Джон ле Карре - Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье (сборник) Страница 23

В три часа прибыл Петерс, и стоило Лимасу увидеть его, как он понял: что-то произошло. Они не сели за стол, Петерс даже не снял своего макинтоша.

– У меня для вас дурные вести, – сказал он. – В Англии вы объявлены в розыск. Я услышал об этом сегодня утром. Они установили наблюдение во всех портах.

– В чем меня обвиняют? – спросил Лимас хладнокровно.

– Формально в нарушении правил условно-досрочного освобождения. Вы не явились для регистрации в полицейский участок в положенное время.

– А в действительности?

– По слухам, за действия, противоречащие закону о сохранении государственной тайны, подписку о соблюдении которого вы давали. Ваши фотографии будут опубликованы во всех лондонских вечерних газетах, хотя пока не ясно, какими текстами их сопроводят.

Лимас замер на месте.

Это дело рук Шефа. Именно он инициировал розыск. Другого объяснения быть не могло. Даже если они взяли Эйша и Кивера и те все разболтали, в розыск объявить его могли только с санкции Шефа. «На все про все потребуется пара недель, – заверял он. – Я предполагаю, что вас увезут куда-нибудь для детальных допросов – может быть, даже за границу. Но двух недель окажется более чем достаточно. Дальше события начнут развиваться сами по себе. Вам просто придется лечь здесь на дно, пока запущенная вами химическая реакция не закончится. Но вы, как я понимаю, ничего не имеете против. Мною дано указание оставить вас в числе оперативных сотрудников до того момента, когда Мундт будет уничтожен. Это показалось мне справедливым решением вопроса».

А теперь такое!

Это не было частью их уговора, возникли совершенно непредвиденные обстоятельства. Что, черт возьми, ему делать в новых условиях? Если выйти из игры сейчас, отказаться от дальнейшего сотрудничества с Петерсом, вся задуманная операция будет сорвана. Конечно, существовала вероятность, что Петерс лгал, что это была всего лишь проверка, и тогда тем более стоило соглашаться на продолжение работы с ним. Да, но если он согласится и отправится с ним на восток – в Польшу, Чехословакию или бог знает куда еще, – то у них не останется ни малейшей причины отпускать его назад. Более того, как преступник, находящийся в розыске на Западе, Лимас едва ли сможет придумать разумное объяснение, почему он хочет вернуться.

Нет, за этим стоит Шеф – на этот счет сомнений у него не оставалось. Уж слишком щедрыми были предложенные условия. Почему он не понял этого с самого начала? В Цирке не разбрасывались такими суммами, за исключением тех случаев, когда сотрудник шел на смертельный риск. Подобные деньги служили компенсацией за опасность, о которой Шеф предпочел не распространяться. Само по себе обещанное вознаграждение могло послужить предостережением, но Лимас не разглядел и не услышал его.

– Но как, чтобы им гореть в аду, они обо всем узнали? – тихо спросил он. А потом, словно его только что осенило, сказал: – Конечно, ваш приятель Эйш мог им настучать или тот же Кивер…

– Возможно, – отозвался Петерс. – Вы, как и я, знаете, что такое вполне вероятно. При нашей работе ни в чем и ни в ком невозможно быть до конца уверенным. Но факт остается фактом, – добавил он уже с некоторым нетерпением в голосе. – Вас теперь будут искать в каждой из стран Западной Европы.

Но Лимас словно не слышал его.

– Я теперь у вас на крючке, верно, Петерс? – продолжал он. – Ваши люди животы надорвут от смеха. Если только не они сами подложили мне эту свинью, а?

– Вы преувеличиваете наши возможности, – угрюмо произнес Петерс.

– Тогда зачем было следить за мной? Объясните хотя бы это. Утром я вышел прогуляться, и двое мужчин в коричневых костюмах, держась друг от друга на дистанции ярдов в двадцать, следовали за мной всю дорогу. А как только я вернулся, хозяйка тут же поспешила сообщить о моем появлении вам.

– Давайте придерживаться только того, что нам известно наверняка, – вместо ответа предложил Петерс. – Каким образом власти вашей страны все про вас узнали, в данный момент не представляет для меня особого интереса. Важно лишь то, что узнали.

– Вы, случайно, не захватили с собой первых выпусков вечерних лондонских газет?

– Нет, конечно. Сюда они не доходят. Мы просто получили телеграмму из Лондона.

– Это вранье. Мне прекрасно известно, что ваш аппарат может принимать только телеграммы из Центра.

– На столь крайний случай было получено разрешение на связь между двумя региональными аппаратами, – злобно парировал Петерс.

– Вот, значит, как, – сказал Лимас с кривой усмешкой. – Вы, стало быть, крупная шишка. Или, – его снова словно бы осенило, – Центр сам руководит операцией. Угадал?

Этот вопрос Петерс не удостоил ответом.

– Альтернатива вам понятна. Или вы разрешаете нам позаботиться о вас, организовать безопасный уход, или остаетесь предоставленным самому себе, что приведет к очень быстрому аресту. У вас нет паспорта на другую фамилию, нет денег, нет вообще ничего. Даже ваш подлинный британский паспорт через десять дней станет недействительным.

– Но есть и третий вариант. Вы снабжаете меня швейцарским паспортом, даете денег и отпускаете. Тогда я смогу позаботиться о себе.

– Боюсь, это сочтут нежелательным.

– Вы хотите сказать, что не закончили допросы? И пока не закончите, моя ценность для вас не исчерпана?

– Да, положение примерно таково.

– И что вы сделаете со мной, когда все завершится?

Петерс усмехнулся.

– А чего бы вам хотелось?

– Смены личности. Возможно, паспорт одной из скандинавских стран. Обещанные деньги.

– Уж очень стандартно, – заметил Петерс, – но я запрошу свое руководство. Так вы едете со мной?

Лимас помолчал в нерешительности, потом спросил:

– А если откажусь, как вы поступите? В конце концов я могу много чего о вас порассказать.

– Ваши истории гроша ломаного не стоят без доказательств. Меня здесь не будет уже сегодня. А Эйш и Кивер… – Он пожал плечами. – Кого они могут заинтересовать?

Лимас подошел к окну. Начинался шторм. Он смотрел, как чайки кружат на фоне почерневшего неба. Девочки не было.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Действуйте.

– Самолетов в Восточную Европу теперь не будет до завтра. А вот в Берлин есть рейс через час. Мы должны успеть на него. Придется поторопиться. Время поджимает.

Пассивная роль, выпавшая на долю Лимаса тем вечером, позволила ему еще раз в полной мере оценить неброскую эффективность и организаторские таланты Петерса. Паспорт для него заготовили заранее – Центр предвидел даже такую ситуацию. Он был выдан на имя Александра Туайта, владельца туристического агентства, и в нем почти не осталось места от многочисленных виз и пограничных штампов – потрепанный, захватанный чужими пальцами паспорт профессионального путешественника. Голландский офицер бросил на него небрежный взгляд и поставил еще одну печать. Петерс стоял в очереди на контроль человека через три за Лимасом, и формальности, казалось, не интересовали его вообще.

Лимас вошел в зал вылета и сразу заметил книжный киоск. На стойке был выложен набор газет из разных стран мира: «Фигаро», «Монд», «Нойе цюрихер цайтунг», «Ди вельт» наряду с десятком британских газет и журналов. Пока он всматривался в названия, к стойке подошла девушка-продавец и выложила на свободную полку номер «Ивнинг стэндард». Лимас бросился к киоску и схватил газету.

– Сколько с меня? – спросил он, но, сунув руку в карман брюк, вспомнил, что у него вообще нет голландских денег.

– Тридцать центов, – ответила девушка. Она была довольно-таки хорошенькая, темноволосая и приветливая.

– Но у меня есть только два английских шиллинга. Это примерно гульден. Могу я заплатить ими?

– Да, разумеется, – ответила она.

Лимас отдал ей монету и оглянулся: Петерс еще не прошел паспортный контроль и стоял спиной к нему. Не колеблясь ни секунды, Лимас направился прямиком в мужской туалет. Там он быстро, но предельно внимательно просмотрел каждую полосу газеты, швырнул их в урну для мусора и вернулся в зал ожидания. Все оказалось правдой: газета опубликовала его снимок с коротким текстом. «Интересно, заметит ли это Лиз?» – думал он, медленно идя по проходу для пассажиров. Через десять минут они уже сидели в самолете, вылетавшем в Берлин через Гамбург. И впервые с того момента, когда все это началось, Лимасу стало по-настоящему страшно.

11

Друзья Алека

В тот же вечер Лиз навестили двое мужчин.

Квартирка Лиз Голд располагалась в доме у северной оконечности Бэйсуотера. В ней стояли две односпальные кровати и работал газовый камин – довольно симпатичный, в пепельно-серых тонах, который шипел, как современные приборы, а не булькал, подобно старым моделям. Она порой смотрела на огонь, когда у нее бывал Лимас, и только камин освещал почти погруженную во мрак комнату. Он ложился на кровать, на ее кровать, что располагалась дальше от двери, а она садилась рядом и целовала его или смотрела на газовую горелку, прижавшись щекой к его щеке. Сейчас она уже боялась думать о нем слишком часто, потому что забыла, как он выглядел, и потому разрешала себе лишь мимолетные мысли, в которых видела его смутно и как бы издалека. И тогда к ней могло вдруг прийти настоящее воспоминание – какая-нибудь мелочь, которую он сделал или о которой говорил; как он смотрел на нее или, что бывало гораздо чаще, как не обращал на нее внимания вообще. Весь ужас заключался в том, что у нее не осталось на память о нем ничего – ни фотографии, ни хоть какой-то вещицы, ровным счетом ничего. Даже ни одного общего друга – только мисс Крэйл из библиотеки, чья ненависть к нему была полностью удовлетворена его внезапным исчезновением. Однажды Лиз ходила в дом, где он жил, и повстречалась с хозяином. Она сама не смогла бы объяснить, зачем это сделала, но набралась храбрости и пошла. Домовладелец отзывался об Алеке очень тепло: мистер Лимас вносил плату аккуратно, как истинный джентльмен, до самого конца. Правда, потом образовался небольшой должок за пару недель, но приехал приятель мистера Лимаса и полностью рассчитался без лишних вопросов или споров. Лично он, квартирный хозяин, всегда говорил и любому готов подтвердить, что мистер Лимас – человек порядочный. Причем, заметьте, никаких супер-пупер школ он не заканчивал, не важничал, но вел себя, как благородный. Иногда, конечно, на него нападала тоска, и он выпивал больше, чем полезно для здоровья, но дома всегда вел себя прилично. А тот его дружок, который заходил, – маленький такой, в очках и с виду застенчивый, – так он прямо сказал: мистер Лимас, сказал, особенно настаивал, чтобы дела с его квартплатой непременно уладили. Вот как! И если он после этого не джентльмен, тогда квартирный хозяин вообще, стало быть, никогда с джентльменами не встречался. Уж где он брал деньги, одному богу известно, но мистер Лимас был человек хороший, это точно. А если он подрался с тем торговцем, то бишь Фордом, так этому гаду многие мечтали рыло начистить еще со времен войны. Комната? А что комната? Ее, конечно, пришлось сдать другому жильцу. Там поселился один приезжий из Кореи через два дня после того, как мистера Лимаса забрала полиция.