Андрей Гуляшки - Драгоценный камень Страница 12

Сказать по правде, я бы никогда на это не решился. Я не способен на такого рода поэтические поступки. Ясно, что Радану хотелось быть героем в глазах девушки, но, скажите, пожалуйста, что же героического в том, чтобы подоить козу?

Все это закончилось самой банальной сценой. Подвиги моего приятеля так растрогали бая Димо, что он посреди двора обнял его, как будто тот приходился ему сыном или близким родственником. А я знал, что никакого родства между ними нет. Раданов дядя не был мельнику даже соседом.

И странно: за весь вечер никто из них не вспомнил обо мне. С Раданом мы были одноклассники, а от бая Димо нас отделял только плетень.

Но мне пора заканчивать эту часть рассказа. Через несколько дней бай Димо продал коз. Животные отличались легкомыслием, а у Теменужки было мягкое сердце, и она сквозь пальцы смотрела на их проказы. Чтобы Теменужка не скучала дома одна, мельник решил отправить ее в село Цвят, где у него была замужняя сестра.

Вот как не в меру легкомысленный нрав двух коз стал причиной того, что и мы впутались в эту берилловую историю. Если бы они были послушнее, нам не пришлось бы предпринимать путешествия к селу Цвят, в окрестностях которого расположилась лагерем третья геологическая бригада.

Подошло время летних отпусков, поэтому оба перрона столичного вокзала кишели народом, особенно к вечеру, когда отходили поезда к Черному морю и на юг.

Вылю Власев был человеком предусмотрительным — он распорядился, чтобы завхоз обеспечил плацкарты, и теперь спокойно покуривал возле вагона, наблюдая со снисходительной улыбкой, как тревожно мечутся пассажиры в тщетных поисках свободного места.

В его записной книжке под буквой «Б» значилось: «Билеты плацкартные!» Это была постоянная запись, обведенная красной рамкой. Под этой записью тянулась длинная колонка дат. И против каждой даты была зеленая отметка. Вылю Власев писал зелеными чернилами.

Он вспомнил, что не сделал отметки против сегодняшней даты, почувствовал себя виноватым и уже полез было за записной книжкой, но раздумал, решил подождать: пусть поезд тронется, тогда. Кто его знает — вдруг в последний момент случится что-нибудь неожиданное и поездку отменят или перенесут на следующий день. Возникнет у инженера Спиридонова какая-нибудь новая идея, а потом попробуй разберись. Придется тогда менять отметку, а резинка протирает бумагу, портит лист. Вылю Власев был склонен скорее протереть свой самый новый и дорогой костюм, чем запачкать одну страницу записной книжки.

У него не было жены, не было товарища, близкого друга — у него была только записная книжка. С ней он разговаривал, советовался, с ней он делился своими мыслями и чувствами. Если бы у него отняли записную книжку, он оказался бы в положении очень близорукого человека, оставшегося без очков.

Сейчас он стоял перед вагоном, немного в стороне от группы геологов, пытался думать о предстоящей работе, но почему-то невольно прислушивался к их смеху и разговорам, испытывая при этом какую-то смутную печаль. В сущности, это было чувство одиночества, которое всегда прокрадывалось ему в душу перед отъездом в далекий путь. Он стоял один, думал о своей записной книжке, курил, а его товарищи разговаривали с женами, подругами, кого-то о чем-то спрашивали, кто-то им отвечал. И то, что в эти последние минуты перед отъездом никто с ним не говорил и он, руководитель группы, торчал на перроне, как иностранец, и ему некому было сказать «до свидания» и некому было пожелать ему счастливого пути, угнетало его, заставляло грустить и немножко завидовать.

В таком настроении стоял Вылю Власев перед вагоном, когда его взгляд вдруг упал на циферблат вокзальных часов. До отхода поезда оставалось десять минут. Он устыдился своей сентиментальности, сдвинул на затылок широкополую шляпу и стал в уме пересчитывать людей. Не было только Андрея.

Обычно Андрей приходил на вокзал одним из первых. То ли какая-нибудь новая история помешала ему прийти вовремя, то ли он испугался сделанной им глупости и теперь не смеет показаться на глаза коллегам. Но как же бригада поедет без него, кто будет делать его работу? Ведь он лучше всех карабкается по скалам, быстрее всех собирает образцы.

«Пожалуй, я слишком строго с ним разговаривал», — подумал Вылю Власев. И, представив себе, что теперь придется вычеркивать его из записной книжки, просить по телеграфу у Спиридонова нового человека и открывать для этого человека новый отдел в записной книжке, а алфавит там уже заполнен, он почувствовал, что на лбу у него выступил холодный пот.

Рядом мелькнуло красивое лицо Папазова. Парторг, небрежно закинув на плечо плащ, весело болтал с молодой женщиной, державшей в руках несколько гладиолусов, обернутых в целлофан. Она была крупная, смуглая, с ярко накрашенными полными губами и волосами цвета соломы, гривой падавшими на покатые плечи.

При других обстоятельствах Вылю Власев никогда не решился бы заговорить с Папазовым в ее присутствии (женщины такого типа его пугали), но сейчас он взял парторга за локоть и потянул к себе.

— Где Андрей? — спросил он тревожно. — Вы знаете, что его нет?

Павел Папазов поморщился, пожал плечами, но, тотчас овладев собой, заставил себя засмеяться и кивнул своей спутнице.

— Познакомься с нашим шефом, — сказал он. — Это крупный химик.

— Очень приятно! — протянула руку женщина. — Я вас уже знаю. Мне Павел часто о вас рассказывал.

И Вылю Власову показалось, что она как будто задержала его руку в своей. От этого и оттого, что минут оставалось все меньше, пот выступил у него на лбу еще обильнее.

— Где ж этот человек и что за глупые номера он выкидывает! — вздохнул он.

— Изумрудные номера, — улыбнулся Папазов. — Молодо-зелено!

Он закурил, бросил спичку и снова повернулся к женщине. Он как будто хотел сказать взволнованному начальнику: «Видишь ведь, что мешаешь, что же ты не убираешься ко всем чертям!»

Вылю Власев виновато улыбнулся и даже забыл сказать «до свидания» смуглой женщине. А она была с ним очень любезна, и он еще чувствовал прикосновение ее прохладных пальцев к своей влажной ладони.

«Будь что будет», — подумал он и решил войти в купе. А про себя надеялся: вот он сейчас сядет, повернется к окну спиной, а когда все войдут в вагон, он увидит среди других и этого непутевого Андрея.

Только он взялся за ручку двери, как к нему подбежала взволнованная и расстроенная лаборантка бригады Елена Рашеева.

— Товарищ Власев, — она тяжело дышала. — Нет товарища Андреева!

— Здравствуйте! — кисло усмехнулся Вылю Власев. — Открыла Америку!

Девушка смотрела на него встревоженно и грустно.

Маленькая, хрупкая, с миловидным личиком и добрыми голубыми глазами, в своем темном ситцевом платье с белым воротничком, она была похожа «а гимназистку, которая готовится к экзаменам на аттестат зрелости.

— Что с ним случилось? — прошептала она и с робкой настойчивостью посмотрела в лицо раздраженному шефу. — Что с ним случилось? — повторила она еще тише, и две глубокие морщинки прочертились у ее тонких губ.

— Пусть только покажется — я внесу его в список самых недисциплинированных! — пригрозил Вылю Власев и сердито полез в вагон.

Он повернулся спиной к окну, вытащил записную книжку, открыл ее на букве «А» и с бьющимся сердцем стал ждать. Поезд тронется, и к характеристике Андрея он допишет заключение: несерьезный человек.

Он слышал, как проводники предлагают пассажирам занять места. Шаги и голоса людей заполнили коридор. Марко Маринов, мужчина его возраста, но с младенчески розовым цветом лица, влетел в купе и тут же высунулся из окна.

— Вечером надевай свитер! — тонким голоском советовала ему с перрона жена. — А пакетик с содой взял?

— Взял, взял, — кивал головой Марко. — А ты поливай розы только вечером, только вечером, слышишь?

— Без свитера не ложись! — настаивала на своем супруга.

— Лучше всего поливай цветы под вечер, — волновался Марко. — Или утром, но рано, пока солнце еще не печет.

Паровоз дал свисток.

— До свидания, в добрый час! — доносился с перрона тоненький голосок.

Поезд тронулся. Вылю Власев тяжело вздохнул и поднял голову, чтобы посмотреть, кто сидит у него в купе. В этот момент мимо дверей прошел Андрей Андреев. С насупленными бровями, мрачный, будто только что встал с зубоврачебного кресла. В руках у него был объемистый чемодан, но он нес его легко, как детскую игрушку.

— Товарищ Андреев! — вскочила с дивана Рашеева. — Ваше место здесь, заходите!

И она попыталась как можно шире раздвинуть половинки дверей.

— Мы думали, что вы опоздаете, — сказала она.

Андрей слегка повернул голову, и Вылю Власев на секунду поймал его взгляд — холодный, потускневший от затаенного горя.

— Спасибо, — ответил Андрей. — В соседнем купе больше мест.