Иван Дорба - Белые тени Страница 16

— Неужели только посмотреть?

— Вас интересует история кадетского корпуса? Его люди, жизнь? Вы знакомы с Аркадием Поповым? Ведь об его отце, Иване Попове, можно роман написать! Петр Михайлович много мне о нем говорил. — И Гатуа принялся пересказывать, что говорил о своем друге и полковом вахмистре Иване Попове генерал Кучеров.

Было уже около двух часов ночи, когда Алексей, проводив Гатуа до дому и решив не идти к себе на электростанцию, вернулся к тому зданию, рядом с которым находились церковь, офицерское собрание и квартиры для корпусного персонала. Он поднялся по лестнице на третий этаж и подошел к двери отведенного ему номера. Он занимал просторную комнату с двумя взятыми в решетку окнами, откуда открывался вид на горы, на шоссе Билеча-Требинье и реку. Еще проходя по узкому темному коридору, идущему полукругом, он заметил в № 3 и № 4 внизу под дверью узкую полоску света.

«Значит, Кучеров дома», — с каким-то облегчением подумал Алексей. Генерал занимал два номера. В пятом и шестом номерах жили Скачковы, в седьмом — Павский и в восьмом — он сам, № 9 и № 10 — пустовали. Все эти десять номеров располагались полукругом. Напротив были подсобные помещения: ванные, душевые, уборные, прачечные и еще какие-то службы. Осветив электрическим фонарем дверь и заметив, что язычок на замочной скважине повернут вверх, он заподозрил неладное. «Были гости! Неужто Скачкова побывала и у меня?» Во время службы, выйдя из церкви вслед за Скачковым, Хованский поднялся по лестнице сюда, на третий этаж, и спрятался в прачечной, он видел, как есаул подошел к двери комнаты Павского и в этот момент оттуда выскочила Ирен и взволнованно прошептала: «Как ты меня испугал! Он еще в церкви? — Муж что-то ей ответил. — Сейчас я запру дверь. И пойдем поскорей, не надо было тебе уходить, вечно торопишься!» — И они пошли обратно. У самой прачечной Ирен снова прошептала: «Знаешь, что в письме, которое он сегодня получил? Приезжает Врангель. На той неделе. Полковника просят не принимать решительных мер до его прибытия». Они зашли за угол, и Алексей больше ничего не слышал.

Теперь, войдя в свою комнату, Алексей убедился окончательно, что «гости» были. Но кто? Он до мельчайших подробностей вспомнил свой вчерашний разговор с Кучеровым. Знакомство с его названым сыном Аркадием Поповым. Нет, игры с их стороны не было! «Но кто тогда? Войсковой старшина Мальцев, который, подобно старому Гатуа, тоже хочет «паближе пасматреть» на людей?.. Павский?»

В окно светила большая луна, казалось, она побелила уходящую вдаль ленту шоссе и посеребрила водную гладь Требишницы. Звезды висели лампадами в синем прозрачном небе. Кругом стояла немая тишина.

Согласно плану, разработанному вместе с Иваном Абросимовичем, Алексей должен был предоставить возможность Скачковым выкрасть документы, разумеется, после того, как их сфотографирует. И тут внезапно возник Павский. «Он неумен, но, конечно, опытен и хватка есть, его недооценивать нельзя. Павский еще загадка. Впрочем, и сам Кучеров еще непонятен. Крепкий орешек, его, пожалуй, и Врангелю не раскусить. Думать, думать надо! Но спокойно, не торопясь!»

Размышляя о своих новых знакомых, Алексей вдруг уловил щелканье замка и скрип отворяющейся соседней двери. «Пришел Павский», — подумал он.

С шумом распахнулось соседнее окно.

— Как у вас душно! — раздался женский голос. — А сосед ваш, наверно, застрял у Гатуа. Темно... Я так испугалась, думала, он...

— Да тише вы, — зашипел Павский.

«У Павского в гостях секретарша Кучерова! — догадался Хованский. — Не эта ли парочка погостила у меня в комнате?»

Грация понизила голос до полушепота, но все-таки фразы долетали до Хованского.

— ...красивый и благородный офицер, — шептала она. — Мне он нравится...

Потом они отошли от окна, и Алексей больше ничего не слышал.

Прошло несколько минут, и опять возник раздраженный голосок Грации:

— Оставьте! Не трогайте меня! Если я работаю на «Внутреннюю линию», то это еще не значит, что я должна стать вашей любовницей! Завтра я поеду в Требинье и постараюсь выполнить обещание. И на этом мы с вами покончим! Дайте ключ!

— Тсс! Глупенькая! — прошипел Павский. — Я не хотел вас обидеть.

Потом хлопнула дверь и по коридору застучали каблучки.

Алексей с облегчением отметил: «Значит, у меня была обычная проверка «благонадежности» сотрудниками «Внутренней линии». Ключ? Вероятнее всего, от сейфа. От чьего сейфа? А если Кучеров прячет свои документы в сейфе? Какая неосторожность! А эти субъекты из «Внутренней линии», видимо, имеют особое задание. А вдруг сам Врангель собирается продать англичанам эти документы? Что ж, пусть Интеллидженс сервис лишний раз обожжется и наконец усвоит, что эти купцы торгуют гнилым товаром!»

Алексей знал, что «Внутренняя линия» была создана генералом Кутеповым в 1921 году в еще не расформированном «железном» корпусе, дислоцированном близ Константинополя, на Галлиполи, она имела далекую цель — проникать во все будущие белоэмигрантские организации левого и правого толка, прибирать их к своим рукам и, принимая во внимание деятельность советской разведки, выявлять большевистских агентов. «Не очень-то вы сильны, имея таких агентов, как Павский и Грация, — подумал Алексей. — Что ж, Алексей, сегодня тебе здорово повезло!»

В субботу, после обеда, Алексей отправился в город. По улицам расхаживали жандармы. За расставленными у кафан столиками сидели завсегдатаи, и громко и горячо обсуждали утренний разгон демонстрации, и недобрыми глазами провожали очередной патруль. А время от времени ему вслед несся дружный крик нескольких голосов:

— У-а-а!

Вдруг его окликнул знакомый голос:

— Алексей Хованский, идите к нам!

Хранич сидел в компании трактирщика из караван-сарая Драгутина и сторожа на гидростанции Йовы.

Алексей пожал всем руки и уселся за столик. Хранич постучал по столу старинным серебряным перстнем, надетым на средний палец, и попросил подошедшего кельнера принести еще вина и чистый стакан.

Пока Йова разливал вино, Хранич раскурил погасшую трубку и, выпустив клуб дыма, тихо сказал:

— Дорогой товарищ, мы встречаемся с вами в четвертый раз, но Драгутин, Йова и я полюбили вас как родного. А почему? Потому что вы настоящий русский! Брат рус! Мы только о вас вспоминали, а вы тут как тут!

Трактирщик и сторож дружно закивали головами. Алексей улыбнулся, поднял стакан и сказал:

— Вот давайте за дружбу и выпьем!

Трое товарищей подняли стаканы и чокнулись, глядя ему прямо в глаза, и взгляды их, казалось, говорили: «Не бойся нас, мы свои люди, не выдадим!» Алексею невольно пришли на ум слова Абросимовича: «Ты найдешь в Югославии друзей и поддержку среди рабочих и крестьян».

— Сидим мы тут, дорогой Алекса, и вспоминаем тысяча девятьсот девятнадцатый год, — попыхивая трубкой, начал Хранич. — О забастовке рабочих Белграда, Загреба, Любляны, Зеницы и Мостара в феврале девятнадцатого! — Он ударил кулаком по столу. — Они требовали признать Советскую Россию и Советскую Венгрию! Вот так-то! И Первый Объединительный съезд Социалистической рабочей партии Югославии, и партия коммунистов требовали того же! Представители рабочих получили на выборах двадцать восьмого ноября двадцатого года пятьдесят девять мандатов... И если бы правительство не издало декрет, запрещающий агитационную деятельность коммунистической партии, профсоюзов и Союза коммунистической молодежи, то было бы еще не это!

— А со знаменитой и пресловутой «Обзнаной» вы незнакомы? — обратился кафанщик Драгутин к Хованскому. — И закон о «Защите государства» надо вам знать. Результат этого закона — сорок тысяч коммунистов и профсоюзных деятелей, посаженных в тюрьмы.

— Я в Югославии недавно, о многом не знаю... Сорок тысяч коммунистов, кончивших в тюрьмах свои университеты, — целая армия! — заметил Алексей. — Я слышал о покушении на принца-регента и об убийстве министра внутренних дел Драшковича.

— Это Видовданские дела[14], — засмеялся Хранич. — Но коммунистическая партия к этим актам прямого отношения не имела. Инициатор покушения, Алия Альягич, был членом партии, но в двадцать первом году вступил в террористическую организацию «Красная правда». Эти молодые люди считали индивидуальный террор единственным средством, которое может заставить правительство отказаться от «обзнаны». Они избрали свой исполнительный комитет во главе с Рудольфом Гецигония. Он после убийства Драшковича бежал за границу. Одни члены группы были арестованы до акта, другие — после. И организация перестала существовать. Зато правительство, воспользовавшись случаем, провело закон о защите безопасности и порядка в государстве, по которому коммунистическая партия объявлялась вне закона, коммунистов-активистов осуждали на пожизненное заключение и даже на смертную казнь. Вот так-то!