Алистер Маклин - Цирк Страница 14

— Вы не слишком общительны, верно?

— Прошу меня извинить. Но вы ведь знали, где я.

— Мне нечего было вам сообщить, — сказала Мария и довольно непоследовательно добавила: — Вы тоже знали, где я.

— Я нахожу телефонные будки слишком тесными.

— Вы могли бы пригласить меня к себе. Я не забыла о том, что мы должны поддерживать особые отношения, но не в моих привычках открыто преследовать мужчин.

— И не нужно. — Бруно улыбнулся, чтобы его следующие слова не показались обидными: — Или вы предпочитаете делать это скрытно?

— Боже, как остроумно! И вам не стыдно!

— С чего бы это?

— Из-за того, что вы бессовестно пренебрегли мной.

— Мне ужасно стыдно!

— Тогда пригласите меня поужинать сегодня вечером.

— Это телепатия, Мария. Вы просто читаете мои мысли.

Мария недоверчиво посмотрела на Бруно и отправилась переодеваться.

По пути в симпатичный итальянский ресторанчик, который выбрала Мария, молодые люди трижды меняли такси. Когда они уселись за столик, Бруно поинтересовался:

— Неужели это было так уж необходимо? Я имею в виду такси.

— Не знаю. Я просто выполняю приказ.

— Зачем мы сюда приехали? Вы очень соскучились по мне?

— У меня есть для вас инструкции.

— Как, мы приехали сюда не ради моих прекрасных глаз?

Мария улыбнулась и покачала головой. Бруно вздохнул:

— Вы меня не убедили. Что за инструкции?

— Боюсь, вы решите, что я могла бы прошептать их вам на ушко в темном уголке причала.

— Приятная перспектива, но только не сегодня вечером.

— Почему?

— Идет дождь.

— А как же романтика?

— Мне ее и здесь хватает. Очень милый ресторан. — Бруно внимательно взглянул на девушку, на ее голубое бархатное платье и меховую накидку, слишком роскошную для секретарши, на капли дождя в ее блестящих темных волосах. — К тому же в темноте я не смог бы вас разглядеть, а здесь могу. Вы действительно очень красивы. Что за инструкции?

— Что? — Девушка на мгновение растерялась, сбитая с толку внезапным поворотом разговора, потом сжала губы в притворной ярости. — Мы отплываем завтра в одиннадцать утра. В шесть вечера, пожалуйста, будьте у себя в каюте. К вам зайдет эконом, чтобы обсудить с вами вопросы, связанные с размещением, или что-нибудь в этом роде. Этот человек действительно эконом, но не только. На самом деле он должен убедиться, что в вашей каюте нет подслушивающих устройств.

Бруно ничего не ответил.

— Вы забыли сказать что-нибудь насчет мелодрамы.

— Потому что это бесполезно, — устало заметил Бруно. — Ну зачем кому-то понадобится устанавливать жучки в моей каюте? Меня ведь никто не подозревает. Но меня обязательно станут подозревать, если вы и Харпер будете продолжать эти идиотские игры в рыцарей плаща и кинжала. Почему в кабинете Ринфилда оказались жучки? Зачем послали двух парней искать жучки в моей квартире в поезде? И к чему новая проверка? Не многовато ли народу беспокоится о том, чтобы меня не подслушали? И так уже бог знает сколько людей считают, что я не тот, за кого себя выдаю. Вокруг меня слишком много суеты. Мне это очень не нравится.

— Не стоит так огорчаться.

— Разве? Это вам так кажется. И пожалуйста, не утешайте меня.

— Послушайте, Бруно, я всего лишь связная. Действительно, нет никаких оснований подозревать вас. Но нам придется противостоять чрезвычайно опытной и подозрительной тайной полиции, которая не оставит без внимания ни малейшей вероятности. В конце концов, интересующие нас документы находятся в Крау. Мы направляемся в Крау. Вы родились в Крау. И они знают, что у вас есть очень серьезный мотив — месть. Они убили вашу жену…

— Замолчите!

Мария сжалась, испуганная холодной яростью, прозвучавшей в голосе Бруно.

— Шесть с половиной лет никто не осмеливался говорить со мною о ней. Еше раз потревожите память моей умершей жены — и я все брошу и развалю операцию. Объясняйте потом своему драгоценному шефу, что ваша неловкость и бестактность, ваше неуважение к чувствам других людей, ваша невероятная бесчувственность погубили дело. Вы меня поняли?

— Поняла.

Мария была очень бледна, она в ужасе пыталась понять, насколько велик ее промах. Девушка осторожно облизала губы.

— Простите меня, пожалуйста, простите. Я совершила ошибку, — произнесла она, все еще не понимая, в чем именно ошиблась. — Обещаю вам, что это не повторится.

Бруно ничего не ответил.

— Доктор Харпер просит вас в шесть тридцать вечера быть где-нибудь неподалеку от вашей каюты. Вы должны сидеть на полу — ой, то есть на палубе — возле трапа и делать вид, что упали и повредили лодыжку. Вас найдут и помогут добраться до каюты. Доктор Харпер немедленно придет осмотреть вашу ногу. Он хочет лично посвятить вас в детали предстоящей операции.

— Вы тоже посвящены? — все еще довольно холодно спросил Бруно.

— Мне он ничего не говорил. Насколько я его знаю, он и вас попросит ничего мне не рассказывать.

— Я сделаю то, о чем вы сказали. Теперь, когда вы выполнили свое задание, мы можем вернуться. Три такси для вас — правила есть правила. А мне, чтобы вернуться на корабль, достаточно одного такси. Это гораздо быстрее и дешевле, и черт бы побрал ЦРУ!

Девушка осторожно дотронулась до руки Бруно.

— Я ведь извинилась. И совершенно искренне. Сколько мне еще придется извиняться?

Он не ответил, и Мария улыбнулась. Улыбка была такой же, как и прикосновение, — осторожной и неуверенной.

— Человек, который зарабатывает столько денег, как вы, может себе позволить угостить ужином скромную девушку вроде меня. Или каждый платит за себя? Только, пожалуйста, не уходите. Мне не хочется возвращаться. Во всяком случае, не сейчас.

— Но почему?

— Не знаю. Трудно объяснить. Мне просто хочется, чтобы все наладилось.

— Я был прав, вы и в самом деле глупышка! — Бруно вздохнул, взял меню и, протягивая его Марии, задержал на ней взгляд. — Забавно. Мне казалось, что у вас черные глаза. А теперь они карие. Темные, но все же карие. Как вы это делаете? Нажимаете специальный переключатель?

Девушка мрачно посмотрела на него.

— Нет никакого переключателя.

— Должно быть, это у меня что-то с глазами. Скажите, почему доктор Харпер сам не мог прийти и все мне рассказать?

— Ваша встреча с доктором многим могла бы показаться очень странной. Вы ведь с ним практически не общались. Что он для вас и что вы для него?

— А!

— Мы с вами — совсем другое дело. Или вы забыли? Это так естественно: я влюблена в вас, а вы — в меня.

— Он все еще влюблен в свою покойную жену.

Голос Марии прозвучал ровно и безжизненно. Облокотясь о поручень, она стояла на пассажирской палубе теплохода «Карпентария» и, не обращая внимания на холодный ночной ветер, пристально смотрела невидящими глазами на то, как огромные портовые краны грузят вагоны на судно.

Она вздрогнула, когда поверх ее руки легла чужая рука и чей-то лукавый голос спросил:

— Так кто тут влюблен и в.чью жену?

Мария обернулась и увидела Генри Ринфилда. На его худом умном лице, которое в свете прожекторов казалось белым, как мел, сияла улыбка.

— Вы могли хотя бы кашлянуть, — упрекнула его Мария. — Нельзя так пугать людей.

— Извините. Но даже если бы на мне были кованые сапоги, вы бы меня все равно не услышали из-за грохота этих проклятых кранов. Ну так кто и в кого влюблен?

— О чем это вы говорите?

— О любви, — терпеливо повторил Генри. — Вы что-то говорили об этом, когда я подошел.

— В самом деле? — рассеянно спросила девушка. — Ничего удивительного. Моя сестра говорит, что я часто разговариваю во сне. Наверное, я спала стоя. Вы не знаете, что Фрейд говорит о подобных сдвигах?

— Увы, не знаю. Это упущение с моей стороны. А что вы вообще здесь делаете? Холодно, да и дождь начинается. — Он уже потерял интерес к случайно подслушанной фразе.

Мария поежилась.

— Предавалась мечтам, наверное. И правда холодно.

— Пойдемте внутрь. Здесь есть прелестный старомодный бар. Там уютно и тепло. Бренди поможет вам согреться.

— Постель согреет меня еще лучше. Я слишком долго здесь простояла.

— Вы же не откажетесь выпить рюмочку на ночь с последним из рода Ринфилдов?

— Ни в коем случае! — засмеялась Мария и приняла протянутую руку. — Проводите меня.

В большой гостиной (ее едва ли можно было назвать баром) были глубокие зеленые кожаные кресла, медные столики, внимательные стюарды и великолепное бренди. Мария выпила одну рюмку, Генри — три, и после третьей в глазах у племянника директора, который определенно не умел пить, появилось явное, хотя и по-джентльменски сдержанное вожделение. Он взял девушку за руку, но ему хотелось чего-то большего.

Мария посмотрела на руку Генри.