Чингиз Абдуллаев - Окончательный диагноз Страница 21

– Эксперт-аналитик Дронго, – представил своего коллегу Потапов.

– Очень хорошо. Судя по всему, мой сын немного слышал о нем. Говорит, что он высокий профессионал. Тем лучше. Чем я могу вам служить? И учтите, что вчера мы уже беседовали с сотрудниками прокуратуры.

– Это не допрос, Всеволод Витальевич, – мягко заметил Потапов. – Мы зашли только поговорить.

– И сразу начался прессинг, – вмешался Сергей Романовский. – Они считают, что я им вру. Все время спрашивали меня про монеты. И про ваши встречи. Словно ты мог украсть коллекцию Федора Григорьевича. А потом сказали, что у них есть пленка, на которой видно, как ты входишь в дом Глушкова.

Наступило гнетущее молчание. Романовский-старший свел брови. Дронго подумал, что младший достаточно умен. Под видом оскорбленного достоинства он в нескольких фразах рассказал отцу об их разговоре, помогая тому выработать оптимальную линию поведения.

– Вы считаете, что я мог убить Федора Григорьевича? – Голос Всеволода Витальевича прозвучал спокойно.

– Мы этого не говорили, – сразу ответил Потапов. – Мой коллега интересовался вашими коллекциями. Дело в том, что самые ценные экспонаты из коллекции Глушкова были утеряны.

– Какие экспонаты? – живо поинтересовался Романовский-старший.

– Два синих альбома, где он хранил наиболее редкие монеты, – пояснил Потапов.

– Да, я знаю об этих альбомах, – мрачно признался Всеволод Витальевич. – Это были настоящие раритеты. А почему вы думаете, что их украли? Он не оставлял их просто так. И почти никогда не возил на дачу. Мы смотрели их обычно в его городской квартире. Он держал альбомы в сейфе.

– Их там нет, – сказал Дронго. – Нигде нет. Ни в квартире, ни на даче. А его супруга считает, что он привез альбомы именно на дачу.

– Странно, – нахмурился Романовский-старший, – он редко так делал. И эти альбомы пропали?

– Да. Следователи прокуратуры считают, что альбомы взял убийца.

– Как он погиб? – мрачно спросил Всеволод Витальевич.

– Кто-то подошел и выстрелил в него почти в упор. Убийца стоял рядом с жертвой. Очень близко, почти вплотную. Только один выстрел. Однако никто ничего не слышал.

– И вы полагаете, что я пошел, застрелил соседа и похитил альбомы с монетами? Не слишком ли все это глупо? Хотя, наверное, любой коллекционер мечтал о таких экземплярах. Но думать, что я убил Глушкова… Это не мой стиль, господа. Смею заверить, что мы были друзьями. Людьми, достаточно хорошо понимавшими друг друга.

– Кто, кроме вас, мог знать об истинной ценности монет Глушкова? – поинтересовался Дронго.

Заместитель министра помолчал. Затем решительно произнес:

– По большому счету, никто. Насколько я знаю, здесь нет нумизматов, кроме меня и Глушкова. Вернее, не было. Теперь я остался один.

– Истинную цену монет могли знать только вы? – не унимался Дронго.

– Думаю, что да.

– И я, – неожиданно вставил Сергей Романовский. – Я тоже неплохо разбираюсь в монетах. Еще в детстве я помогал отцу их классифицировать.

– При чем тут ты! – заволновался отец. – Не нужно на себя наговаривать. Ты не нумизмат, а дипломат.

– Вы тоже дипломат, – напомнил Дронго, – однако это не помешало вам быть одним из крупнейших коллекционеров в стране.

– Сергей никогда не был коллекционером, – упрямо возразил старший Романовский, – и не нужно обращать внимание на его слова. Он спал и ничего не видел…

– Я им сказал, что видел, как из дома Глушкова вышла молодая женщина, – сказал сын.

– Ты не мог ничего видеть, – несколько раздраженно сказал отец. – Ты ведь спал в этот момент… И не нужно было рассказывать о дочери Перельмана. Она случайно оказалась рядом с домом.

– Откуда вы знаете, что это была дочь вашего соседа? – спросил Дронго.

– Со слов Сергея, – пояснил Всеволод Витальевич. – Он описал мне молодую женщину, и я узнал в ней Алину, дочь Абрама Моисеевича. Глушков говорил, что она училась вместе с его дочерью.

– У них были какие-то отношения?

– Молодой человек, я не знаю. И не нужно задавать мне подобные вопросы. Мне неприятно слышать их в своем доме. И я не могу отвечать на них, не зная ничего об отношениях между Глушковым и женщинами. И не хочу знать.

– Извините. Я не хотел вас оскорбить. Вы видели ее в доме Глушкова?

– Один или два раза. И очень давно. Нет, кажется, она была на его юбилее. Точно не помню.

– Ваш сын уже сказал о пленке, которой располагает служба охраны. На ней видно, как вы подходите к дому Глушкова.

– У вас есть пленка, где видно, как я вхожу в дом? – уточнил Романовский.

– Нет. Только пленка, где вы направляетесь к дому.

– Все верно. Около девяти часов вечера я вышел из дома и направился к Глушкову. Мы с ним давно не виделись, и я хотел проконсультироваться у него по поводу новой монеты, которую предлагали в клубе нумизматов. Просили бешеные деньги, а у меня таких не было. Я подошел к дому, все было тихо. Сначала я позвонил, потом постучал. Дверь была открыта. Я громко позвал Федора Григорьевича, но мне никто не ответил. Тогда я прикрыл дверь и пошел домой. Как воспитанный человек, я не мог войти в дом, где никого не было.

– Вы плотно закрыли дверь? Замок щелкнул?

– Нет. Я прикрыл ее так же, как она была прикрыта раньше. В нашем поселке не принято запирать двери на замок. До четверга мы считали, что у нас надежная охрана.

– Вы не вошли в дом? – уточнил Дронго.

– Можно сказать, стоял на пороге. Во всяком случае, моих отпечатков пальцев вы там не найдете. Может, только на кнопке звонка.

– Нет, – возразил Дронго. – Утром приехал водитель Глушкова и несколько раз звонил. Он стер все отпечатки, если даже они там и оставались. Но на пленке видно, что вы идете к дому. И я думаю, что ваш сын видел, как вы выходили из дома Глушкова.

– Я ничего не видел, – гневно парировал Сергей Всеволодович.

– Возможно, – согласился Дронго, – но вы сейчас слышали, как ваш отец рассказал нам о своем вечернем визите к Глушкову.

– Мне он ничего не говорил! – вспыхнул Сергей. – Я ничего не видел.

– Вам не показалось подозрительной тишина в доме Глушкова? – спросил Дронго у Романовского-старшего.

– Нет. В последнее время на даче никого не было. Дочь Глушкова уехала в Швецию, а между его супругой и женой сына был непримиримый антагонизм. Поэтому внуки редко появлялись на даче. И меня не удивило, что в доме никого нет. Я думал, что Федор Григорьевич вышел прогуляться.

– Вы ничего больше не заметили?

– Нет, ничего. И альбомы я не брал, если вы хотите спросить об этом.

– А монету, которую вам предложили в клубе, вы решили показать своему соседу, – уверенно сказал Дронго.

– Откуда вы знаете? – удивился Романовский.

– Догадался. Когда вы подходили к дому, у вас в руках был небольшой пакет. И я подумал, что вы решили принести эту монету соседу, чтобы он ее купил. Или я не прав?

– Все так просто, – пробормотал Всеволод Витальевич. – Да, поразительно, но вы правы! Монета была со мной, и я хотел, чтобы ее приобрел Федор Григорьевич. Но, не застав его дома, я вернулся к себе. Вот и вся моя история.

– Почему вы не рассказали об этом следователям?

– У них не было вашей пленки, – сразу ответил Романовский, – и поэтому они не могли позволить себе так со мной разговаривать. Кроме того, они ничего не знали о новой монете в нашем клубе.

– После вас в дом вошла дочь Перельмана и обнаружила, что Глушков убит. Как могло получиться, что вы этого не увидели?

– Где она его нашла? На первом этаже?

– Нет, на втором. Он был убит выстрелом из пистолета в своем кабинете.

– Вот видите. Очевидно, она поднялась на второй этаж. А я не стал этого делать. Решив, что дома никого нет, я ушел. Так поступил бы всякий приличный человек на моем месте. Мне больше нечего вам сказать. Очевидно, молодая женщина оказалась смелее меня. Но я не привык входить в чужие дома, если меня не приглашают.

– Если бы вы поднялись на второй этаж, вы обнаружили бы убитого, и тогда, возможно, следователям было бы легче найти убийцу, – заметил Дронго.

– Возможно, – согласился Романовский, – но для этого я должен был подняться на второй этаж. Откуда я мог знать, что там произошло убийство? Или вы пытаетесь обвинить меня в том, что я не оказал ему помощи?

– Насколько я знаю, ваша помощь не могла бы ничего изменить, – возразил Дронго. – Пуля попала Глушкову в сердце, и у него не было шансов на спасение. Но мы хотя бы знали, когда именно он был убит.

– Подождите, – жестом остановил говорившего Романовский. – А почему вы уверены, что он был убит еще до моего посещения? Возможно, когда я подошел, он гулял с другой стороны дома, потом вернулся, и его убили сразу после моего визита. Поэтому его и обнаружила дочь Перельмана. Такой вариант вы полностью исключаете?

Потапов взглянул на Дронго. Тот кивнул:

– Вполне допускаю и такую возможность. Но в любом случае это будет гаданием на кофейной гуще. Мы не можем быть ни в чем уверены.