Алистер Маклин - Цирк Страница 26

— Мне страшно. Я вся дрожу!

— Холод пробирает. Пойдем, я угощу тебя настоящим кофе.

— Где?

— В моем жилище, которое вызывает у тебя такую зависть.

Некоторое время молодые люди шли молча. Потом Мария спросила:

— Тебе не кажется, что если за тобой следят, то могли поставить жучки в твоей квартире?

— А кто говорил, что мы собираемся обсуждать состояние дел?

О состоянии дел как раз говорил Сергиус.

— И это все, что произошло? — спросил он у Алекса. — Бруно с девушкой вошел в кафе, немного поговорил с двумя мужчинами, которые уже сидели там, отвел девушку за отдельный столик и заказал еду. Потом пришел третий мужчина, присоединился к двум другим. Он подошел к столику Бруно, взял у него в долг деньги и вернулся к своему столику?

Алекс кивнул.

— И вы говорите, что не знаете имен тех троих и никогда не видели их прежде, но один из них был великаном вроде Ангело?

Алекс посмотрел на Ангело.

— Тот был крупнее, — с удовлетворением отметил он.

Ангело явно недоставало добродушия Кана Дана. Он злобно нахмурился, но никто не обратил на него внимания, возможно потому, что было трудно провести различие между этим злобным прищуром и обычным выражением лица Ангело.

Сергиус сказал:

— Ну, тогда мы знаем, кто этот человек. Вы бы узнали тех троих по фотографиям?

— Разумеется! — обиделся Алекс.

— Ангело, попроси Николая принести то, что он уже успел отпечатать.

Ангело вернулся вместе с Николаем, который нес десятка два фотографий. Сергиус молча протянул их Алексу, тот быстро просмотрел их и один отложил сторону.

— Это та самая девушка! — объявил он.

— Мы это знаем, — сдержанно заметил начальник тайной полиции.

— Прошу прощения, полковник. — Алекс отобрал еще три снимка. — Вот.

Сергиус протянул снимки Колесу, который, едва взглянув на них, сказал:

— Это Кан Дан, метатель ножей Мануэло и специалист по бросанию лассо Робак.

— Совершенно верно! — Сергиус улыбнулся своей зловещей улыбкой. — Установите за ними постоянное наблюдение.

Кодес удивился:

— Присутствие этих троих в кафе могло быть простым совпадением. В конце концов, все они — ведущие артисты цирка и, естественно, друзья. Кроме того, «Черный лебедь» — ближайшее к цирку кафе.

— Ну вот, всегда так! — вздохнул Сергиус. — Приходится бороться в одиночку. Думать должен начальник, решения принимать должен тоже начальник… Наверно, потому я и занимаю эту должность!

Никто не мог бы обвинить Сергиуса в ложной скромности.

— Наш Бруно Вилдерман не только умен, он еще и опасен. Не знаю как, но он заподозрил, что находится под наблюдением, и решил проверить свои подозрения. Он поручил своему приятелю Робаку проследить за тем, кто будет следить за ним. Отсюда следует, что Робак, а значит, и двое других не просто друзья. Робак следил за Алексом. Он подходил к столику Бруно не затем, чтобы занять денег, а чтобы сообщить, что за ним следит очень глупый черноволосый мужчина в черном пальто. — Полковник с жалостью посмотрел на удрученного шпика. — Неужели вам и в голову не пришло оглянуться и посмотреть, что делается у вас за спиной?

— Виноват!

Сергиус бросил на Алекса взгляд, больше подходящий голодному крокодилу, только что присмотревшему жертву.

Глава 7

Цирк выехал в Крау в среду вечером. Перед отъездом Бруно пришел в купе Харпера. Для человека, все мысли которого были заняты заданием, без сомнения, представлявшим переломный момент в его профессиональной карьере, доктор был поразительно спокоен. Это вряд ли можно было сказать о Ринфилде, который сидел тут же со стаканом в руке и выражением уныния на лице. Директор цирка бодрился изо всех сил, но сейчас, когда решающий момент приближался, ему стало казаться, что их обязательно постигнет неудача. Крау был темным грозовым облаком на его горизонте.

— Добрый вечер, Бруно. Присаживайтесь. Что будете пить?

— Спасибо, ничего. Я позволяю себе выпить только один раз в неделю и оставлю эту возможность на потом.

— Вероятно, для прекрасной мисс Хопкинс?

— Ваше предположение недалеко от истины.

— Почему бы вам на ней не жениться? — мрачно спросил Ринфилд. — Мария сейчас в таком состоянии, что от нее никакой пользы: то хандрит целыми днями, то грезит наяву.

— Именно это я и собираюсь сделать. Видимо, она обеспокоена и нервничает. Так же, как и вы, мистер Ринфилд.

— Простите, что вы собираетесь сделать? — спросил Харпер.

— Жениться на ней.

— Господи боже мой!

Бруно не обиделся.

— Женитьба — дело житейское.

— А Мария знает об этом? — недоверчиво поинтересовался Ринфилд. В последнее время, особенно после смерти Генри, он очень привязался к девушке и относился к ней почти как к дочери, которой у него никогда не было.

— Знает. — Бруно улыбнулся. — Вы бы тоже знали об этом, сэр, если бы были внимательнее. Сегодня за ужином она сидела рядом с вами.

Ринфилд хлопнул себя ладонью по лбу.

— У нее было надето кольцо! А ведь прежде она колец не носила. Да, точно, на безымянном пальце левой руки. — Он помолчал и торжественно произнес: — Обручальное кольцо.

— Ваши мысли были заняты другим. Как и мысли Марии. Это кольцо я купил сегодня днем.

— Ну что ж, поздравляю! Когда двинемся в обратный путь, надо будет выпить за счастливую пару.

Бруно поморщился, но ничего не сказал.

— Правда, доктор Харпер? — спросил Ринфилд.

— Конечно. Очень рад за вас!

— Спасибо. Однако я пришел поговорить не о кольце, а о компании, в которой я его покупал. Боюсь, что за мной следят. Два дня назад я повел Марию в кафе. Вышло так, что вскоре после нас пришел Робак. Он рассказал, что его заинтриговало поведение одного типа, который вынырнул из темного переулка возле цирка, когда мы там проходили. Он явно следил за нами всю дорогу до кафе: останавливался, когда останавливались мы, и занял позицию на противоположной стороне улицы, когда мы вошли в кафе. Конечно, все это могло быть совпадением, а возможно, у Робака просто разыгралось воображение. Вчера вечером мне и самому показалось, что за нами следят, но я не был в этом уверен. Сегодня я уже не сомневаюсь, потому что видел слежку при свете дня. Шпиков было двое, и они сменяли друг друга. Один блондин с перманентом, другой совершенно лысый. Мы бесцельно бродили по городу, как парочка туристов, пока не убедились: они следуют за нами повсюду.

— Мне это не нравится, — сказал Харпер.

— Спасибо, что не подвергаете мои слова сомнению. Мне это тоже не нравится и к тому же непонятно. Я не делал ничего, абсолютно ничего такого, чтобы привлечь внимание к своей персоне. Возможно, все дело в том, что моя фамилия Вилдерман, а Крау — мой родной город. Предположить можно что угодно. А вдруг не только мы с Марией, но и другие сотрудники цирка тоже под наблюдением? Кто знает?

— Это очень неприятно, — заметил Ринфилд. — Очень неприятно. Что вы собираетесь делать, Бруно?

— А что я могу сделать? Продолжать себя вести как ни в чем не бывало. Одно я знаю наверняка: той ночью они не будут за мной следить.

— Какой ночью?

— Разве доктор Харпер вам не рассказал?

— Ах да, ночь на среду. Хотелось бы мне знать, где мы все тогда будем.

С лязгом и содроганием поезд медленно тронулся в путь.

— Я знаю, где буду я. Увидимся позже. — Бруно встал, собираясь уходить, но остановился, заметив на столе Харпера миниатюрный радиопередатчик. — Мне все хочется спросить, как вы ухитряетесь провозить этот передатчик через границы разных стран, если таможенники проверяют каждую пломбу в наших зубах?

— Передатчик? Какой передатчик?

Харпер надел наушники и прижал микрофон к груди Бруно, включил питание и щелкнул тумблером. Аппарат загудел, и из почти незаметного бокового отверстия вылезла узкая полоска бумаги. Через десять секунд доктор выключил прибор, оторвал кусок ленты длиной в несколько сантиметров и протянул его Бруно. Посредине полоски шла длинная волнистая линия.

— Это всего лишь кардиограф, мой дорогой Бруно. Все врачи пользуются такими приборами в поездках. Вы не представляете, какое это развлечение — везти кардиограф от одной границы до другой.

— Чего только они не придумают в следующий раз!

Бруно прошел по раскачивающемуся на ходу составу, забрал Марию из ее купе и повел ее к себе. Он отпер выходящую в коридор дверь без ручки и провел девушку внутрь.

— Не послушать ли нам музыку? — спросил Бруно. — Что-нибудь романтическое, подходящее к такому случаю? Я приготовлю свой непревзойденный сухой мартини, чтобы отпраздновать — если это слово здесь годится — мой добровольный переход в рабство. А потом — это всего лишь предложение — я пошепчу тебе на ушко всякие нежности.