Чингиз Абдуллаев - Алтарь победы Страница 24

– В пещерах Кандагара свои законы, – осторожно сказал Валид Шариф-хан, – но если это живой человек, а не бесплотный дух, то мы его найдем. Пусть не за такую сумму, которую вы готовы потратить на поиски лаборатории, но платить все равно придется. Иначе никто и ничего не будет нам рассказывать. В наших местах люди верят только Аллаху, а за все остальное нужно платить наличными.

– Хорошо, – согласился Эхидо, – будем считать, что вы найдете для меня этого типа за особую плату. Я трезвый реалист, чтобы требовать у вас его голову. Но имя может обойтись мне не так дорого. Только его настоящее имя. Надеюсь, что вы сможете меня порадовать, уважаемый Валид Шариф-хан.

Ривердейл. Северный Бронкс. Нью-Йорк. Штат Нью-Йорк. Соединенные Штаты Америки. За три недели до дня «Х»

С тех пор как он впервые увидел Саиду рядом со своим домом, прошло уже больше недели. Она привычно выходила на прогулку по вечерам со своей лохматой собакой, а он, рассчитывая время, закрывал магазин как раз в тот момент, когда она появлялась на улице. Разумеется, они не разговаривали и не общались друг с другом, лишь привычно улыбались при встрече. Иногда он позволял себе наклониться и погладить собаку. После встречи с Самантой он нашел себе помощника – молодого шестнадцатилетнего вьетнамца, который с удовольствием оставался в его магазине по вечерам, отпуская товар покупателям. Вьетнамец очень гордился тем, что мог в столь юном возрасте зарабатывать деньги и помогать своей семье.

Фоксман сообщил Физули о Саманте Льюис, которую проверяли все эти дни. Выяснилось, что она живет на Манхэттене, несколько лет провела в Африке, жила в Марокко и Тунисе, где, очевидно, была завербована в одну из ячеек «Аль-Каиды». Она вернулась в Америку в прошлом году и купила себе небольшую квартиру. Считалась свободной художницей, однако ее картины, выставленные в нескольких галереях, никто не покупал.

– Типичный комплекс неудачливой «творческой личности», – прокомментировал Фоксман, – нет ничего хуже этого. Когда человек не получает признания, ему кажется, что все вокруг ему завидуют и не дают пробиваться. А его скрытый гений не может быть понят его современниками. При этом любят приводить в пример Ван Гога, не продавшего ни одной картины. Но это лукавство. Даже тогда все друзья и знакомые художники точно знали, что он гений. Просто его необычная манера была не совсем понятна широкому кругу зрителей. Он опередил свое время. Саманта не нашла признания ни в Америке, ни в Европе, озлобившись, уехала в Африку, где у нее тоже ничего не получилось. Зато принадлежность к тайному обществу делает ее значимой в собственных глазах.

– Получается, что все можно легко объяснить? – усмехнулся Физули.

– Нет. Все не так просто. Каждый человек исключительно сложная система, на которую воздействуют десятки, сотни факторов. И мы часто не знаем, как поступим в тот или иной момент нашей жизни. А тем более как поступит другой человек. Она уже встречалась с вашим сикхом, который был у вас в магазине.

– Почему моим? Я даже не знаю его имени, – возразил Физули.

– И еще мы особо проверяем вашего вьетнамца, его могли вам подставить.

– Мальчику только шестнадцать лет. И вы сами мне его рекомендовали. Кажется, его дедушка эвакуировался с вашими солдатами из Ханоя. А парень стопроцентный американец, вырос в Нью-Йорке. Он даже плохо говорит по-вьетнамски. Может, вы оставите его в покое? – разозлился Физули.

– Мы делаем это для вашей безопасности, – пояснил Фоксман.

После этого разговора Физули понял, что просто не может даже улыбаться собаке, с которой ежевечерне сталкивался около своего дома. Ведь в таком случае американцы сразу начнут проверять, кем является хозяйка такого чудесного пса.

Он как раз размышлял над тем, как можно заговорить с Саидой, когда она вошла в его лавку. Гусейнов сделал вид, что продолжает читать журнал, лишь на мгновение подняв голову. Она подошла к вьетнамцу и попросила банку маринованных грибов. Тот достал банку. Она попросила что-то еще. Он недоуменно пожал плечами, посмотрев в сторону хозяина.

– Что случилось? – поднялся со своего места Физули. Он помнил, что в магазине были установлены не только прослушивающие «жучки», но и камеры наблюдения.

– Сумах, – пояснила Саида, – мне нужен сумах. Его обычно продают в турецких магазинах. Это такой красный порошок, кислый и приятный. Его кладут в суп или даже смешивают с мясом для праздничных пирожков. Неужели у вас нет сумаха?

– Мы не заказывали этой пряности, – развел руками Физули, – но если вы сможете написать мне название по буквам, я спрошу у наших поставщиков.

Женщина достала ручку, блокнот и попыталась написать. Но ее ручка не писала. Физули чуть усмехнулся. Понятно, что она нарочно принесла такую ручку.

– Я сейчас принесу, – сказал он, но вьетнамец уже услужливо протягивал ручку.

– «Сумах», – написала Саида по-английски и добавила цифру два.

– Завтра, – не разжимая губ, прошептала она, – ночью.

Он забрал бумагу, кивнув в знак согласия. Она расплатилась и вышла из магазина. Этот клочок бумаги он просто съел, когда отправился в туалет. И весь день напряженно ждал телефонного звонка Джонатана Фоксмана. Но тот не звонил. Очевидно, соседка и любительница сумаха, с которой каждый день сталкивался Физули, не очень беспокоила американца.

Ночью, в половине второго, Гусейнов надел темный спортивный костюм и вылез из квартиры по аварийной лестнице. Дежурившие у его дома двое сотрудников уже дремали, ведь они привыкли к его размеренной и спокойной жизни. Вот уже несколько месяцев он спал по ночам дома, никогда не выходя из квартиры позже десяти часов вечера. Физули спрыгнул на землю, оглядываясь по сторонам, и заторопился к соседнему дому. Отсюда его никто не мог увидеть. У дома он прошел за ограду и перелез в чужой сад, чтобы выйти на улицу, где находился ее дом. Наконец он вышел на соседнюю улицу и сразу увидел Саиду, которая была в спортивном костюме и в кедах, словно собиралась совершить пробежку по улицам. И хотя здесь был Северный Бронкс, но в Нью-Йорке нельзя было выходить на улицу в столь позднее время для подобных пробежек.

Физули подошел к ней.

– Здравствуйте, – пожал он ей руку, улыбаясь старой знакомой, – я думал, что мы с вами больше никогда не увидимся.

– Давайте зайдем за дерево, чтобы нас не увидели, – предложила она.

Они прошли за дерево, укрываясь под его листвой.

«Поразительно, – подумал Физули, – уже двадцать первый век, спутниковая связь, Интернет, мобильные телефоны, кредитные карточки, айфоны – но все это так легко контролируется, что невозможно предугадать, где и кто будет за вами следить, тогда как прямое общение остается единственной доступной формой бесконтрольной передачи информации. Кажется, мы возвращаемся в доэлектронный век».

Оба припали к дереву, словно оно могло защитить их от любого наблюдения.

– Должен признаться, что мне приятно снова вас увидеть, – прошептал он.

– Мне тоже, – ответила она. – Но за вами так плотно следят…

– Да. И в магазине поставили не только прослушивающую аппаратуру, но и две камеры, которые все фиксируют.

– Я так и поняла. К вам иногда приезжает седой пожилой мужчина в крупных очках. Очевидно, он один из тех, кто вас опекает?

– Джонатан Фоксман, мой куратор.

– Ясно. Вы уже встречались с посланцами ваших друзей из Кандагара?

– Да. Саманта Льюис. Живет на Манхэттене. Несколько лет провела в Африке. Думаю, что найти ее будет нетрудно.

– Найдем. Где ваш напарник?

– В Вашингтоне. Американцы его нашли. Я думаю, что нас готовят для какого-то крупного террористического акта. Поэтому «законсервировали» и не разрешают предпринимать никаких активных действий. Даже на связь лишний раз стараются не выходить.

– В Пакистане до сих пор не могут найти лабораторию, которая, возможно, готовит оружие массового уничтожения, – пояснила Саида. – Руководитель лаборатории Бегум Гюльсум Сайед. Несколько месяцев назад к ней присоединился арабский ученый из Германии Хозван Джабри. Наши специалисты считают, что они уже получили нужные компоненты для производства ядерного оружия. Возможно, что его поручат использовать именно вам.

– Сначала нужно доставить оружие в Америку. А это не так просто.

– И тем не менее будьте готовы и к такому развитию. Я дам вам новый номер телефона, на крайний случай. Это номер в Нью-Йорке, вы всегда можете туда позвонить. Опять нужно записать, или вы запомните?

– Код Америки и Манхэттена я помню наизусть. Значит, нужно запомнить только семь цифр. Диктуйте, – смело разрешил он.

Она продиктовала номер. Он повторил номер, запоминая его.

– Я буду гулять и по утрам, – сообщила Саида, – с десяти до одиннадцати. А по вечерам – с восьми до девяти. Каждый день. Если будет срочное сообщение, можете положить между пальцами и погладить мою собаку. Она не кусается. За ошейником есть место, куда можно вставить вашу бумагу. Но это в крайнем, исключительном случае.