Юлиан Семенов - Неотвратимое возмездие (сборник) Страница 25

Немедленно после своей измены Муэтдин учиняет ряд нападений на наши гарнизоны, причем сплошь и рядом действует хитростью, заверяя, что по-прежнему предан Советской власти и послан для ликвидации басмачей. Захваченные в плен красноармейцы подвергались мучительной смерти, в частности, в кишлаке Кокджар был зверски уничтожен гарнизон полка красных коммунаров.

Нападения на поселки и кишлаки сопровождались, как правило, поголовным истреблением русского населения и всех заподозренных в сочувствии Советской власти мусульман.

В качестве иллюстрации кровавых «подвигов» Муэтдина приведу краткую выдержку из обвинительного акта по его делу:

«13 мая 1921 года Муэтдин произвел нападение на продовольственный транспорт, шедший по Куршабо-Ошской дороге в город Ош. Транспорт сопровождался красноармейцами и продармейцами, каковых было до 40 человек. При транспорте находились граждане, в числе коих были женщины и дети; были как русские, так и мусульмане. Вез транспорт пшеницу — 1700 пудов, мануфактуру — 6000 аршин и другие товары. Муэтдин со своей шайкой, напав на транспорт, почти всю охрану и бывших при нем граждан уничтожил, все имущество разграбил. Нападением руководил сам и проявлял особую жестокость. Так, красноармейцы сжигались на костре и подвергались пытке; дети разрубались шашкой и разбивались о колеса арб, а некоторых разрывали на части, устраивая с ними игру «в скачку», то есть один джигит брал за одну ногу ребенка, другой — за другую и начинали на лошадях скакать в стороны, отчего ребенок разрывался; женщины разрубались шашкой, у них отрезали груди, а у беременных распарывали живот, плод выбрасывали и разрубали. Всех замученных и убитых в транспорте было до 70 человек, не считая туземных жителей, трупы которых были унесены мусульманами близлежащих кишлаков и точно число каковых установить не удалось».

Это лишь одно из свидетельств многочисленных зверств муэтдиновских шаек, которые разбойничали до лета 1922 года. А таких нападений было очень много.

Общее количество вооруженных всадников в момент наиболее интенсивных действий Муэтдина доходило до 4000 человек. Кроме того, значительная часть джигитов находилась в резерве, жила в кишлаках. Их призывали по особым приказам Муэтдина.

Содержание этой привыкшей к беззаботной жизни оравы тяжелым бременем ложилось на плечи бедняцкого населения Ферганы. Каждый кишлак был обложен и натурой, и деньгами. Специальные саркары (сборщики) время от времени собирали с жителей определенную по приказу Муэтдина дань. Тех, кто проявлял неповиновение, убивали, а их имущество подвергалось разграблению. Если через кишлаки проходили части Красной Армии и впоследствии шпионы доносили Муэтдину о хорошем приеме, оказанном жителями красноармейцам, — горе было такому кишлаку. Сам Муэтдин был неограниченным владыкой всей восточной Ферганы. Тысячи голов крупного и мелкого скота он отобрал у дехкан лично для себя. Награбленное имущество достигало колоссальных размеров. Он являлся фактическим владельцем мельниц, имел несколько усадеб в горных кишлаках восточной части Ошского уезда. Награбленное золото и драгоценности Муэтдин передал своим родственникам, а часть богатства зарыл в горных ущельях.

Опросом жителей в Иски Наукат и Джаны Наукат было установлено, что в этих кишлаках не было девочки старше 10 лет, не изнасилованной Муэтдином. Что касается своих «законных» жен, то он давно потерял им счет. В одном показании на следствии Муэтдин утверждал, что имеет четырех жен, а в другом — что их у него пять, причем имен трех последних он не знает. Свидетели показали на суде, что надоевших жен Муэтдин передавал в руки своих палачей для умерщвления.

В Иски Наукате, главной резиденции Муэтдина, когда он там пребывал, ежедневно происходили многочисленные казни, отчего вода в арыках окрашивалась в красный цвет.

До самого последнего времени при нем в качестве советников находилось несколько белогвардейских офицеров, принявших, кстати сказать, мусульманство. Все они, особенно некий Марцинкевич, известный под именем Девлен Берды, отличались такой же бесчеловечной жестокостью, как и их владыка. Муэтдин-Бек отплатил им черной неблагодарностью: перед сдачей своих отрядов он отдал приказ палачам, чтобы они уничтожили всех белогвардейцев, что и было немедленно выполнено.

Естественно, что одно только имя Муэтдина наводило трепет и ужас на жителей Ферганы. Страх расплаты за какое бы то ни было содействие Красной Армии был настолько велик, что, несмотря на ненависть к Муэтдину буквально во всех слоях населения, мы, однако, долго не находили поддержки в широких массах для ликвидации этого злодея.

На борьбу с Муэтдином были брошены довольно крупные силы. Однако его отряды обладали большой подвижностью, хорошо ориентировались на местности, что сильно усложняло борьбу с ними. Совершая удивительные по быстроте переходы, Муэтдин внезапно появлялся в различных районах, подвергая осаде наши гарнизоны. Он совершал неожиданные нападения и на крупные русские поселки, на города Ош и Андижан, после чего быстро уходил далеко в горы. Очень трудно было определить, где действовал сам Муэтдин, а где подвластные ему начальники отрядов.

В 1921 и в начале 1922 года Муэтдин осмеливается уже вести плановую войну с частями Красной Армии, оказывая им упорное сопротивление, прибегая к контратакам, демонстративным наступлениям и бросая в бой крупные силы, вооруженные пулеметами.

В марте-мае 1922 года командование войсками Ферганской области затеяло переговоры с Муэтдином, которые носили очень длительный характер. Муэтдин их всячески затягивал, не желая сдавать оружие и разоружаться.

Эти переговоры велись Муэтдином, конечно, не по доброй воле. Обстановка складывалась не в его пользу. Долготерпение населения истерзанной Ферганы иссякло. Повсюду начали организовываться отряды самообороны. Это стало возможным благодаря тому, что широкие массы населения решили наконец пресечь грабительскую деятельность басмачей. Даже духовенство и некоторые влиятельные киргизские роды, не говоря уже о бедноте, поднялись на борьбу с Муэтдином.

Муэтдин чувствовал, что дни его сочтены. В отчаянии он предпринимает ряд дерзких нападений на наши части, а 3 июля врывается в город Ош. Во время этого налета им была разгромлена больница. Медицинский персонал и больные были зверски убиты, окрестности Оша и примыкающие к городу кишлаки разграблены, а жители перебиты. Это была уже агония издыхающего зверя.

Прижатый частями Красной Армии к горным перевалам, Муэтдин пытался найти выход. Он мог уйти через перевалы в Алайскую долину. Но он знал, что встретится там с холодом и голодом. Его отряды не вынесли бы суровой алайской зимы и неминуемо погибли. Однако был и другой вариант: спрятать самое лучшее оружие и пулеметы и сдаться частям Красной Армии. Когда же наступит удобный момент, снова начать вооруженную борьбу с Советской властью. Муэтдин остановился на этом варианте. 6 июля 1922 года он сдался советским отрядам в горной части восточной Ферганы.

Претворить свой план в жизнь Муэтдину не удалось. Сами джигиты помогли советским отрядам отыскать спрятанное оружие. Муэтдин понял, что его игра проиграна. Он решил бежать, уничтожив перед побегом военкома штаба войск Ферганской области Болотникова и начальника штаба Киргизской обороны Камчибекова. Но и этот замысел Муэтдина своевременно удалось раскрыть, и он вместе со воем своим штабом был арестован.

В августе 1922 года мне было предложено принять дело о Муэтдине к своему производству и, закончив его в недельный срок, провести показательный процесс в городе Ташкенте. В полученных мной трех тетрадях были только оперативные сводки о боевых действиях против муэтдиновских отрядов. Ни личность Муэтдина, ни его политическое значение, как это ни странно, не нашли отражения в материалах дознания. Во исполнение приказа мной было дано распоряжение председателю 2-го отдела военного трибунала в Фергане Румянцеву: в порядке боевого приказа опросить население наиболее пострадавших районов Ферганы и принять меры к проведению процесса в самом центре муэтдиновских операций. В Огаский район я командировал старшего следователя военного трибунала Туркестанского фронта Кириллова с предложением закончить следствие в наикратчайший срок.

Пришлось приложить немало усилий, чтобы доказать, что проводить процесс в Ташкенте политически нецелесообразно. Со мной вполне согласился член РВС фронта П. И. Баранов, при активной поддержке которого удалось убедить тогдашнее Туркестанское правительство в необходимости слушать дело или в Андижане, или в городе Ош. Остановились на Оше. Следствие было закончено лишь в конце августа.

19 сентября 1922 года Полевая выездная сессия военного трибунала Туркестанского фронта вместе с обвиняемыми специальным поездом выехала в Фергану. Район железной дороги, станция Карасу и город Ош были объявлены на военном положении. Ходили упорные слухи, будто бы зять Муэтдина — Нурмат Мин Баши, действовавший в окрестностях Оша, вошел в соглашение с Исламкулом, Карабаем и другими басмачами и убедил их в том, что надо отбить Муэтдина в пути или во время самого процесса. До станции Карасу сессию сопровождал бронепоезд, а затем для охраны сессии и обвиняемых был сконцентрирован кавалерийский полк под командованием Я. Д. Чанышева и броневик для перевозки басмачей до Оша.