Борис Краевский - Когда играют дельфины… Страница 14

— Тоже мне — один раз, в первый раз! Эх, раз, еще раз, еще много, много раз — не знаете? Не уйдет.

— Уйдет. Вот так и ускользнет в море. Ну, да ладно. Командировка — тоже вещь.

— Вещь в себе. Вот когда родите серию очерков, будет вещь для всех.

И вручив растроганному Юрочке великолепную «Лейку-3», Родлинский проводил его до двери.

Оставшись один, он с минуту постоял, потирая пальцами виски, потом подошел к столу и что-то написал на листке бумаги. Внимательно прочитав написанное, он переписал еще раз, потом взял большую книгу и начал рассеянно перевертывать страницы, изредка отмечая что-то на листах.

Дела сердечные

На этот раз Николай и Вадим особенно тщательно готовились в увольнение.

Брюки, форменки, форменные воротники, или гюйсы, даже чехлы на бескозырках были отутюжены еще рано утром. Друзья сосредоточенно начищали выходные ботинки. Вадим, отличавшийся особенным щегольством в одежде, с самого утра буквально не расставался с бархаткой. Когда от сверкающей, как лак, кожи его ботинок побежали в дальнем углу кубрика зайчики, Вадим удовлетворенно выпрямился и сказал не очень уверенно:

— Блестят, а?

Теперь можно было приступить к последнему, завершающему этапу подготовки — к чистке блях на ремнях.

Человеку постороннему могло показаться, что бляхи сверкают ослепительно и никакой чистки не требуют. Но друзья думали иначе. Такая грязная бляха, по их мнению, могла раз и навсегда подорвать репутацию курсанта третьего курса (уже третьего!) военно-морского училища.

Через несколько минут сосредоточенной работы чистка была окончена. Николай достал кусочек замши и сделал несколько завершающих движений.

Переодеться в форму первого срока было делом одной минуты. Друзья критически осмотрели друг друга. Из-под умеренно широких флотских брюк выглядывали ослепительные носки ботинок. Великолепные складки врезались в черные лаковые ремни и вырывались выше — складками на форменках. Небесно-голубые воротники оттеняли загорелые сильные шеи. Лица… лица у обоих были сосредоточенны. У Николая дыбился непослушный вихор, выгоревший почти до льняного цвета, а черные гладкие волосы Вадима, казалось, были напомажены.

Второй взвод третьей роты, в котором занимались Николай и Вадим, вчера вернулся из учебного плавания, и курсанты впервые за целый месяц шли в увольнение. Понятно было их нетерпение и желание выглядеть как можно лучше.

Первым делом друзья отправились в библиотеку иностранной литературы. Еще на первом курсе они начали самостоятельно заниматься английским языком и регулярно туда ходили. Язык им был необходим, так как они твердо решили идти после училища в разведку. Но вскоре к чисто лингвистическим интересам, ради которых они ходили в библиотеку, прибавился еще один, уже личного порядка. Зиночка, молоденькая — библиотекарша, явно выделяла друзей из всей массы читателей, но вот кто из них нравился ей больше, друзья не знали. Вместе они ходили в кино, в театр, на концерты. Зиночка стала завсегдатаем на открытых училищных вечерах. Ходила она теперь и на все спортивные состязания: друзья увлекались волейболом, баскетболом и теннисом (для будущей работы они, правда, занимались боксом, самбо и фехтованием). Но ни теннис, ни волейбол, ни купание на городском пляже не помогли им выяснить, кто же нравится Зиночке. А сделать первый шаг каждому мешало чувство дружбы.

— Мальчишки, здравствуйте, наконец-то явились! — обрадовалась Зина. — Загорели, возмужали… Вы надолго?

— Весь день в вашем распоряжении, — шутливо щелкнул каблуками Николай.

— Тогда подождите минутку. Я кончаю. На пляж пойдем, — сказала девушка, скрываясь за боковой дверью.

В свое время Зиночка была, что называется, сорванцом: бегала вместе с босоногой стаей мальчишек, дралась с ними и даже гоняла голубей. Мать Зины, Ольгу Георгиевну, преподававшую в педагогическом институте английский язык, коробили «дурные» знакомства и «странные» наклонности дочери, однако она совсем не занималась ее воспитанием, не понимала дочь, да и не любила особенно. Ей казалось, что дочь мешает ей выйти замуж, а о замужестве Ольга Георгиевна, овдовевшая во время войны, мечтала со страстью глуповатой немолодой мещанки. Единственное полезное, чему мать научила Зиночку, — английский язык. В доме всегда было полно романов в разноцветных, кричащих обложках, валялись американские и японские газеты и пластинки.

Когда Зиночке исполнилось шестнадцать лет, мать, наконец, вышла замуж за известного профессора востоковеда. Зиночка искренне удивлялась, что нашел в ее матери этот умный, интересный человек, и даже немного сочувствовала ему, но в новую профессорскую квартиру переехать отказалась и поступила на работу в библиотеку иностранной литературы.

Из друзей девушке больше нравился Вадим. В этом не было ничего удивительного. До поступления в училище Вадим был, что называется, пай-мальчик, изысканно вежливый и скромный. В его семье Зиночка видела все то, чего лишена была после смерти отца, — дружбу, любовь и большую культуру. Николай же был под стать ей — сорви-голова, вспыльчивый, упрямый и грубоватый.

Молодые люди отправились на городской пляж. На трамвайной остановке Зиночку окликнула яркая, хорошо одетая блондинка.

— Зинок, здравствуй! Не узнаешь? Загордилась?

— Верка, милая, здравствуй. Познакомься, мои друзья.

— Вера Мещерякова.

— Вадим Ляховский.

— Николай Бабкин.

Церемония представления закончилась, и девушки с увлечением заговорили. Они познакомились в институте на вступительных экзаменах.

— Вы куда собрались? На пляж? И я.

— Очень хорошо, идемте вместе, — предложил Вадим и взял девушек под руки. Скромно молчавший Николай пошел рядом с Верой.

— Вы на каком? — продолжал Вадим.

— На английском факультете, на заочном.

— Почему ты нам никогда не говорила, что у тебя такие интересные подруги, Зина?

— Из корыстных побуждений, — засмеялась Зина. — Я жадная.

Николай всегда завидовал умению Вадима легко и свободно разговаривать с незнакомыми людьми. Сам Николай мог вести себя непринужденно только в своей, хорошо знакомой компании. При посторонних он терялся и долго молчал, отделываясь смущенными улыбками. Но на этот раз ему повезло. Каким-то особым, женским чутьем Вера поняла, что Зиночке нравится Вадим, и, взяв Николая под руку, заговорщически шепнула:

— Обгоним их?

— Обгоним! — почему-то страшно обрадовался Николай и стремительно зашагал вперед.

Уже в тенистой аллее до них донесся радостный, призывный шум и звуки музыки. Вот и пляж. На вышке мелькнула бронзовая фигура. Николай почувствовал, что ему нестерпимо жарко и что нужно немедленно, сейчас же, броситься в упругую воду. Не дожидаясь Вадима и Зины, они разошлись по кабинам, сдали платье и выбежали на пляж.

— Окунемся? — нетерпеливо спросил Николай и, не дожидаясь ответа, нырнул с мостков. Сделав несколько сильных взмахов, он лег на спину. Рядом с ним из воды показалась Верочкина головка в яркой синей шапочке. На длинных ресницах повисли искрящиеся капли, ровные зубки обнажились в безмятежной улыбке, в ямочках на щеках заиграли, как драгоценные камешки, соленые брызги.

Через час усталые, довольные, все четверо лежали на песке, подставив щедрому солнцу спины, и лениво переговаривались.

— Мальчишки, а как ваш английский? — спросила Зина.

— Вы изучаете английский в училище? — Вера чуть повернулась в сторону Николая.

— Да, но мы занимаемся и сами, дополнительно.

— Зачем? У вас ведь, наверное, масса предметов?

— Культурный офицер обязан знать иностранный язык, особенно морской офицер. И потом мы хотим стать разведчиками.

— Вадим!

— Что? Это же не секрет.

— Какими, мальчишки? Как у Казакевича в «Звезде» и в «Весне на Одере»?

— Это сухопутные. А мы морская разведка.

Зина удовлетворилась этим объяснением, так как уже привыкла, что на некоторые вопросы друзья упорно не отвечают, а Вера продолжала допытываться:

— Нет, какая? Какая в море разведка?

— Сложная, Верочка, подрастете — узнаете.

— Неостроумно, Вадим. Это что, секрет?

— Да, Вера.

— Ну и не надо. Я и без вас знаю, что это нужное дело и трудное. У нас вон до сих пор неизвестно, кто ранил Рочева. К нему даже в больницу не пускают…

— Что ты говоришь? — воскликнула Зина. — Когда это случилось?

Затаив дыхание, все выслушали короткий рассказ…

— А вы хорошо английский знаете? — вернулась Верочка к несекретной теме.

— Нам самим трудно сказать. Самостоятельно занимаемся год. Сейчас читаем Диккенса почти без словаря.

— Ой, как здорово! А мы только учебник. Как вы успели?

— Видите ли, Верочка, мы занимаемся по своей системе. Вернее, не по своей собственной, но мы ее придумали сами, а потом уже прочитали о ней. Так что считаем ее и своей.