Арсений Замостьянов - Спасти Вождя! Майор Пронин против шпионов и диверсантов Страница 2

Пронин улыбнулся:

– А вот иронизировать не надо. Я вывез вас в дом отдыха не для того, чтобы вы посмеивались над моими словами, а для того, чтобы я мог вольготнее посмеиваться над собой... Но этот рассказ – не для столовой. Предлагаю переместиться в мой номер. Коньяк и лимоны у меня есть. Запаситесь терпением часов на пять.

Овалова смотрел на Пронина с восхищением: этот пожилой израненный человек сумел сохранить память, перед которой меркнут все ультрасовременные электронные машины! Он будет говорить пять часов – и ни разу не собьется. Просто народный сказитель, а не чекист! Для него, наверное, не представляет труда близко к тексту пересказать «Войну и мир» или «Тихий Дон». Сколько раз уникальная память помогала Пронину выпутываться из гиблого дела...

– Итак, туманная осень тридцать восьмого года... – начал Пронин, когда они расположились в креслах у открытого окна. – Возьмите яблоко, Лев Сергеич, и пейте понемножку коньяк. Апельсинов, извиняюсь, у меня покамест не имеется.

Бутылка армянского КВ ВК стояла на табуретке. Там же, на тарелке, лежали три яблока и нарезанный лимон – редкость для мая месяца.

– Эта история началась в октябре тридцать восьмого. Берия тогда только обживался в кабинете на площади Дзержинского. А работы у нас было немало...

Труп в читальном зале

– Пронин? Я тебя с утра жду. – Ковров недовольно бурчал в телефонную трубку. – Чтобы через пять минут – у меня.

Майор Пронин рано утром поездом прибыл в Москву из Сочи. В 1938 году жить стало лучше, жить стало веселее, и всесоюзная здравница до глубокой осени принимала гостей. Там он был по служебной необходимости. В поезде не удалось выспаться, а тут еще и Москва обдала холодом после кавказской жары. К полудню он явился на службу – и вот этот скрипучий голос Коврова... Снова будет тормошить, торопить, обижаться. Не может Ковров без психоза. Неугомонный, суетливый товарищ Ковров. И ведь наверняка какая-нибудь мелочь, пустяк – а вот такая у него манера: всех на уши поставить!

– Что-то, товарищ Пронин, вид у тебя не больно веселый? – начал Ковров.

– У меня сегодня вообще-то выходной день. Только вчера в Туапсе в казаки-разбойники играли...

– Наслышан, наслышан. Лихо дело провернул. Эти казачки хотели наш танкер взорвать... А тут ты. Полностью сорвал их вредительские планы. Будет тебе и премия, и орден. А вот выходного дня не обещаю. – Ковров указал Пронину на кожаное кресло. Значит, разговор будет фундаментальный. – Новое дело поважнее прежних будет. Высоко взлетаем – туда, где невесомость.

– В межпланетные путешествия приглашаешь? – Пронин давненько называл Коврова то на «ты», то – со всем почтением – на «вы». Так у них повелось.

– Да, к звездам полетим. На Красной площади бывал? Звезды кремлевские видел?

Ковров платком нервно утирал пот с красной шеи, с массивного подбородка.

– Про Уильяма Бронсона слыхал?

– Журналист американский?

– Как выяснилось, не только журналист. Бойкий малый. Наш пострел везде поспел.

– Так за ним же Нечипоренко бегает. Я-то тут при чем?

Ковров всплеснул руками и заговорил как опереточный баритон – чтобы на галерке слышно было:

– Нечипоренко свое дело сделал. Спасибо ему большое. Вот с его отчета ты и начнешь. Там ясно показано: Бронсон встречается с нашими ненадежными соотечественниками. Встречается тайком. Что за этим стоит – поиск сенсаций, мелкие предательские услуги или большая разведка – я не знаю. А ты должен узнать.

«Так и есть, мелочевка. Слежка за шалуном-журналистом. И ради этого он с такой помпой меня вызывал в день приезда! Эх, товарищ Ковров!»

– И где же в этой истории кремлевские звезды?

– Над Спасской башней. Это действительно необыкновенное дело. Через две недели Бронсон встречается с товарищем Сталиным. Запланировано интервью. На весь мир шуму! А что, если сегодня весь мир прочитает беседу товарища Сталина с Бронсоном, а завтра в какой-нибудь американской газете появится сообщение о шпионской миссии этого Бронсона? Провокация? А что, если нет? Что, если они все продумали до мелочей? Сенсация, подкрепленная фактами, – это уже серьезно. Ты представляешь, как это могут использовать наши враги? Товарищ Сталин пожимает руку махровому врагу мирового пролетариата, шпиону! Ты понимаешь?

Да, такое ответственное задание бывает раз в жизни. Не преувеличивал Ковров.

– Слушаю вас, – Пронин произнес эти волшебные слова уже не ленивым голосом.

– Придется тебе, товарищ Пронин, перевоплотиться в писателя и журналиста. И назначим мы тебя главным редактором журнала «Международная жизнь». Ты по-английски балакаешь?

– Не настолько, чтобы Бронсон меня не обманул. Немецкий – другое дело.

– Да, ты же у нас немец, – хмыкнул Ковров.

– Бываю им время от времени.

– Значит, приставим к тебе переводчика. Или лучше к нему. Это не вызовет подозрений. В конце концов, главный редактор «Международной жизни» не обязан свободно говорить по-английски. У тебя есть одна ночь. Завтра за обедом – знакомство с Бронсоном. Цель – большое интервью с Бронсоном в нашем журнале и интервью с тобой в каком-нибудь респектабельном и продажном американском издании. У тебя когда-нибудь брали интервью?

– Что ж я тебе, Максим Горький или Алла Тарасова? Сроду не давал интервью. До недавних лет я и слова-то такого не слыхивал.

– Значит, боевое крещение будет. Или разведка боем. Угадай, где мы устроим тебе встречу с Бронсоном?

– На Красной площади, под звездой? – Пронин вяло попытался сострить.

– Не угадал! Хотя мыслишь в правильном направлении. Звезды над Кремлем – это новое чудо света. Наше советское чудо. Но у нас много чудес. Одно из них – библиотека Ленина. Ну скажи мне, где могут встретиться два журналиста, два пишущих человека, если не в лучшей в мире библиотеке?

– Пожалуй.

– Там в читальном зале все будет устроено донельзя торжественно. Торт из «Праги», шашлык из «Арагви». Бронсону по душе пришлась наша новая водка – «Столичная».

– Губа не дура. Что ж мне его – напоить, что ли?

– Это в другой раз. Завтра ты должен произвести на него впечатление матерого журналиста. Остроумного, цепкого. Знаешь Михаила Кольцова? Вот это журналист! И для нашего ведомства не чужой человек. Правда, судьба его в ближайшем будущем сложится не вполне гладко. Но это к нашему делу отношения не имеет. А ты к обаянию Кольцова добавь черты карьериста, эдакого служаки – все-таки главный редактор. Костюм выбери в американском стиле – ну, там, твидовый пиджак, высокие ботинки... Все, что нужно, тебе подберут.

– Не люблю я этих пушистых пиджаков. Кургузые они.

– Привыкай. Это тебе не куры Дуси Царевой. Тут дело международное. Мировой масштаб. А то ведь ты у нас не один. Есть Курасов, есть Кесельман, есть, наконец, Дато Квирквелия.

– У Дато большое будущее. Смелый парень. Но на данный момент лучше меня с Бронсоном никто не сработает. И я считаю своим долгом, долгом чекиста...

Ковров перебил разрумянившегося Пронина:

– Скромник ты наш. Международного масштаба!

В квартире на Кузнецком Мосту обстановка не менялась годами – как в мемориальной кремлевской комнате Ленина. Потемневшая от времени гитара возле двери – подарок цыганской певицы Ольги Васильевой, которую Пронин когда-то спас от неминуемой гибели. На тахту спускался дорогой текинский ковер, украшенный старинными саблей и пистолетами, среди них терялся невзрачный короткий кривой кинжал – единственное напоминание о деле, едва не стоившем жизни самому Пронину. Венские стулья, удобное вместительное кресло. У Агаши на кухне все звенело, лязгало, скворчало и шипело. В коридоре носился запах жаркого – с помидорами и перцем. Но Пронину хотелось простого чая и, пожалуй, яблок. Проходя мимо кухни, он крикнул:

– Чаю! И антоновки!

Через пять минут он уже восседал в кресле, одетый в пижаму, которую Агаша прилежно отгладила к его приходу.

– Чаек-то какой хороший. Из Грузии! Получше индийского будет. Его только побольше класть нужно. Я покрепче заварила. Вот вам антоновка, а вот еще брусничка.

С недавних пор кабинет Дзержинского занял Лаврентий Палыч Берия, и в среде чекистов моментально вошел в моду грузинский чай. А вот бруснику он не заказывал, это Агаша допустила самодеятельность.

– А икорки не хотите паюсной? Зернистой сегодня не было. Я вам сама на хлебушек намажу, да с маслицем вологодским. А хлебушек теплый еще! Я, когда брала, – чуть руки не обожгла.

– Что-то ты, Агаша, больно заботлива стала. Я вот думаю: может, тебя удочерить? Образцовая семья получится.

Агашу передернуло от смеха:

– Нашел дочку, папаша! Это я тебя усыновлю.

Агаша оставила Пронина наедине с тревожными думами. Один художник написал в анкете: «Работаю в области вождя». Нынче и Пронину предстояло поработать именно в этой области. А у сильных мира сего скользкие паркеты, там поскользнешься – и поминай как звали. Опасная работа. Опасная и коварная. Пронин даже легкомысленно помечтал о скоропостижной гибели Бронсона. А что? Ну представьте себе: покушал Бронсон рыбу, подавился костью. Приступ кашля, двадцать часов поноса – и некролог. Красотища! Но это маловероятный исход. Придется с этим интуристом повозиться. Что пишут в газетах? «Уильям Бронсон – американский друг Советского Союза. Он подписал приветствие рабочим-стахановцам. Он посетил ударную бригаду Метростроя. Он восхищен работой советской народной милиции...» Наш американский друг. Интересно, как они вывернутся через месяц, эти журналисты? Да я и сам теперь журналист. Вот как бы я вывернулся? Нет опыта. Но чекист должен превращаться в любого профессионала за сутки. Этому я учу Витьку Железнова. Пора показывать личный пример. Посмотрим, что там написал Нечипоренко. Он дельный парень, старательный. Еще два года назад выглядел абсолютным школяром. Налег на учебу, ночами читал иностранные журналы, книги по истории разведки. Бегал на какие-то лекции в университет. И работать успевал, и по линии самообразования наверстывал как ошпаренный. И вот результат: из луганского землекопа получился современный чекист, профессионал контрразведки. В голове вертелась песенка: «Береги страну родную, наш луганский слесарь Клим». Это про Ворошилова. А земляк товарища Ворошилова, славный парень Николай Тарасович Нечипоренко, целый кондуит исписал про Бронсона. Так... Разговоры о современной московской архитектуре. Восторженные отзывы. Дискуссия о конструктивизме. Мудрено! Палладио, Венеция, Флоренция... Иван Жолтовский. Ого, он встречался с Жолтовским. Интервью для американского журнала. Ну что ж, никакого криминала здесь нет, советское искусство пропагандировать можно и нужно. Ага, послезавтра он собирается снова встречаться с Жолтовским и его учениками. Замечательно. Мне придется вникать еще и в проблемы зодчества. А когда же мне связаться с академиком Жолтовским? Не ночью же его беспокоить? Значит, завтра, после исторической встречи в библиотеке.