Юлиан Семенов - Неотвратимое возмездие (сборник) Страница 20

Президиум ЦИК Союза ССР ходатайство Фунтикова о его помиловании оставил без удовлетворения.

5 мая 1926 года приговор был приведен в исполнение.

Советский народ свято чтит память героев-революционеров. В столице Азербайджана на Площади 26 бакинских комиссаров воздвигнут величественный мемориал. Неугасимым пламенем горит здесь Вечный огонь — символ верности делу, за которое отдали жизнь бакинские комиссары, — делу революции.

Вениамин ШАЛАГИНОВ

Крах атамана Анненкова

Процесс по делу атамана Анненкова начался 12 июля 1927 года в Семипалатинске. Надежно охраняемый арестантский вагон, в котором его везли на суд, двигался сначала Транссибирской магистралью, потом югом Сибири и, наконец, Казахстаном и всюду вызывал необычайное возбуждение. Толпы людей, собиравшихся на станциях, слали проклятия в адрес атамана. Газета «Советская Сибирь» свидетельствует, что, начиная с Барнаула, везде находились свидетели его зверств. На станции Алейской толпа требовала беспощадного наказания. В Поспелихе поезд был встречен криками: «Где Анненков? Дайте его нам!»

Чем же навлек на себя этот белоказачий генерал испепеляющий гнев трудящихся? Чем он выделялся среди себе подобных?

Лютой ненавистью к Советской власти, чудовищными расправами над детьми, стариками, женщинами, жестокостью, для которой еще не придумано соответствующее слово. В 1920 году, гонимый красными войсками, Анненков оставлял Россию опустошителем, разорителем, убийцей. Военком одного из преследовавших его полков Красной Армии Василий Довбня писал в воспоминаниях:

«При позорном своем бегстве в Китай Анненков оставил за собой широкий и длинный кровавый след. На протяжении более двухсот верст, от села Глинского по берегам озер Ала-Куля и Джаланаш-Куля вплоть до Джунгарских ворот (последний перевал на пути в Китай), дорога была усеяна трупами... Около озера Джаланаш-Куль летают тысячи громадных грифов, прилетевших из соседней пустыни Гоби заканчивать кровавый мир «восстановителя мира и порядка»...

Зловещая память, оставленная атаманом и его ордой, взывала теперь, в канун процесса, к суровому возмездию.

Вместе с Анненковым перед судом Военной коллегии предстал также и начальник его штаба Денисов.

В обвинительном заключении говорилось:

«...Анненков Борис Владимирович, 37 лет, бывший генерал-майор, происходящий из потомственных дворян Новгородской губернии, бывший командующий отдельной Семиреченской армией, холост, беспартийный, окончивший Одесский кадетский корпус в 1906 году и Московское Александровское училище в 1908 году;

Денисов Николай Александрович, 36 лет, бывший генерал-майор, происходящий из мещан Кинешемского уезда, Клеванцовской волости, Иваново-Вознесенской губернии, бывший начальник штаба отдельной Семиреченской армии, холост, беспартийный, окончивший Петербургское Владимирское училище и ускоренные курсы академии Генштаба,

обвиняются:

первый, Анненков, в том, что с момента Октябрьской революции, находясь во главе организованных им вооруженных отрядов, систематически с 1917 по 1920 год вел вооруженную борьбу с Советской властью в целях свержения ее, то есть в преступлении, предусмотренном статьей 2 Положения о государственных преступлениях».

И далее:

«...в том, что с момента Октябрьской революции, находясь во главе организованных им вооруженных отрядов, в тех же целях систематически, на всем протяжении своего похода, совершал массовое физическое уничтожение представителей Советской власти, деятелей рабоче-крестьянских организаций, отдельных граждан и вооруженной силой своего отряда подавлял восстания рабочих и крестьян, то есть в преступлении, предусмотренном статьей 8 Положения о государственных преступлениях;

второй, Денисов, в том, что, находясь во время гражданской войны на начальствующих должностях в белых армиях и отрядах и будучи начальником штаба отдельной Семиреченской армии и карательных отрядов Анненкова, систематически...»

И — те же обвинения, те же статьи.

Анненков родился в большом барском доме на Киевщине, в семье отставного полковника из дворян-помещиков. Праздность, кастовый дух военщины окружали его с первых дней жизни. В восемь лет он надел вожделенную военную форму (пока еще кадетского корпуса) и уже никогда не снимал ее. После кадетского корпуса — Александровское военное училище в Москве, чин хорунжего и казачья сотня в Туркестане, война 1914 года, чин есаула и та же сотня в районе Пинских болот. «Георгий». Георгиевское оружие.

Номер издававшихся в Петербурге «Биржевых ведомостей» со словом «революция» через всю полосу озадачил Анненкова. Николай II отрекся от престола. Рухнуло то, чему Анненков присягал и молился. Даже приход к власти Временного правительства, далекого от подлинных революционных преобразований, был для него трагедией.

Что делать?

О том, куда ступал дальше конь атамана, можно судить по запискам «Колчаковщины» — четырнадцати листам машинописного текста, приобщенного к делу в отдельном пакете. Автор записок — Анненков, хотя и написаны они от третьего лица.

После февраля отряд его несет полицейско-комендантскую службу в Осиповичах, Барановичах, Слуцке. С победой Октября большевистское командование предписывает отряду разоружиться и убыть в Омск для расформирования. Анненков следует к месту назначения, но оружия не сдает. Омск — ультиматум: доложить о причинах неисполнения приказа, разоружиться немедленно, полно, безоговорочно. И на отказ Анненкова следовать этому требованию — решение Совказдепа (Совета казачьих депутатов): объявить отряд вне закона со всеми вытекающими из этого последствиями. Анненков уходит в подполье.

Пользуясь отсутствием у Советов достаточных военных сил, он располагается в землянках под Омском и вступает в контакты с белогвардейской организацией «Тринадцать». Но уже вскоре кажущаяся сплоченность отряда оборачивается междоусобицей, недовольством, развалом. Казакам чужда окопная жизнь вблизи родных гнезд. Они тайно, а потом и открыто разбредаются по дорогам, вступают в красные полки. Чтобы поднять у подчиненных «боевой дух», Анненков ночью с горсткой оставшихся в отряде молодчиков предпринимает налет на войсковой казачий собор в Омске и, завладев так называемым «знаменем Ермака», уходит в Прииртышские степи.

Расчет атамана в какой-то мере оправдывается. Анненкова поддерживает кулацко-атаманская верхушка Прииртышья. Отряд пополняется, развертывается, а к началу мятежа белочехов в нем уже насчитывается 200 сабель.

Наконец отряд получает «настоящее дело»: боевые действия в составе колчаковских войск на Верхне-Уральском фронте, усмирение чернодольских и славгородских крестьян в Сибири, царствование — в полном смысле этого слова — на землях Семи рек в Казахстане... Отряд становится полком, дивизией, армией.

На четвертый день процесса суд исследовал вопрос о связи белогвардейского движения с иностранными интервентами и, конечно же, о военной и другой помощи ему со стороны Антанты.

Говоря о вкладе в интервенцию тогдашнего английского правительства, Анненков корил Колчака за посрамление «русского престижа», пытался создать впечатление, будто сам он вовсе не принимал помощи от интервентов.

Председательствующий спросил в этой связи, приходилось ли подсудимому принимать у себя представителей Антанты?

— Нет конечно, — ответил тот. — Я не мог терпеть их и потому не подпускал близко к отряду.

Член Военной коллегии Миничев показал подсудимому превосходно выполненный групповой снимок офицеров при регалиях и шпагах.

— Взгляните, подсудимый... Вот этот усатый, в центре. Не кажется ли вам, что это француз?

Анненков насупился:

— Я должен сказать да.

— Уполномоченный Жанена, не так ли?

— Да, Дюше, Дюкю, что-то в этом роде.

— Где сделан этот снимок?

— Здесь, в Семипалатинске.

Генерал Дюкю от генерала Жанена — это дотошная многодневная инспекция. Гость из Омска выстукивал и выслушивал военный организм, штабы и подразделения 2-го степного отдельного стрелкового корпуса, в состав которого по тогдашней схеме подчинения входили анненковские части. Позже схема подчинения стала с ног на голову. Поубавясь в численности от потерь, а главным образом от перехода солдат на сторону красных, 2-й степной корпус превратился в слабый, если не сказать удручающе обременительный, придаток анненковского отряда. Но и тогда «французская кепка», правда уже на другой голове, наведывалась к лейб-атаманцам, чтобы выстукивать, выслушивать, диктовать.