Чингиз Абдуллаев - Выбери себе смерть Страница 20

– Вам кого? – раздался женский голос.

– Лукахин Валентин Савельевич здесь живет? – спросил Колчин.

– Здесь, здесь. Проходите, – ответил тот же голос, и Колчин вошел во двор.

Две большие собаки проводили его равнодушным взглядом – повинуясь жесту хозяйки, они даже не встали. Колчин поднялся по лесенке и вошел в дом. Навстречу ему спешил высокий широкоплечий мужчина лет шестидесяти. У него были красивые седые волосы, мужественное лицо, которое портил шрам, изуродовавший подбородок.

– Добрый день, – громко произнес хозяин дома. – Кто вам нужен?

– Вы Валентин Савельевич Лукахин? – уточнил Колчин, уже зная, что разговаривает с хозяином дома: бывшего офицера выдавали бравая выправка и широкие плечи спортсмена.

– Верно, – кивнул Лукахин, протягивая руку. – С кем имею честь?..

– Подполковник Колчин из ФСК. Следователь следственного управления.

– В общем, мой коллега. Не люблю я это название – ФСК, как будто свистит кто, – пожаловался Лукахин. – Все норовили у американцев перенять. Как будто у них все в порядке. Ну, проходите в дом.

Хозяйка подала на стол ватрушки, калачи, сдобу. Чувствовалась неторопливая обстоятельность, размеренный быт жизни этого большого дома.

Сначала пили чай, сидя втроем у самовара; позднее, когда хозяйка ушла, Лукахин положил обе ладони на стол.

– Теперь рассказывайте, зачем пожаловали.

– Валентин Савельевич, вы подали рапорт об увольнении тридцать первого августа девяносто первого года, – задал свой главный вопрос Колчин. – Позднее за вами последовала вся ваша группа. Почему вы так поступили?

– Вы приехали из-за этого? – усмехнулся хозяин. – Я был коммунистом и всегда им буду. А когда увидел, как эти ребята рушат памятник Дзержинскому, когда услышал о запрете партии, получил известие об увольнении Шебаршина, я понял: мне не по пути с этими «демократами».

– Значит, вы ушли из-за политических разногласий?

– Нет, никаких разногласий не было. Просто собрал группу и предложил: пусть каждый поступает так, как велит ему совесть. Первыми вышли мы втроем: я и двое наших сотрудников. Потом остальные. У нас ведь группа особая была, вы, наверное, знаете. Так вот, в те августовские дни мы целыми днями документы уничтожали. Понимаете: в центре Москвы мы уничтожали документы, боялись, что демонстранты ворвутся к нам в комнаты. А у нас даже оружие отобрали, запретив его применять. Любая разведка мира за каждый наш документ золотом бы заплатила. Вот тогда я понял: все, баста. Не могу больше глядеть на весь этот бардак. В начале того года у меня тесть умер, царство ему небесное, ну вот этот домик и остался. Я и решил: переберусь сюда вместе с детьми и внуками. С тех пор здесь и живем. Поначалу трудно было, но постепенно привыкли, свой огород завели. Теперь даже нравится.

– Вы возглавляли спецподразделение «Рай»?

– Про это говорить не буду. Простите, товарищ подполковник, не имею права, даже вам. Существует срок давности.

– Вы не поняли, я не спрашиваю вас о деятельности вашей группы, мне о ней известно. Я даже знаю, что в составе вашего подразделения было семь человек. Хотите, назову их фамилии, чтобы вы мне поверили?

– Сейчас что хочешь может быть. Может, и фамилии скажешь. Только это ничего не изменит. Про группу я говорить не буду.

– Я очень надеялся на вашу помощь, товарищ полковник. Убиты два члена вашей группы. Мы беспокоимся за остальных.

– Так… – Лукахин встал, сделал несколько шагов. – Купили вы меня своим обращением. Я думал, вы теперь друг друга «господами» называете. А ты – «товарищ полковник». Сколько лет тебе?

– Сорок.

– В аккурат в сыновья годишься. Не обижайся на «ты», хорошо?

– Договорились.

– Давно работаешь в органах?

– Всю жизнь. Сначала – в прокуратуре, последние четырнадцать лет – в КГБ. Был следователем, старшим следователем. Когда закрыли следственное управление, несколько месяцев был без работы, потом взяли в милицию. Теперь снова вернулся в ФСК.

– Интересно. Значит, и ты вроде пострадавший от этих «демократов»?

– Да нет, кажется, нет. Все нормально.

– Кого убили?

Только теперь Колчин вспомнил, что полковник Лукахин – профессионал. Узнав о гибели своих бывших товарищей, он не стал сразу горячиться, нервничать, перевел беседу на другую тему и, лишь успокоившись, спросил наконец.

– Полковников Бахтамова и Иванченко.

– Так… – Лукахин сел напротив, глядя Колчину в глаза. – Как это произошло?

– Бахтамова застрелили в Москве у его дома, Иванченко убили в Минске. В обоих случаях действовали профессионалы, по одному и тому же почерку. Выстрел в сердце, несколько выстрелов в стену и в тело, чтобы мы поверили в неопытность нападавших.

– Старый трюк, – кивнул Лукахин, – мы его практиковали еще двадцать лет назад. Кроме меня, с кем-нибудь говорили?

– С полковником Фогельсоном.

– Да? – очень удивился Лукахин и хитро прищурился. – Ну и что вам сказал Марк Абрамович?

– Угрожал, предлагал прекратить расследование.

– Прямо-таки угрожал? – не поверил Лукахин.

– Предупреждал, что искать не в моих интересах.

– Ах, даже так? – Лукахин тяжело задумался. – Знаешь, подполковник, у нас ведь работа была нелегкая, грязная, тяжелая. Знаешь, почему группу «Рай» назвали?

– Слышал.

– Вот именно. Мы в рай отправляли людей без задержки. Такая была у нас работа – своих ликвидировать. Больше я тебе про это ничего не скажу, но мы знали: один раз ошибемся, где-нибудь напортачим – и все. Следующий выстрел будет в твой затылок. Ошибаться нельзя было.

– Вы хотите сказать, что они где-то допустили ошибку? – понял Колчин.

– Ничего я не хочу сказать, – возразил Лукахин, – просто объясняю тебе. Как тебя зовут?

– Федор.

– Так вот, Федор, мои ребята были специалистами очень высокого класса. Может, кто использовать их захотел. Фогельсон, я слышал, вернулся на прежнюю работу. Еще один офицер, кажется, тоже?

– Кто? – не выдержал Колчин.

– Не Бахтамов, не Иванченко. Остальные фамилии я просто не помню.

– Я могу их назвать.

– Не надо, – жестко отрезал Лукахин. – Сказал, не помню – значит, не помню. Об убитых поговорим: им я уже навредить не могу. О живых говорить не буду. Пойми, это наше железное правило – иначе нельзя, можно подвести товарищей.

– Понимаю.

– Жалко ребят, – помолчав, произнес Лукахин. – Подожди минуту.

Он вышел в другую комнату и вскоре вернулся с большой бутылкой в руках. По мутной жидкости Колчин понял, что это самогон. Лукахин подвинул два чистых стакана.

– Армейская традиция. Помянуть надо погибших офицеров.

Он разлил в стаканы жидкость и, продолжая стоять, протянул стакан Колчину.

Тот встал и, не чокаясь, выпил эту обжигающую жидкость. К его удивлению, она оказалась приятной на вкус и не очень забойной.

– Понимаешь, – вздохнул Лукахин, – мы ведь все смертники были. Сами выполняли приговоры – и сами ждали каждую секунду такого приговора себе. Когда нас отбирали в группу, мы уже все про это знали. Нужно скрыть какую-нибудь операцию, отрубить концы, сделать так, чтобы все забыли о ней, – и посылали нас. Причем мы убирали не агента, для этого ведь был отдел «С», мы убирали его «ликвидатора», который до этого убирал необходимый объект. Мы даже не знали, за что и кого. Так обрубались все концы, иначе в мире давно началась бы война. Ты же все понимаешь. И каждый из нас знал: если хвост обрублен недостаточно, новый «ликвидатор» может убрать любого из нас. Иногда, правда, начальство проявляло благородство. Тогда нам предлагали смерть на выбор. Или от инфаркта, или героически спасая людей, где-нибудь на Камчатке.

– От инфаркта тоже? – не удержался Колчин.

– Конечно, – усмехнулся Лукахин. – Был такой порошок. Ты в лаборатории узнай, тебе все расскажут. Хотя они сейчас, наверное, в разведке. Никак не могу привыкнуть к этому разделению КГБ. Я даже не знаю, какой я ветеран. Разведки или контрразведки? Смешно? Давай еще по маленькой.

– И были случаи, когда ваши офицеры сами выбирали себе смерть? – спросил потрясенный Колчин. – Никогда про это не слышал.

– Если твои психоаналитики указывали, что ты никуда не убежишь, тогда да, предлагали выбирать самому. Обычно даже не спрашивали. Убирали быстро и без лишнего шума. Думаешь, – продолжал Лукахин, – вышел полковник на пенсию, сидит в деревне, копается в огороде – и все?

Он снова разлил по стаканам мутную жидкость из бутылки.

– За встречу!

На этот раз Колчин ощутил, что жидкость ударила-таки в голову.

– В любой день, в любой момент, когда всплывет какая-нибудь давняя история, давняя операция, о которой нельзя знать, – и все. Приедут ко мне твои коллеги, подполковник, выпьют со мной чаю и уедут. А потом будут меня хоронить за казенный счет. – Он невесело усмехнулся. – Мы знали, на что шли. Это тогда называлось «долг перед родиной».

– Нелюбимая была у вас родина, – пошутил Колчин.