По тонкому льду - Георгий Михайлович Брянцев Страница 13

Я рассчитывал застать Оксану в слезах, убитую горем, но мои расчеты не оправдались. Внешне она выглядела обычно, держалась бодро, а что творилось в ее душе, я отгадать не мог.

Короче говоря, я начал издалека и спросил Оксану:

— Ты знаешь, что Геннадий подал заявление в партком и требует привлечения Дмитрия к партийной ответственности?

Оксана покачала головой. Нет, этого она не знала.

— А за что привлекать его? — спросила она.

— За то, что он разбил семейную жизнь. Он пригласил тебя, замужнюю женщину, мать ребенка, поздней ночью к себе на квартиру…

Оксана улыбнулась. И только, кажется, по этой улыбке я определил, что ей все-таки очень тяжело. Улыбка была грустная, вымученная.

— Я до сих пор не предполагала, что живу с негодяем, — сказала она тихо — Как же Геннадий может обвинять Дмитрия в том, что тот пригласил меня, когда знает, почему я пошла…

— А чем был вызван этот визит? — задал я свой главный вопрос.

— Для вас это важно?

— Для меня — нет, а для парткома — очень.

— Хорошо. Я расскажу.

Оказывается, накануне всей этой скандальной истории Геннадий впервые за супружескую жизнь устроил жене бурную сцену ревности. Он заявил, что роман между Оксаной и Дмитрием давно уже вышел из стен нашего коллектива, стал достоянием чуть ли не всего города, а Геннадий — посмешищем в глазах сослуживцев, что по его адресу сыплются недвусмысленные намеки и т. д. и т. п.

На другой день Геннадий неожиданно явился домой раньше обычного и повторил сцену ревности. В этот раз он заявил жене, что держит судьбу Брагина в своих руках и может так его скомпрометировать, что Брагина вышибут не только из органов, но и из партии. Причем все это Геннадий проделает этой же ночью, после работы.

— Эта угроза, — продолжала Оксана, — и заставила меня пойти к Дмитрию.

Говорить об этом по телефону я сочла неудобным, а ждать утра не решилась.

— Геннадий знал о твоем намерении? — поинтересовался я.

— К сожалению, да. Я не собиралась скрывать. Он совсем осатанел. Я никогда его таким не видела. Он готов был растерзать меня. Потом заявил, что не может больше и минуты жить со мной под одной крышей, и ушел. А я отправилась к Дмитрию. Я знаю его как очень честного человека и решила предостеречь от возможного шантажа. Уже на улице мне показалось, что Геннадий следит за мной.

— Ты не ошиблась?

— Я не говорю — точно. Мне показалось. В подворотне дома Дмитрия я, кажется, опять увидела ею пальто… Да и в комнату он ворвался следом за Дмитрием Дмитриевичем. Выбрал нужный момент…

От Оксаны я с легким сердцем отправился к Фомичеву. Мне, собственно, и до этого было ясно, что Дим-Димыч говорит правду, но теперь эта правда получила очень веское подтверждение.

Короче говоря, сегодня Фомичев в моем присутствии беседовал с Безродным. Тот взял обратно свою жалобу, но решительно заявил, что жить с женой не будет.

27 января 1939 г (пятница)

Оксана тоже подала заявление с просьбой о расторжении брака.

Спустя три дня Геннадия и Оксану вызвали в загс Центрального района.

Попытка примирить супругов успехом не увенчалась.

Я встретил Оксану на улице вместе с дочкой, прехорошенькой двухлетней девчуркой.

Оксана была озабочена, расстроена. Оказывается, наши хозяйственники, действуя по принципу «лучше раньше, чем позже», не ожидая развода, открепили Оксану от магазина.

— Что ты думаешь делать дальше? — спросил я.

Она растерянно пожала плечами.

— Страшновато немножко… Но ради нее, — Оксана прижала к себе головку дочери, — я готова работать хоть поломойкой. Как-нибудь не пропадем…

12 февраля 1939 г (воскресенье)

Воскресный день начался как обычный рабочий день. В одиннадцать часов позвонил капитан Кочергин и спросил, говорит ли мне о чем-нибудь фамилия Мигалкин.

«Мигалкин… Мигалкин…» — повторил я про себя, призывая на помощь память. Безусловно, я уже слышал эту не особенно распространенную фамилию.

Но где, когда, в связи с чем?

— Простите, товарищ капитан: откуда он, этот Мигалкин? — задал я наводящий вопрос.

Кочергин назвал районный центр нашей области и добавил:

— Мигалкин Серафим Федорович, по профессии шофер…

Этого было достаточно, чтобы память моя мгновенно сработала.

— Мигалкин полтора года назад приехал из Харбина… — доложил я. — Сын эмигранта — чиновника акцизного управления… В эмиграцию попал малолетним ребенком… Отец его до последнего времени поддерживает активную связь с организованными белогвардейскими кругами. Живет в достатке. Мигалкин Серафим непосредственно перед выездом из Харбина окончил там специальную школу по подготовке шоферов…

— Занесите материалы мне! — приказал Кочергин.

Часа полтора спустя начальник секретариата управления пригласил меня к начальнику управления майору Осадчему.

«В чем дело? — подумал я, запирая ящики стола, шкаф и сейф. — Почему прямо к Осадчему; минуя Кочергина?» У Осадчего уже были Безродный, Кочергин и Брагин. Дим-Димыч, видимо, только что закрыл за собой дверь — он стоял еще у порога.

Майор Осадчий пригласил нас обоих сесть, взял в руки лист бумаги и объяснил:

— Это шифровка от начальника райотделения младшего лейтенанта Каменщикова…

И Осадчий прочел шифрованную телеграмму специально для меня и Брагина.

Остальные уже были знакомы с нею. Оказывается, в районном центре, небольшом глухом городишке, в квартире некоей Кульковой Олимпиады Гавриловны сегодня утром