Роберт Ладлэм - Предательство Тристана Страница 19

Англичанин сипел, пытаясь сопротивляться, его лицо густо покраснело.

– Что?.. – выдавил он, но тут Клейст с такой силой ударил его коленом в пах, что англичанин оставил всякие попытки сопротивления. Он лишь стонал, из его глаз ручьем лились слезы. Он плакал совсем как девочка.

– Единственное, что мне нужно узнать, это местонахождение вашей радиостанции, – сказал Клейст. Он говорил с сильным немецким акцентом, так как выучил английский уже в изрядном возрасте. Произнеся эту фразу, он снял одну руку с горла мужчины.

– А пошел ты… – пробормотал англичанин высоким надтреснутым голосом.

Англичанин, вероятно, подумал, что противник выпустил его горло, чтобы позволить ему говорить. Но все было не так: Клейст освободил свою руку, чтобы вынуть из кармана скрученную скрипичную струну. Он за какую-то секунду размотал ее и ловко перехватил горло мужчины между выпирающим кадыком и подъязычной костью. Это самое уязвимое место у всех людей. Он пережал дыхательное горло и сонную артерию, и глаза англичанина начали выпучиваться.

Молодой человек не слишком заботился о личной гигиене, понял Клейст. Он, похоже, не мылся несколько дней. Конечно, горячая вода была лимитирована, но это вовсе не могло служить оправданием для неопрятности.

– Я повторяю свой вопрос, – медленно и веско проговорил Клейст. – Я желаю знать, где находится радиостанция, на которой вы работаете. Больше мне ничего от вас не нужно. Если вы ответите на мой вопрос, значит, дело сделано, и я вас отпускаю. Я оставлю вам жизнь. Так что вам совершенно не нужно проявлять чудеса храбрости.

Англичанин попытался что-то сказать. Клейст чуть-чуть отпустил струну – ровно настолько, чтобы тот мог говорить.

– Хорошо! – выдохнул англичанин. – Хорошо! Я вам все скажу!

– Если попытаетесь меня обмануть, наверняка и сами погибнете, и погубите всех, кто с вами работает. – За многолетнюю практику допросов Клейст установил, что угроза смерти обычно оказывается неэффективной. Зато прекрасно действуют чувство вины и инстинктивное стремление защитить друзей и сотрудников. И еще боль: боль быстрее всего развязывает языки. Именно поэтому он поместил струну на совершенно определенный участок шеи. Здесь было больнее всего.

– Я все расскажу! – прохрипел англичанин, трясясь всем телом.

И он рассказал.

Когда он сообщил Клейсту все, что тот должен был узнать, Клейст сделал резкое движение и сдавил скрипичной струной мягкое горло англичанина. В глазах умирающего, прежде чем они выкатились и остекленели, промелькнуло выражение растерянности и негодования. Я выполнил свою часть сделки, казалось, говорили его глаза. Почему вы не выполняете свою?

Клейст никогда не понимал, почему все его жертвы как одна рассчитывали, что смогут с ним договориться? Какой смысл ему был с кем-то договариваться, раз сила все равно была на его стороне?

Когда англичанин скончался, Клейст встал и с дрожью отвращения смыл с рук запах грязного тела.

8

В Париже имелся специалист по изготовлению фальшивых бумаг – мистер Ален Дюкруа. Меткалф был знаком с ним уже несколько лет и доверял ему настолько, насколько вообще он, человек, живущий потаенной жизнью, мог позволить себе доверять кому бы то ни было. Конечно, подделка документов не всегда была основным занятием Алена Дюкруа, но нацистская оккупация резко изменила его жизнь, как сделала она это со многими. Ветеран Первой мировой войны, раненный в битве при Сомме[37], Дюкруа обладал множеством талантов: он был поэтом, хозяином чрезвычайно популярного книжного магазина и издателем. Дюкруа специализировался на миниатюрных изданиях: дешевых сборниках известных произведений, а также красиво оформленных миниатюрных изданиях произведений прославленных и никому не известных поэтов. На печатных станках, размещенных в небольшом помещении позади книжного магазина, Ален Дюкруа делал и другую высококачественную штучную работу: cartes d'identite, водительские права, мандаты СД, немецкие удостоверения личности – в общем, все, что могло потребоваться маленькой армии отважных борцов Сопротивления. Он был хорошим человеком, делавшим неоценимую работу.

В обличье Даниэля Эйгена Меткалф не раз обращался к Дюкруа, чтобы тот изготовил документы для него и его друзей. Прежде всего Меткалф решил ни в коем случае не раскрывать свое истинное обличье, и не только для того, чтобы обезопасить собственную «крышу». Меткалф хотел по возможности защитить Дюкруа. Старый печатник знал Эйгена как спекулянта, который порой бывал полезен ему самому и его товарищам по Сопротивлению. Дюкруа давно решил про себя, что Эйген никак не связан с политикой, но все же его можно считать сочувствующим или, по крайней мере, заслуживающим доверия.

А сейчас Меткалф очень нуждался в помощи Дюкруа. Поскольку ему предстояло покинуть Францию по железной дороге под именем Николаса Мендосы, ему требовалось разрешение на выезд, выданное правительством Виши. У Дюкруа, единственного из всех людей в Париже, связанных с документами, имелась бумага именно того состава и веса, и никто лучше него не мог воспроизвести типографские оттиски и правительственные печати.

Магазин с вывеской «Librairie Ducroix» был расположен на авеню Опера. За стеклом красовались, со вкусом подобранные по цвету, прекрасные книги, напечатанные Аленом Дюкруа и переплетенные вручную. Прохожие не могли не остановиться, чтобы полюбоваться томами в темно-красных сафьяновых переплетах с золотым тиснением на крышках и рельефно выступающими полосками тесьмы на корешках. Были там книги, переплетенные в телячью кожу или пергамент, с бумажными раскрашенными вручную под мрамор корешками, все блоки были прошиты вручную, переплетные крышки, и передняя, и задняя, украшены глубоко впрессованными красно-золотыми орнаментами, обрезы позолочены.

Единственным диссонансом в витрине выглядел небольшой портрет маршала Петена, оправленный в рамку. Табличка чуть ниже сообщала: «Венду» – распродано. Это была горькая шутка: Петен продал немцам всю Францию. «Поставить его портрет в витрине – не самый разумный поступок, – подумал Меткалф. – Следует указать Дюкруа на опасность. Учитывая колоссальную важность его тайной работы, ему тем более следовало бы держать при себе свои политические пристрастия».

Меткалф толкнул входную дверь, и колокольчики мелодичным звоном сообщили о появлении посетителя. Магазин, уставленный столами и стеллажами, прогибавшимися под множеством томов поэзии и прозы, среди которых были и собственные публикации Дюкруа, был пуст.

Конечно, не совсем пуст.

– А-а, Даниэль! – раздался сочный баритон из глубины помещения. – Где вы пропадали?

Дюкруа, представительный грузный человек за пятьдесят с шапкой седых волос, быстро ехал по узкому проходу, сидя в инвалидном кресле. Хотя он был парализован еще с той войны, но все же казался могучим, его даже можно было бы назвать спортивным. Ладони инвалида были большими и мозолистыми, а на предплечьях играли мускулы.

Дюкруа протянул руку и приветствовал Меткалфа твердым рукопожатием.

– Вы, конечно же, пришли, чтобы купить мое новое издание «Les Fleurs du Mai», не так ли? Да, хороший выбор. Переплет из цельного куска черного сафьяна, наружные форзацы из красного сафьяна, внутренние – из бумаги с ручным мраморированием. Прекрасное издание, даже я сам не могу не признать этого. Не говоря уже о типографской ра…

– Этот портрет Петена в окне… – перебил его Меткалф.

– Да, – хихикнул Дюкруа. – Герой Вердена, но я плюю на него.

– Так вот, вам стоило бы уняться с вашими личными плевками. И на вашем месте я убрал бы эту штучку из витрины.

Дюкруа пожал плечами.

– D'accord[38], – сказал он и добавил, понизив голос: – Давайте поговорим в задней комнате.

Меткалф последовал за Дюкруа через весь магазин и за двустворчатую дверь в мрачную, немного похожую на пещеру комнату с каменным полом, где стояли ручной печатный станок, строкоотливная машина, на которой отливали матрицу из типографского сплава – гарта, и верстаки, на которых Дюкруа делал переплеты.

Меткалф объяснял, что ему нужно, а Дюкруа медленно кивал. Он слушал очень сосредоточенно, с закрытыми глазами.

– Да-да, – сказал он. – Да, это возможно. У меня возможно… да, должно было сохраниться несколько бланков. Нужно проверить. Их чрезвычайно трудно раздобыть. Мне пришлось пойти к старому другу, менеджеру одной из крупных типографских фирм здесь, в Париже. Они выполняют правительственные заказы, так что у него имелся запас чистых бланков. Печать министерства иностранных дел я сам отлил из гарта. А вот набор мне нужно будет сделать на линотипе, причем с великой тщательностью, чтобы комар носа не подточил. Я имею в виду, что пограничники в общем-то порядочные тупицы, но все же слишком уж часто приходится наталкиваться на бдительных парней, которые пристально всматриваются в бумаги, а ведь нам не нужна катастрофа, правда?