Андрей Горняк - Битая ставка Страница 16

Хозяйничал в Варениковской уже не молодой, но очень подвижный, в своей неизменной кубанке, предколхоза Сидор Панкратович Бояркин. Давно не бритое, осунувшееся за последнее время лицо, усталый вид. В прошлом—красный боец. Два ордена—один за гражданскую, другой за мирный труд свидетельствовали о верном служении народу. Трудно было ему сейчас. Рабочих рук почти нет, а дел не убавилось. Командование то и дело обращалось за зерном, сеном, за мясом к нему — хозяину станицы. Хотя, впрочем, и помогало тоже. В конторе колхоза его не застанешь, вся «власть», была всегда при нем — полевая сумка через плечо да колхозная печатка в нагрудном кармане, обернутая тряпицей.

Над станицей часто злодействовала вражеская авиация. После нее в станице оставались груды разваленных и сгоревших казачьих домишек и глубокие воронки от бомб. Комендантская служба войсковых частей всячески старалась обеспечить маскировку и обходное движение транспорта, но не всегда это удавалось.

МТС до недавних пор руководил ближайший помощник Бояркина — правая, так сказать, «техническая» рука — Петр Мефодьевич Крюков. Он в колхозе с первых дней его основания. Бойкий и крепкий был мужик, ничего его не сломило: ни угрозы, ни выстрелы из кулацкого обреза из-за угла, ни запугивания выселяемых кулаков, ни шайки дезертиров, появившиеся здесь с осени прошлого года. Но лишается Сидор Панкратович помощника — пришла повестка — идти в действующую армию в механизированные части, которые формировались где-то под Батайском. Сдал он уже дела в МТС и готовился к выезду.

Смирнов увидел Бояркина с Крюковым, не доезжая до станицы. Он остановился, велел шоферу свернуть на обочину, а сам вылез из машины и пошел навстречу верховым.

— А-а-а, станичное командование!— приветствовал их Смирнов.— Что, владения осматриваете или ищите кого?— спросил Смирнов.

— Да вот надо посмотреть, что делается за станицей и у реки. Авось понадобится дорожка на восток,— озабоченно сказал Бояркин.

— Да,— ответил Смирнов,— все возможно. Каждый полководец должен знать и обеспечить свои тылы, без этого он не полководец.

— Ну, как там фриц, молчит?

— Да помалкивает пока что,— ответил Смирнов.

— Небось, насмотрелся, сколько войска в прибрежных селах на передовой, и поджал хвост,— заметил Крюков.—- Ему, пожалуй, сейчас не до нас. Севастополь там у него в горле застрял.

— Да, Севастополь...— раздумчиво сказал Смирнов.— Трудно сейчас там, насели немцы со всех сторон.

Закурили.

— Далеко был, Александр Сергеевич?— спросил Бояркин.— Если не секрет, конечно.

— Не секрет. Спешу от командования к себе,— ответил Смирнов.— Скажите, Сидор Панкратович, остались ли кто из рыбаков да лесников сейчас дома, не призванными в армию?

Бояркин подумал.

— Немногие. А то все старики да женщины, остальные уже воюют.

— Что, товарищ капитан,— спросил с улыбкой Крюков,— порыбачить вздумали или на охоту потянуло?

— А что ж, в лучшие времена можно бы — места тут подходящие. Вместе с вами бы и поохотились. А сейчас до охоты ли? Разве что на двуногого зверя...

— Да, промышляет здесь какая-то двуногая вражина, слышали мы,— понял Бояркин.— Только где она, трудно сказать. В наших местах не то что десяток, тысячи можно спрятать и не найдешь — вон какие заросли.

— Ну, хорошо, товарищи, до встречи. Пожалуй вближайшие дни встретимся, надо кое-что обговорить.

— Всегда рады, у нас прием круглые сутки.

И они разъехались.

У реки можно жить — Смирнову вспомнились родные сибирские края, речушка, возле которой он жил. Рыба прокормит не один день, да и дичью можно промышлять. Припомнилось, как однажды дед сердито отчитал его за то, что они с дружком вздумали ловить проголодавшихся перелетных гусей на рыбачий крючок, на который насаживали кусочек вареной печенки.

— Это же варварство,— корил их дед,— так бесстыдно обманывать живность! Порядочный охотник берет только ослабевшую птицу, неповоротливую, ту, которая сама себя защитить не может.

«Может, и господин вахмистр вот так промышляет?— размышлял Смирнов,— тогда ему особенно часто из камышей и выходить не надо. А он выходит и довольно часто в последнее время. Вон выполз и даже машину успел обстрелять. Очевидно, выслуживается перед фашистами, чтобы было о чем им доложить. А возможно, и связь у них налажена. Тогда что же? Значит, абвер в этих краях делает ставку даже на такую нафталинную рухлядь, как Марущак?»

У въезда во двор, где размещалась его группа, Смирнова встретил старшина Сухоручкин.

— За время вашего отсутствия происшествий не случалось,— бойко доложил он капитану.— А вам повезло, подоспели прямо к ужину. Можно мыть руки — и прямо за стол. Да и гость у нас есть, веселей ужинать будет. Правда, ни с кем другим, кроме вас, говорить о своем деле не хочет. Подавайте ему только самого главного. Вот уже больше двух часов вас дожидается.

Отряхнув пыль и сполоснув лицо и руки, Смирнов зашел в хату .Пройдя небольшую переднюю комнату, которую старшина называл не иначе, как «штаб», Смирнов прошел в смежную. Навстречу ему поднялась молодая, одетая по-будничному женщина. «Видно, прямо с работы,— отметил про себя Смирнов.— Что же у нее такое неотложное?»

— Здравствуйте, гражданка,— опередил он пытавшуюся подняться гостью. Сидите, сидите! Чем могу служить? Может, поужинаете с нами?

— Нет, нет, спасибо. Разговор у меня есть. Я так смекаю — важное дело,— бойко заявила гостья.

— А вы, простите, кто будете?

— Я-то? Колхозница здешняя. Шабанова Варвара.

— А по батюшке?

— Платоновна, стало быть.

«Платоновна» зарделась. Вряд ли ее когда величали так.

— Ну что ж, рассказывайте, Варвара Платоновна.

Смирнов сиял полевую сумку, натрудивший плечо противогаз и присел возле стола на опрокинутый ящик.

— Вы уж не обессудьте, что от дел отрываю. Одним словом, под нашим селом у переезда валяется военная машина, которую четыре дня назад спалили. Так вот, говорят наши казачки, что это натворили Марущаки,— есть тут у нас такие кобели, с прошлой осени мотаются в плавнях, да и в базы заглядывают. Они, сказать, раньше для нас безвредными были. Гутарили, что дезертиры это, от войска ховаются. Бывало, если милиции или начальства какого в селе нет, они и на люди появлялись. А больше по ночам шастали и брали где что плохо лежит. А теперь осмелели, варнаки, начали даже на машины нападать, бандюги. Говорят, что больше всего они по соседним хуторам бродили, а когда в наших краях появлялись, то заходили к тем, кто побогаче, а иногда к старой бобылке Соколихе наведывались. Живет тут у нас такая на окраине села, недалеко от Кубани. Она их и принимала, и подкармливала, а в прошлые годы, бывало, и самогоном потчевала.

— А кто она, эта Соколиха?— заинтересовался Смирнов.

— Соколиха? Да наша она, тутошняя, давно живет. Правда, все время одна, ни мужа, ни детей не нажила. Сказывают люди, что с революции или с гражданской она здесь, будто бы барыней раньше была. Бежала со своим муженьком-офицером к морю, чтобы в заморские края податься, да наши им тогда все дороги перерезали. Муж ее ускользнул, а она осталась, да так и прижилась тут. Раньше, когда была помоложе, круглый год в бригаде работала, на ферме молоко принимала, а зимой — со скотом. Где-где, а у нее, этой Соколихи, в те годы самогон всегда бывал. Наши бабы да председатель Бояркин не раз пытались приструнить ее, чтобы не спаивала мужиков. Иной ведь последнюю копейку к ней нес. Ну, штрафовали ее, конечно. А в последние годы не замечается за ней этого греха. Провожает взашей мужиков, кто наведается. А как этих, Марущаков-то — не знаю. Но что прежде привечала их — это точно.

— Соколиха — фамилия? Соколова, что ли?

— Да, нет, не фамилия, а прозвище ее такое. Потому что при встрече с нашими мужиками она всегда гутарила: «Заходите, соколики, как живете, соколики?» Вот и прилепили ей «Соколиху». А зовется она, дай бог памяти, кажись, Шубовой или Шубиной. Да если надо, я завтра узнаю, да вы и сами в подворных книгах посмотреть можете.

— А почему, Варвара Платоновна, думаете, что это Марущак со своими натворил? Я имею в виду сожженную машину. Может, это вражеский самолет разбомбил.

— Нет, не самолет. Они это. Думали, наверное, что машина продукты какие везет, вот и налетели, чтобы поживиться, запас сделать да меньше глаза в селах мозолить. Знают, подлые, что в селе сейчас им нос казать нельзя, бон военных сколько, кустика свободного не сыскать. Дезертиры ведь.

— Да,— согласился Смирнов,— это резон. Ну, спасибо вам, Варвара Платоновна, за все, что рассказали. Для нас это действительно очень важно. А не могли бы вы припомнить, кто видел их раньше в этих краях?

— Да многие, товарищ командир, видели. Они и в нашу бригаду прошлой осенью приходили, кукурузу ломали да картошки просили. Я и сама их встречала несколько раз.