А. Квиннел - Во имя отца Страница 25

Он налил себе амаретто и стал потягивать его, наслаждаясь тонким ароматом. Мирек услышал звук положенной на рычаг трубки и обернулся навстречу входившему в комнату Хайслу. На лице священника застыло скорбное выражение. Мирек поднял бутылку, но Хайсл отрицательно покачал головой и сказал:

— У одного из них челюсть сломана в трех местах. Предстоит сложная операция. Второй на всю жизнь останется с одним глазом. Врачи пытаются спасти его половые органы. Он перевел взгляд на блестящие носки новых туфель Мирека и добавил:

— Ты не считаешь, что немного перестарался?

Мирек осушил свой стакан и налил еще немного:

— Но они же преступники. Что мне было делать? Погладить их по щечкам и вежливо попросить вернуть мой кошелек?

Хайсл вздохнул и пробормотал:

— Но им всего по восемнадцать... А ты уверен, что никто не видел, как ты сюда входил?

— Абсолютно уверен. Пройдя около километра, я поймал такси до Санта-Кроче. Там я опять прошел минут десять пешком и поймал такси до вокзала, где снова сел в такси, отпустив машину в полукилометре отсюда. Потом я дважды обошел вокруг квартала. Я уверен, что никто за мной не следил.

Хайсл удовлетворенно кивнул.

— Полиция, конечно, будет искать тебя, но, думаю, не очень прилежно. Однако тебе больше нельзя ходить пешком по этому маршруту. Некоторые торговцы могут узнать тебя, а доносы — едва ли не самый главный источник их доходов. Конечно, было бы лучше всего уехать отсюда, но ты не закончил подготовку. Я позабочусь, чтобы в следующие пять дней тебя забирали и отвозили обратно на машине.

Хайсл выглядел мрачным. Мирек допил свой амаретто и нарочито весело сказал:

— Во всяком случае, теперь вы можете быть уверены, что пятнадцать тысяч долларов были потрачены не зря.

Но и это замечание не приободрило Хайсла. Тогда Мирек указал на стол:

— А кто у нас сегодня в гостях?

Хайсл посмотрел на часы:

— Аня Крол. Она должна быть здесь с минуты на минуту. Ее подготовка в Риме закончена. Теперь я буду заниматься с ней все то время, пока ты не закончишь занятия с доктором Гамелли.

Мирек кивнул и ничего не сказал, хотя нетерпение в нем нарастало. После спора с Беконным Священником насчет «жены» Миреку очень хотелось взглянуть на свою напарницу. У него не укладывалось в голове, как могла монахиня отрешиться от своих обетов и отправиться в поездку через всю Восточную Европу с незнакомым мужчиной. Хайсл, видимо, прочел его мысли. Он жестко проговорил:

— Мирек, ты должен помнить, что она ничего не знает о твоей главной цели. Она знает, что ты — секретный посланник церкви, направляющийся в Москву. Это все.

— Она знает, что я неверующий?

— Да, она знает, что ты атеист... Кроме того, кардинал Менини сказал ей, что ты, с нашей точки зрения, плохой человек.

Он сел в кресло. Комната наполнилась громким хохотом Скибора.

Мирек выпил еще один стакан, но Хайсл с удовлетворением отметил, что он больше не наливал. Слишком часто люди перед лицом опасности избирают своим другом алкоголь. В последние дни на столе в этом доме всегда было хорошее вино, но Мирек пил очень умеренно. Скибор сказал с глупой улыбкой на губах:

— Видимо, она очень ждет того момента, когда мы отправимся в путешествие.

Хайсл резко ответил:

— Она готова выполнить свой долг перед Господом. Между прочим, она выражала озабоченность относительно своей физической безопасности рядом с тобой.

Мирек весь покраснел от злости:

— Я ведь не паршивый насильник. Вы что, решили, что раз я атеист, так я обязательно должен был насильником?! Ну конечно, это же сказал ваш могущественный придурок Менини. Да к вашему сведению, именно я иногда ловил ваших святош за подобными занятиями. В прошлом году я арестовал одного за то, что он совратил десятилетнюю девочку!

Его глаза так и горели яростью. Хайсл поднял руку.

— Мирек, успокойся. В наших рядах попадаются иногда слабые, опустившиеся люди, но их совсем немного. Ведь мы тоже люди и иногда не можем удержаться от грехов. Никто не обвинял тебя в том, что ты насильник. Да, с нашей точки зрения, ты далеко не святой человек, но я склонен считать, что у тебя есть собственный моральный кодекс.

Мирек немного успокоился. Он повернулся к окну и посмотрел на улицу. На углу остановилось такси. Из него вышла женщина с маленьким голубым чемоданом в руке. Она поставила его на тротуар и наклонилась к окошку, расплачиваясь с водителем. На ней был бежевый плащ, туго затянутый на талии поясом. Мирек автоматически отметил про себя, что у нее красивые ноги. Такси отъехало, женщина взяла свой чемоданчик и направилась к дому. Мирек не мог рассмотреть ее лица, но он обратил внимание на иссиня-черные волосы, подстриженные в форме каре, и уверенную походку. Она остановилась, рассматривая номера домов. Мирек повернулся и сказал Хайслу:

— Вы правы, отец... но мой кодекс чести не остановит, меня, если женщина сама захочет близости со мной... даже монахиня.

Хайсл собрался что-то ответить, но его прервал звонок в дверь.

На ужин были спагетти и мясо по-флорентийски. Отец Хайсл сидел напротив Мирека и справа от Ани. Как и обычно, старушка прислуживала молча, едва различимым поклоном благодаря за комплименты в адрес ее кулинарного искусства.

Ко времени, когда первое блюдо было закончено, Хайсл начал нервничать. Атмосфера за столом была очень натянутой. Каждое редкое слово отдавало холодом. Мирек вел себя совершенно не так, как ожидал Хайсл. Поздоровавшись с Аней и будучи ей представлен, Мирек сразу стал жестким и необщительным. Он почти не ел и только раз пригубил отличного кьянти. Его настроение передалось и Ане. Она неуверенно посматривала на Хайсла. Заметив, что тот тоже волнуется, она спросила:

— Все в порядке, отец?

Но Мирек не дал немцу ответить. Он едко сказал:

— Нет, отец Хайсл очень огорчен тем, что я надавал сегодня тумаков двум паршивеньким карманникам.

Хайсл раздраженно ответил:

— Я не считаю, что Ане необходимо об этом знать.

Мирек ответил тоже достаточно раздраженно:

— А я думаю как раз наоборот.

Он повернулся к Ане:

— Они попытались украсть у меня кошелек. Одному я сломал челюсть, притом очень серьезно. Другой остался без глаза и, пардон, без причиндалов. Отец Хайсл думает, что я несколько погорячился, но я с ним совсем не согласен.

Потом Мирек немного наклонился к ней и указал рукой влево:

— Если что-нибудь подобное случится там, во время нашего путешествия, то я таких подонков убью. Убью их, чтобы они не смогли дать нашего описания. Ты меня понимаешь?

Она согласно кивнула:

— Я знаю, что наше путешествие опасно, ко надеюсь, что тебе не придется никого убивать.

Мирек добавил:

— Еще один момент. Ты должна знать, что я был против того, чтобы ты со мной ехала. Я очень этого не хотел, но мне пришлось подчиниться.

— Спасибо, что сказал. Я постараюсь быть для тебя как можно более полезной в ходе этого путешествия.

Она говорила спокойно, глядя ему прямо в глаза:

— Я думаю, путешествующая супружеская чета не будет выглядеть особо подозрительной. Я смогу общаться с жителями стран, через которые мы едем, на их родном языке. Я здорова, неглупа и вполне подхожу для этой роли. Еще до того, как мы доберемся до Москвы, ты перестанешь жалеть о том, что я — твоя спутница.

Мирек скептически хмыкнул, но ответить не успел, потому что как раз в этот момент в комнату вошла старуха, неся поднос с мясом по-флорентийски. Она положила каждому по порции и ушла, а Мирек повернулся к Хайслу и сказал:

— Вы все, в том числе и Беконный Священник, должны помнить, что самое главное в этом деле — моя конечная цель.

Он указал на Аню:

— Если она мне помешает, я уничтожу ее. Если за нами будут гнаться, а она отстанет, я брошу ее. Если она будет ранена, я оставлю ее.

Все это было сказано резким тоном. Хайсл заерзал на своем стуле, согласно кивая Миреку, а Аня сухо сказала:

— Это и так всем ясно, Мирек Скибор. Ладно, раз я твоя жена, я должна знать хоть что-нибудь о твоих привычках и вкусах... Ты любишь музыку?

Хайсл, посмотрев на Мирека, понял, что тот ошеломлен неожиданной сменой темы разговора. Скибор погладил свои теперь уже хорошо заметные усы, пожал плечами и сказал:

— В какой-то мере да.

— А что именно?

Он ответил, как бы защищаясь от ее внезапного напора.

— Нашу музыку. Хорошую польскую музыку. Например, сонаты и мазурки Шопена.

Аня довольно улыбнулась:

— Я тоже. Мне нравятся его этюды. Больше всего я люблю «Бабочку». Ты когда-нибудь ее слышал?

Мирек кивнул. Отец Хайсл впервые за все время их беседы заметил, что Скибор немного оживился. В течение следующих двадцати минут до окончания ужина Мирек с Аней болтали о Шопене и вообще о польской музыке. Отец Хайсл, не будучи большим любителем музыки, почти не участвовал в их разговоре.

В конце ужина Мирек отказался от кофе, объявил всем, что ему завтра рано вставать, и покинул Хайсла и Аню. Отец Хайсл мягко сказал Ане: