Федор Кабарин - Сияние базальтовых гор

Сияние базальтовых гор

ДИПЛОМНЫЙ ПРОЕКТ

ГЛАВА I

В КАБИНЕТЕ ПРОФЕССОРА

Вечерний сумрак незаметно заполнял кабинет. На розоватом фоне стены стали едва различимыми рельефные краски географической карты. Тускнели рисунки ковра, занимавшего почти весь пол кабинета. Теряли свой блеск золочёные рамы портретов Ломоносова, Менделеева, Леонардо да Винчи.

В овальном выступе кабинета, за массивным дубовым столом сидел в раздумье широкоплечий старик. Его чуть тронутая сединой густая чёрная борода закрывала почти всю грудь. Сросшиеся над переносицей брови, пышная шевелюра волнистых, серебрившихся на висках волос и большие квадратные очки, оседлавшие крупный прямой нос, как и вся мощная фигура, делали его похожим на сказочного богатыря Илью Муромца.

Когда в голове рождалась новая мысль, Пётр Кузьмич Кремлёв любил уединиться, чтобы всё обдумать в деталях, проверить по научным авторитетам правильность своих выводов. Чем ближе к цели он был, тем придирчивее проверял себя, стараясь найти подтверждение своим доводам, всё взвесить.

Сейчас Пётр Кузьмич теоретически проверял физические свойства открытого им нового вида топлива.

Большая объёмность нового топлива делала его пока менее эффективным не только по сравнению с высокооктановыми бензинами, но и не очень экономичным даже по сравнению с тяжёлым дизельным топливом. Нужен был ряд химических процессов, физических изменений, которые позволили бы уплотнить новое топливо, сделать его менее объёмным — выгодным для широкого применения в народном хозяйстве.

«Если удастся, — думал он, — сократить объём топлива вдвое, оно превзойдёт лучшие сорта бензина. А если превратить его в сжиженное состояние, уплотнить, скажем, объём кубического метра до одного литра?..»

Пётр Кузьмич мечтательно закрыл глаза. Он ясно представил себе, какие изменения внесёт новое топливо в эксплуатацию всех видов транспорта. Так, чтобы пройти тысячу километров трёхтонному автомобилю не нужно будет свыше трёхсот литров бензина. Одного баллона сжиженного газа с избытком хватит на всё это расстояние. Освободятся горы тары: цистерн, стационарных резервуаров, бочек, используемых сейчас для перевозок и хранения горючего.

Скорее почувствовав, чем заметив сгущавшиеся тени сумерек, Пётр Кузьмич не спеша поднял голову, взглянул на висевший под потолком матовый плафон люстры. Потом так же неторопливо повернулся на винтовом кресле к мраморному столику и передвинул зелёный ромбик на деление «включено». Где-то в стене послышалось глухое гудение. Внутренняя рама большого окна, застеклённая гофрированным сталинитом, неслышно раздвинулась посредине и скрылась за обшивкой стен.

В кабинете стало немного светлее. Пётр Кузьмич устало поднялся, вышел на балкон.

Любуясь ажурными шпилями краеведческого музея, пышным великолепием пирамидальных тополей, окаймляющих площадь, он вспоминал подробности сегодняшнего заседания Учёного совета ЦАВИ. После жаркого спора к нему подошёл академик и, положив руку на плечо, дружески сказал: «Ты прав, Кузьмич. В этой взаимной помощи, в поддержке коллектива — сила наша и успех настоящей науки. Тебе удалось проникнуть в тайны получения газообразного горючего, открыть подступы к увеличению его плотности. А Аркадию Николаевичу именно это и не удаётся, но зато он решил проблему замедленного горения детонирующих газов, что для твоего коллектива остаётся пока областью эксперимента. Оба вы решили большие, но частные проблемы. Вот и нужно объединить две лаборатории, поручить их одному научному руководителю, тебе, Пётр Кузьмич…»

Теперь, прохаживаясь по балкону, профессор Кремлёв сравнивал различные точки зрения по вопросу такого объединения.

Прав, глубоко прав академик. Работу обеих лабораторий надо направить к одной цели… Какие тогда откроются перспективы!..

«Завтра же нужно пойти к Аркадию Николаевичу и привести его в нашу лабораторию, — решил Пётр Кузьмич. — Посмотрел его «секреты», теперь надо показать свои и вместе подумать о системе двигателя для нового топлива».

С реки тянул лёгкий, освежающий ветерок. На тополях, стоящих вровень с четвёртым этажом, робко шелестела листва. С городской башни донёсся бой часов. Пётр Кузьмич торопливым шагом возвратился в кабинет, сел в кресло и опять надолго задумался.

Мысли профессора прервал стук в дверь. На пороге стояла секретарь-машинистка.

— Пётр Кузьмич! — сказала она тихо, — к вам пришёл студент моторостроительного факультета Антон Споряну.

— Просите!

Смелой, уверенной походкой, ловко придерживая подмышкой свёрнутый в трубку лист ватмана, в кабинет вошёл Споряну. Извинился за столь поздний визит, сел.

Уже во внешности Споряну было много привлекательного: и непокорный вихор, упрямо спадавший на лоб, несмотря на все старания его владельца, и открытый взгляд чёрных глаз, настолько чёрных, что трудно было различить зрачки, и аккуратно выглаженный костюм, облегавший стройную фигуру. Профессор с интересом разглядывал юношу.

— Я за советом, Пётр Кузьмич, по моему дипломному проекту. Дело в том, что…

— Покажите чертёж! — перебил его профессор, — указывая взглядом на зелёное сукно длинного стола, окружённого полукреслами с высокими спинками.

Споряну развернул чертёж, придерживая его углы руками. Пётр Кузьмич внимательно посмотрел на сложное переплетение чёрных линий и сказал, не подымая головы:

— Ну-с, рассказывайте!..

Споряну водил пальцем по чертежу, подробно объясняя, как он представляет себе рабочий объём камеры сгорания, принцип подачи горючего, силу давления газов. Затем изложил свои расчёты прочности металла, сроки его износа при высоких температурах.

Профессор слушал молча, но по тому, как он не отрывал взгляда от чертежа и не перебивал Споряну, было совершенно очевидно, что проект пришёлся ему по душе, что идея нового двигателя ему показалась заманчивой. Петра Кузьмича привлекла не только дерзость мысли ученика, но и возможность практического её осуществления.

— Идея интересная, — сказал он. — Но не слишком ли рано вы начинаете увлекаться изобретательством в области теории высотных полётов? Не лучше ли выбрать что-то более земное?..

— Не думаю, профессор. Уж очень увлекла меня тема. Перейти к другой вряд ли смогу.

Профессор не ответил. Он продолжал рассматривать чертежи, далеко ещё не совершенные, думая: «Что пробудило у студента такую умную мысль? Какие литературные источники расшевелили эту смелую фантазию, не лишённую большого практического смысла?» Пристально посмотрев на Споряну, Пётр Кузьмич спросил:

— Давно возникла у вас эта идея?

— Года два назад…

— Любопытно… Что же именно натолкнуло вас на такую мысль?

— Я задумался над тем, можно ли что-нибудь добавить к тому, что нам уже известно. Перечитал немало литературы и пришёл к твёрдому убеждению, что можно. Во-первых, увеличив отталкивающую силу выходных газов, можно добиться новых скоростей, возможно, даже превышающих скорости полёта снаряда. А это откроет перспективы завоевания новых потолков, новых дальностей полёта.

— Как же вы представляете себе это практически?

Споряну смутился, помолчал некоторое время и сказал не совсем уверенно:

— Вот если бы реактивные смеси превратить в меньшее по объёму вещество, сохранив в одном его литре энергию, допустим, равную энергии десяти-двадцати литров существующей реактивной смеси.

Профессор был удивлён тем, что студент пытается приоткрыть занавес над проблемой, занимающей его собственный ум на протяжении долгих лет. Он решил поддержать смелое начинание:

— Правильно! Насчёт проекта скажу: идея смелая, я бы даже сказал, очень смелая. Нравится она мне… Очень нравится… приходите почаще, всё обдумаем, посоветуемся. Пока работайте над автоматическим регулированием подачи горючего… У вас тут есть неточности. А в будущий вторник — жду.

— Спасибо, Пётр Кузьмич!

Споряну свернул чертёж, встал. Слова профессора вызвали в нём такой прилив энергии, что он готов был с утра до вечера сидеть над проектом.

Пётр Кузьмич проводил Споряну до двери. Это было знаком его особого расположения.

Прикрыв за Споряну дверь, профессор не спеша обвёл взглядом висящие на стене портреты великих учёных, как бы выбирая, с кем из них посоветоваться.

Заметив незакрытую дверь балкона, он подошёл к мраморному столику и перевёл зелёный ромбик к черте «выключено». Внутренние рамы с матовыми стёклами медленно выползли из стены и соединились. На мраморном щитке вспыхнул глазок сигнальной лампочки — «закрыто!».