Гэвин Лайалл - Очень опасная игра Страница 2

Единственная проблема с покупкой пива в любом аэропорту Финляндии состоит в том, что этого сделать невозможно. Финны, грубо говоря, делятся на тех, кто потребляет пиво и собирается это занятие продолжать, и тех, кто бросил это дело и считает, что будет лучше, если и остальные сделают то же самое. Именно эта компания и протащила законы о спиртных напитках. Первый из них гласит, что в Лапландии нигде севернее Рованиеми нельзя не то что купить бутылку, а, за исключением полудюжины туристических отелей, даже стакана спиртного. Это способствовало появлению множества нелегальных домашних производств и широкой торговли самогоном в импортной таре из-под настоящего спиртного, которую я и сам привозил пару раз, когда случался порожний рейс с юга.

Второй закон категорически запрещает пить спиртное в аэропортах, дабы пилоты не садились за штурвал пьяными. Идея сама по себе неплохая, но каждый пилот знает по собственному опыту, что единственный способ обуздать похмелье и привести себя в норму — это бутылка пива. Или две.

К счастью, в ремонтном ангаре был человек, который имел солидный приработок, врачуя похмелье у пилотов. Я уже встал и собрался отправиться «за текущим ремонтом», когда в кафе появился Фредерик Уэллз Хоумер.

Он улыбнулся мне, подошел и сел за столик.

— Надеюсь, здоровье пошло на поправку, сэр?

— В любом случае мне лучше.

Я снова сел и закурил. По крайней мере, мне нужно было извиниться перед этим типом.

— Я сожалею о своем поведении там, на дорожке… — пробормотал я.

— Забудем об этом. Всему виной плохое самочувствие. — Он печально улыбнулся. — Полет из Стокгольма в таком состоянии вполне может считаться рекордным. Полагаю, это около пятисот миль? В такие руки можно спокойно вверить даже свою жизнь.

Я украдкой покосился на него. Это могло показаться издевательством, но было сказано совершенно серьезным тоном, каким он произнес свое имя.

— Мне не совсем понятна эта убежденность. Встреть сам я пилота в состоянии такого похмелья, наверняка предпочел бы отправиться на субмарине.

На его лице снова заиграла улыбка.

— Но все-таки можно будет отвезти меня на место?

— Это зависит от того, куда и когда.

Я не испытывал особого желания везти его куда бы то ни было. У меня был контракт с компанией «Каайя», и я уже задолжал ей один вылет. Но не так часто приходится видеть в Лапландии джентльмена с манерами Роберта Э. Ли. Направляясь в Стокгольм, я встретился в Хельсинки с парой директоров из «Каайи», но манеры Билли Кида[2] им и не снились. Я уже больше пяти недель занимался по их заданию воздушной разведкой, и в результате не нашел запасов никелевой руды даже на одну финскую марку, что они вполне могли объяснить моим бездельем. Полет в Стокгольм на уик-энд это как раз доказывал.

— Досконально зная эти места, вы, вероятно, сможете посоветовать мне, где можно поохотиться на медведей.

— На медведей? — Тут я вспомнил зачехленные ружья в его багаже. И покачал головой: — Вам трудно будет получить лицензию на отстрел медведей. Их выдают весной. Мне известно, что всего за сезон разрешается отстрел сорока с небольшим особей.

Он только кивнул и продолжал ждать ответа.

Я тоже не спешил продолжить нашу беседу. Мне было известно, где в этих краях можно встретить медведей. Ведение воздушной разведки полезных ископаемых предполагает чаще всего полеты на высоте не выше ста ярдов, а на одномоторном самолете — еще и постоянное наблюдение за местностью, в поиске посадочной площадки на случай, если одиночный мотор нагонит на тебя непреодолимую сонливость. В Финляндии, стране по преимуществу лесной, это мало чем может помочь, но зато позволяет узнать, что происходит на земле. И за последние две недели я видел пять медведей, или одного и того же раз пять.

Тут были две загвоздки. Первая состояла в том, что, высаживая его в этом уголке медвежьей страны, я мог ручаться, что высадка произойдет в самом центре района моей авиаразведки. И, окажись он шпионом конкурирующей компании, дело может кончиться весьма плохо. Но до сих пор мне, право, это в голову не приходило. Одну загвоздку я объяснил. Оставалась еще одна.

— Вот посмотрите, — сказал я. — Я смогу высадить вас возле того района, где недавно видел нескольких медведей. Загвоздка же состоит в том, что таким образом я нарушаю закон.

Он вежливо приподнял брови и стал ждать моих объяснений.

— Этот район объявлен запретной зоной. Во всяком случае для самолетов. Она тянется вдоль границы с Россией и имеет ширину миль в сорок пять. Вся зона — территория Финляндии, но финны объявили ее запретной в знак мирной инициативы, чтобы у русских не возникало никакого повода для жалоб на шпионскую деятельность с противоположной стороны, так что финны отнесутся к вам весьма серьезно, если поймают в этой зоне.

Меня они не поймали. Пока. Потому что в сети их радаров есть бреши и еще потому, что при воздушной разведке самолет летает значительно ниже зоны действия радаров. А в общем-то вся обследуемая фирмой «Каайя» площадь находилась целиком в запретной зоне.

На всякий случай «Каайя» заключила со мной липовый контракт для разведки территории к западу от этого района и кое-что сделала для оправдания такого риска (поскольку в случае чего именно мне предстояло отправиться в тюрьму), выплачивая почти вдвое больше нормальной ставки. И потому я имел более чем достаточно оснований для сохранения района моих поисков в тайне.

Впрочем, я не думал, что Хоумер был агентом правительства Финляндии.

— У меня нет возражений против вашей доставки в этот район, — сказал я. — И находиться в этом районе никому не запрещено. Только я не желаю, чтобы кто-то знал о том, как вы туда попали. Я предпочел бы, чтобы никто не знал о вашем пребывании там ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Если нет возражений, то этот полет будет вполне безопасным.

Он подумал и затем кивнул:

— Да, все это меня вполне устраивает, сэр. При условии, что вы не подвергнетесь из-за меня излишнему риску. Можно считать, что условия вполне приемлемы, не так ли, сэр?

Я отмахнулся.

— Вполне. Когда отправимся?

— Как только вы будете готовы к полету.

Я глянул на часы. Было около пяти часов вечера, что оставляло нам два часа светлого времени, потом наступят долгие сумерки. Близилась осень, когда на смену, казалось, бесконечным дням приходят очень длинные темные ночи лапландской зимы.

— Ладно, — сказал я. — В том районе есть одна старая развалюха. Не знаю, в каком она состоянии, поскольку пролетал над ней только однажды, но все равно это лучше чем палатка. Полагаю, с провизией проблем не будет?

— Думаю, у меня есть все, включая двухнедельный запас провианта. Может быть, потом меня можно будет переправить куда-нибудь еще?

— Никаких проблем. — И тут я задался вопросом: сколько же, по его мнению, потребуется времени, чтобы убить одного медведя? — Как долго вы намерены здесь пробыть?

— Я рассчитывал недель на пять-шесть. Для начала, во всяком случае. Вы сможете оставаться здесь все это время?

Он задавал вопросы так деликатно и с таким искренним беспокойством, словно опасался причинить мне неудобство вынужденным пребыванием из-за него в этих суровых краях.

— Я буду здесь, пока будет работа. Зима для пилота — чертовски трудная пора.

Пожалуй, мои слова прозвучали довольно искренне, поскольку он окинул меня быстрым тревожным взглядом, а затем вежливо отвернулся.

— Встретимся на улице через четверть часа. Мне надо повидаться с одним человеком в ангаре. Идет?

— Отлично, сэр. Я начну грузить свой багаж, если только самолет не заперт.

Меня эта мысль даже позабавила.

— Он не заперт. И достаточно давно.

Я кивнул и понял, что подвергать мою голову такому испытанию было ошибкой, и зашагал дальше, размышляя о таком образе жизни, при котором можно изыскать пять-шесть свободных недель, чтобы поохотиться на медведей.

Техник из ангара завидел меня еще издалека и при моем появлении уже держал в одной руке бутылку пива, а в другой — открывалку. Половину бутылки я опорожнил одним мигом, а затем неторопливо стал расправляться со второй.

Некоторое время спустя он спросил:

— Как там Стокгольм? — К моему удовольствию, он говорил по-шведски.

— Насколько я могу вспомнить, прекрасно.

— Что сказал человек из «Хэвиленда»?

Я туда летал главным образом для того, чтобы выяснить мнение представителя фирмы-изготовителя о том, какой ремонт требуется моему «Биверу», чтобы он продержался еще один сезон.

— Он был очень вежлив и любезен. Во всяком случае, он не поднял меня на смех.

— Он посоветовал сменить двигатель?

— Он сказал, что мне нужен новый самолет.

Техник мрачно кивнул:

— Это и я мог тебе сказать. Но мне не хотелось тебя расстраивать.