Поль Кенни - Коплан возвращается издалека Страница 14

— Что же у тебя за профессия?

— Скажем для простоты, что я специализируюсь в области международных экономическим проблем. Меня интересуют две разные группы вопросов. Первая — изучение возможностей маркетинга и капиталовложений.

— А что такое маркетинг?

— Изучение рынков сбыта. Но хочу тут же успокоить тебя: все эти сложности не должны тебя страшить. Я выполняю эту работу для крупной фирмы СИДЕМС, а у нее — и филиалы, и сотрудники… Вторая сфера моих интересов куда более важная — это сбыт и приобретение сырьевых материалов. Здесь я выполняю функции советника и посредника и распоряжаюсь собой самостоятельно.

— Так, понятно… Мне придется сопровождать тебя в поездках и печатать твои бумаги?

— Делать записи, уточнения и тому подобное. Не так уж обременительно.

— Все-таки, прежде чем решиться, мне хотелось бы поразмыслить.

— Естественно, — согласился он.

— Решения, принимаемые под влиянием момента, немногого стоят.

— Ты совершенно права. Через неделю, то есть 28-го, мне предстоит поездка в Рим. Ты дашь мне ответ не позднее 27-го. Согласна?

— Хорошо, месье Кониатис, — сказала она.

Он расхохотался.

— Не могу же я называть тебя «дорогой», раз ты мой шеф, — проворчала она.

— До чего же ты очаровательна! Стоит тебе надуться — и я готов проглотить тебя целиком.

Он заключил ее в железные объятия, но она решила поиграть с ним. Просторная, мягкая, как пух, кровать превратилась в поле сражения недорослей, дождавшихся каникул. Простыни и одеяла перекочевали на ковер. Совершенно не стесняясь своей наготы, они резвились, как парочка бесшабашных детей природы, задирающих друг друга на полянке, тискающих и кусающих друга друга, чтобы, почувствовав легкую боль, еще острее осознать радость жизни.

Завтрак был проглочен в постели, в комнате Кониатиса. Этому предшествовал традиционный тактичный ход Кониатиса:

— Может быть, ты предпочитаешь позавтракать у себя?

— Нет, почему же? Я отвечаю за себя сама. Если ты не боишься за свою репутацию, я останусь у тебя.

— Как раз наоборот, — беззаботно рассмеялся он. — Твое присутствие у меня в постели пойдет моей репутации на пользу.

— Не притворяйся! Как будто отыщется хоть одна женщина, которой не польстило бы демонстрировать любовную связь с тобой!

— Если ты и дальше будешь льстить мне, — отозвался он, — я превращусь в еще большего притворщика.

Он надавил на кнопку вызова коридорного. Моник вскочила, облачилась в свою не слишком целомудренную ночную рубашку, чтобы не выставлять напоказ лишнего, и снова спряталась под одеяло.

Ближе к 11 часам Моник упорхнула к себе. Немного погодя, снежая после принятого душа, она объявила о желании прогуляться по берегу моря. Ввиду ветреной, пасмурной погоды из шкафов была извлечена вся теплая одежда.

Пляж был почти безлюден. Лишь немногие энтузиасты, до глаз закутанные в свитера и плащи, осмеливались противостоять зимнему ветру, налетавшему со стороны моря. На растревоженной сине-зеленой воде то и дело вскипали белые гребни.

Они доплелись до конца набережной, затем развернулись и двинулись в обратном направлении. Кое-где громадные валуны были полузасыпаны нанесенным непогодой песком.

— В пять часов, — объявил Кониатис, — мы зайдем выпить к моему приятелю, живущему здесь, в Туржевилле. Предстоит деловая встреча с одним субъектом. Если ты не расположена встречаться с незнакомыми людьми, можешь подождать меня в отеле.

— Об этом не может быть и речи! Ты будешь до такой степени бояться потерять меня, что это может повредить делу. Если меня ждет место твоей секретарши, то я должна следить, чтобы деньги текли к тебе рекой. Интересы моего патрона — мои интересы, ведь так?

Она засмеялась. Холодный ветер горячил ей щеки и трепал пряди белокурых волос. Она с изумлением почувствовала, что счастлива.

Глава VIII

В понедельник в 2 часа пополудни «ягуар» Кониатиса затормозил у дома 172-бис на улице Рейнуар. Моник с чемоданчиком в руках вышла из машины и послала воздушный поцелуй Кониатису, оставшемуся за рулем. «Ягуар» с ревом сорвался с места и исчез за углом.

Коплана не оказалось дома. Но спустя три четверти часа он уже стоял перед дверью Моник.

— Кто там? — послышался ее голос.

— Франсис.

Дверь отворилась, и она появилась перед ним босая, облаченная лишь в черные трусики и лифчик.

— Входите, — посторонилась она.

— Я не помешаю?

— Нисколько. Я просто переодевалась. Еще минута — и я в вашем распоряжении.

Нимало не смущаясь, она надела светло-голубое платьице, чулки и туфельки на высоченных каблуках. Коплан молча наблюдал за ней. Она изменилась. Взгляд ее обрел еще большую ясность, кожа — еще большую свежесть, движения — небывалую легкость. Она посмотрела на него, и ее разобрал смех.

— Можете сесть! — воскликнула она. — Виски?

— Нет, спасибо.

Он развалился в кресле и закурил «Житан». Она устроилась напротив него на диване.

— Прекрасный уик-энд, не так ли? — проговорил Коплан. — Вы в отличной форме.

— Выше всяких похвал, — подтвердила она, спокойно закуривая свой «Кент». — Казино, прогулки, бесподобная еда, «Ягуар» и небольшой подарок. Словом, роскошная жизнь!

Она встала, чтобы похвастаться жемчужным колье.

— Кониатис привез его мне из Цюриха!

— Браво! Могу себе представить, что уик-энд доставил несколько приятных минут и ему.

— Ему больше, чем мне, так как ему удалось совместить приятное с полезным. В Довилле у него были дела. Кроме того, мне предложено стать его личным секретарем.

— Минуточку, минуточку, не все сразу. Прошу подробного отчета о событиях в хронологическом порядке.

Она втянула в легкие порядочную порцию дыма.

— Мы выехали из Парижа в шесть вечера… — начала она. Затем, демонстрируя удивительную память и безупречное чутье относительно того, чем можно и чем нельзя пренебречь, она рассказала о событиях всех трех дней, проведенных с Кониатисом в Довилле.

Коплан выслушал ее, не шелохнувшись. Дождавшись конца повествования, он вынул из кармана блокнот:

— Повторите все имена.

Она подчинилась, сопроводив перечисление ценными ремарками. Коплан захлопнул блокнот и задумчиво покачал головой.

— Остается поздравить вас, — резюмировал он. — У меня нет слов.

— Я говорила только о конкретном, — сказала она. — Имена, факты. Вас интересует именно это?

— Именно это.

— Теперь, может быть, кое-какие личные впечатления?

— Разумеется! Это не менее важно.

— Заранее предупреждаю, что это субъективные оценки, не более. Если хотите, просто пришедшие в голову мысли.

— Я весь внимание.

— После посещения немца, занимающего в Туржевилле белую виллу, Кониатис стал сам не свой: напряженный, вспыльчивый, насмешливый…

Я не присутствовала при беседе с Хельмутом Хекером, Борисом Гошником и Гансом Гермелингом, но уверена, что дело пахло ссорой. Позже Кониатис сказал мне: «Бизнес — все равно что покер. Когда на руках хорошая карта, можно идти на риск. А со всякой мелочью тем более не грех кинуться вперед сломя голову». Я не поняла его, и он пояснил: «Понимаешь, дорогая моя. люди, боящиеся рисковать, ждут, чтобы вместо них на риск шли другие. Стоит их раскусить — и ими можно манипулировать. Мои милейшие приятели сейчас в панике от моих притязаний. Дней восемь — десять они помашут руками, а затем капитулируют. Я им нужен».

Коплан издал мычание, означавшее, видимо, сомнение.

— Очень многозначительно и не менее загадочно, проговорил он. Может быть, свет на все это прольют сведения о людях, с которыми встретился в Довилле Кониатис… Что касается сделанного вам предложения, то интересно, как к нему отнесется наш шеф. Вы, кажется, должны дать ответ в конце недели?

— Да, не позднее пятницы. Если я соглашусь, он повезет меня в Рим. Он хочет воспользоваться этой поездкой, чтобы ввести меня в курс дела.

— Сколько времени он собирается пробыть в Риме?

— Не меньше пяти дней. Возможно, и больше, если встречи, которые пройдут там, принесут плоды.

Коплан, опустив голову, задумчиво теребил подбородок и не произносил ни слова.

— Довольно досадная история, — наконец вымолвил он.

— История?

— Идея нанять вас личным секретарем.

— Вот как? — удивилась она. — А я думала, что вы будете удовлетворенно потирать руки. Ведь сделавшись помощницей своего любовника, я окажусь в идеальном положении, чтобы выполнять задание, не так ли? Я смогу совать нос в любые его дела.

— Несомненно, но это обоюдоострое оружие. Когда к чувствам добавляются профессиональные узы, разрыв становится весьма проблематичным. Служба никогда не собиралась отдавать вас Кониатису с потрохами… Чувствую, что все это может привести к предложению руки и сердца.