаю, — покладисто закивал в ответ южный кореец. — Несвежая рыба имеет много опасности для здоровья...

Эта «несвезая льыба» стала последней каплей. Схватив в охапку маленького упрямого азиата, я оттащил его прямо к двери нашей секретки. Под сдавленные обещания «осень холосого молозильника» я набрал замковый код 19-14 и крепким пинком под зад вогнал узкоглазого в открытую пасть секретной комнаты.

— Иди и смотри! — велел я ему. — Смотри и нюхай! Где ты здесь видишь рыбу? Где?!

Как я и ожидал, капитан Крюков вместе с немцами вели себя дисциплинированно: пока никто из них не собирался пахнуть всерьез. Только генеральская голова, лежа на столе, начинала слегка подванивать. Да и та вовсе не тухлой рыбой, а грязными портянками.

На несколько секунд южный кореец оцепенел, зачарованно разглядывая трупы. Затем повернул ко мне свое плоское личико. Узенькие его глазки были теперь распахнуты широко-широко, как будто вся Азия тараканьей побежкой улепетнула из них вслед за национальным упрямством.