Александр Надеждин - Возвращение Одиссея. Будни тайной войны Страница 2

– Нет, конечно. С какой стати.

– У тебя с головкой все в порядке? Начало восьмого!

– Вот именно. Восьмого! Очнитесь, мадмуазель, это вам не Париж, а Нью-Йорк. Здесь, если вы забыли, несколько иные ритмы. И вообще, ma cherie[2], пора бы уже забыть о вашем версальском распорядке. И богемном умонастроении. Настали суровые, боевые будни.

– Ты у психоаналитика давно был?

– Давно. В день первого причастия.

– Оно и видно. Хотя, я боюсь, тебе уже вряд ли кто поможет. Впрочем, как и всей вашей шайке-лейке. Церэушной. У вас же это хроническое. Неврастения с садистским уклоном. Ой, пардон. Я выдала такие секреты. Нас же здесь наверняка прослушивают. И русские. И Аль-Каида.

Медноволосая красавица уже было размахнулась, чтобы по самую шляпку вбить гвоздь своего накипевшего негодования, но, увидев перед собой сошедшиеся к переносице брови, набухшие подскулья и тонкую полоску на месте, где должны были быть губы, вовремя сдержала свой порыв и, повернувшись к прикроватной тумбочке, нервными движениями, с третьей попытки, вытянула из плоской бледной пачки тонкий цилиндрик «Вирджинии слимс». По всему объему просторной спальни растеклось довольно тягостное молчание. Хелен, устремив глаза в потолок, делала немного нервные, глубокие и быстрые затяжки. Она понимала, что ее занесло, но горевать о пролитом молоке было уже поздно. Она также чувствовала, что ее визави вполне адекватно уловил причину и суть воцарившегося молчания, и ей это было неприятно.

«Ну и плевать, подумаешь», – попыталась утешить себя она, и это немного помогло, но, правда, очень немного.

Джефф медленно, как бы украдкой, боясь встретиться с курильщицей взглядом, поднял на нее глаза. Курильщица, чуть прищурившись, разглядывала на белом полотне потолка невидимые там рисунки, периодически выпуская в том же направлении из колечка губ куцеватые и быстро тающие сизые завитушки. Она полусидела-полулежала, придавив подушку к спинке кровати. Простыня, прежде закрывавшая ее до самого подбородка, своим краем проходила уже на двадцать сантиметров ниже, открывая взору покрытые безупречно равномерным загаром руки, в одной из которых тлел миниатюрный белый цилиндрик; полноватые, в самую меру, плечи и самое начало двух весьма аппетитных, пикантных округлостей.

Джефф непроизвольно сглотнул слюну. По идее, равно как и по всем писаным и неписаным правилам и законам воспитания подобного рода контингента, ему сейчас следовало предельно предметно и жестко, соблюдая при этом абсолютную эмоциональную бесстрастность, сухим языком читающего лекцию патологоанатома напомнить агенту, каково его истинное место в многосоставном и сложном механизме разведки и еще раз вкратце обрисовать наиболее вероятные для него последствия любого неумышленного разгильдяйства и уж тем более, упаси господь, сознательного вольнодумства. Но как он ни пытался пробудить в себе если не Игнатия Лойолу[3], то хотя бы какого-нибудь Савонаролу[4], обличительно-менторский настрой почему-то никак не хотел овладевать соответствующими струнами и фибрами его организма. Напротив, внутри себя, особенно в области где-то чуть пониже ватерлинии, Джефф вдруг явственно ощутил стремительное зарождение совсем иных чувств, настроений и импульсов. Он только сейчас внезапно и очень четко осознал, что уже добрые четверть часа активно и абсолютно непринужденно фигурировал на авансцене в костюме Адама. И то, что это осознание пришло именно сейчас, в данный момент, тоже было явно не случайно. Джефф непроизвольно поежился.

Похоже, что биотоки, зародившиеся в недрах одной из присутствующих в данном замкнутом пространстве органических субстанций, не остались не замеченными для подкожного локатора другой. Выпустив вверх последнюю тонкую струйку дыма, Хелен медленным движением загасила сигарету в стоящей там же, на тумбочке, пепельнице и, смотря куда-то вниз и в сторону, произнесла, стараясь придать при этом своему голосу максимально равнодушный тон:

– Ну и... какая программа дальнейших действий? Допрос продолжается? То есть, пардон, не допрос, конечно. Я хотела сказать, наша теплая дружеская беседа. Подведение итогов за последний отчетный период.

– Ну... беседа, я думаю, может подождать и до после завтрака. А сейчас можно придумать и более интересное занятие. Не менее теплое и дружеское, – уголки губ Джеффа чуть опустились вниз, обозначая улыбку, скорее похожую почему-то на легкую гримасу.

Хелен из-под полуоткрытых век быстро скользнула взглядом по средней части фигуры сидящего рядом с ней Адама, что позволило ей тут же зафиксировать и вполне адекватно оценить степень развития антигравитационных устремлений известных элементов вышеназванной фигуры, что Адам, надо отдать ему должное, попытался аккуратно, как бы естественным образом завуалировать с помощью определенного рода телодвижений, использовав все объективные возможности, предоставленные ему для данного маневра.

Сделав свое открытие, женщина также быстро снова отвела глаза в сторону и очень осторожно потянула еще дальше вверх, на себя, край покрывающей ее простыни. Правда, она буквально тут же столкнулась с неожиданным сопротивлением прежде абсолютно податливой ткани, что слегка ее удивило. Переведя взгляд прямо перед собой, она увидела, что руки Джеффа, какую-то секунду назад покоящиеся в скрещенном состоянии чуть выше колен, крепко, с двух сторон по бокам, держат ту же простыню. И не просто держат, а медленно, но упорно тянут ее в противоположном направлении. После нескольких секунд активного противоборства Хелен почувствовала, как край освобожденной ее спарринг-партнером материи уткнулся ей в подбородок, а руки партнера вновь вернулись в исходное положение.

– Кошечка опять решила показать свои коготки. И гордый, неприступный нрав. – Лицо Джеффа снова изобразило нечто задуманное как улыбка. – Похоже, вчерашний разговор не пошел впрок.

– Что тебе нужно от меня, – взорвалась Хелен. – Что вам всем от меня нужно! Мало того, что я горбачусь на них, а они меня подставляют на каждом шагу, я еще и ублажать их всех должна. В любое удобное для них время. Неплохо устроились. Запомни, я вам в бесплатные шлюхи не нанималась.

– Да? А куда ты нанималась? – вздернул вверх брови Джефф.

– Никуда!

– У-у! Тогда смею напомнить. Еще раз. Когда в тысяча девятьсот девяносто пятом незабвенном году, в мае, одна известная, тогда еще очень покладистая и все правильно понимающая особа собственноручно и, подчеркиваю, абсолютно сознательно и добровольно дала подписку о сотрудничестве...

– Смею напомнить, во-первых, я ее давала не тебе, а...

– Не мне. Естественно. Ты давала ее организации, которую я имею честь представлять. Снова хочу напомнить, пока еще самой мощной и сильной организации в мире.

– Ой-ой-ой-ой-ой.

– Смейся, смейся. У тебя еще будет возможность лишний раз в этом убедиться. И весьма скоро. Уверяю тебя.

– Где же была ваша хваленая организация одиннадцатого сентября другого незабвенного года? – выпалила Хелен и тут же осеклась.

– Никогда... слышишь, никогда... не говори о том, чего ты не знаешь, – после продолжительной паузы отчетливо произнес побагровевший Джефф. – Организация была там, где надо. И не наша вина, что кое-кто другой, повыше, оказался не на своем месте.

Именно кто оказался не на своем месте, конкретизировано не было. Но Хелен этого уточнять не стала.

Несколько мгновений спустя румянец снова покинул щеки, а скрежещущий металл голосовые связки ее визави.

– Продолжаю, – продолжил Джефф. – Ты заключила контракт, причем контракт пожизненный, других у нас просто не существует, с организацией, которая уже девятый год подряд практически полностью содержит тебя за свой счет. Подчеркиваю, девятый год подряд. Которая исправно оплачивает твои липовые должности, твои синекуры в Ассошиэйтед Пресс, причем оплачивает по самому высшему разряду. Ставку, выше, чем у главы корпункта. Жилье, всегда только первой категории. Тачки. Шмотки. Всё. Сначала в Праге. Потом в Гонконге. В Стокгольме. Теперь вон в Париже. А что взамен? Какие-то вшивые контакты, от которых проку как от козла молока. Вместо информации одни слухи и сплетни, хуже чем из желтой прессы. И... всё. Так что, кроме самой подписки, сказать, что ты что-то реально дала организации, вложившей в тебя и в твое благосостояние кучу бабок, я думаю, у тебя самой язык вряд ли повернется. Мне лично ты, правда, не буду отрицать, давала... кое-что... иногда. Но, как мне помнится, наше... сотрудничество... в этой форме... тоже началось с вашей стороны абсолютно сознательно и добровольно.

– И ты еще смеешь что-то говорить?! – выдохнула Хелен, едва дождавшись конца произнесенной чуть ранее тирады. – Что я ничего не дала организации?! А кто вам преподнес такого агента. Такого агента! Разведчика. Профессионала. Русского. Можно сказать, на подносике. В праздничной упаковке.