Рудольф Лускач - Белая сорока Страница 26

— Надо ее знать, чтобы это понять. Как я с ней познакомился? Весьма прозаически. Вы знаете, я иногда хожу на вечера, которые устраивает немецкий консул. Люблю хорошее пиво, которое там подают, ничто другое на этих вечерах меня не интересует. На одном из таких «пивных» вечеров меня с Эрной познакомил Курт фон Лотнер. Не уверен, что вы его знаете. По общему мнению, это выдающийся специалист по строительству кораблей. Не знаю, где он работает. В Ленинграде задерживается самое большее на две недели для консультаций на здешних заводах. Потом снова уезжает в Москву или куда-нибудь еще. Человек он очень корректный и фанатичный любитель музыки. Все время проводит на концертах и в опере…

— Эрна тоже? — спросил я, вспомнив ее кожаную папку с золотой арфой.

— Вот этого не знаю, — протянул Карл Карлович, словно что-то припоминая: — А почему вы спрашиваете?

— У нее была папка для нот с арфой.

— Сегодня я видел у нее эту папку впервые.

— Вам не кажется, что Шеллнер взял ее от Эрны и хотел увезти с собой?

— Этого я не понял.

— Но эта папка была первым, что заинтересовало тех парней, — заметил я. — Кто знает, что в ней было…

О том, что было в этой папке, я узнал от Курилова, которого навестил на следующий день.

«…Объект ОС 127 виден плохо, сделайте новый снимок».

«Это может привлечь внимание. Странно, что нашему человеку необходимые снимки не удались».

«Не удивляйтесь и повторите снимок. Вы же охотник, небольшая прогулка в лее вам не помешает».

«Хорошо. Буду рад совершить эту прогулку вместе с вами. Чтобы эффект был полным, возьмем с собой охотничью собаку…»

Курилов замолк, ожидая, что скажу я. Ничего не понимая, я тоже молчал, потом высказал предположение:

— Если это имеет какую-то связь с нашей историей, то, вероятно, могло быть ее прологом…

— Да, да, но события уже разыгрались, посмотрите, — с улыбкой поправил меня Филипп Филиппович. Он открыл ящик стола и вынул… кожаную папку со значком золотой арфы.

— Откуда это у вас? — удивился я.

Курилов снисходительно наклонил голову, как учитель после плохого ответа ученика:

— Служебные обязанности… но предполагаю, что эта «нотная» папка и вас заинтересует.

Открыв папку, я увидел множество фотографий, чертежей, планов разных строящихся объектов, мостов, перекрестков шоссе… Курилов взял в руки один снимок:

— Узнаете?

Это был снимок сарая, куда меня привела лайка. Рядом с сараем был нарисован план дорог с указанием направлений и примечание: «место для ночлега». Кто бы мог подумать, что лесной сарай, в котором, на первый взгляд, лишь хранили сено, служит кому-то местом для ночлега!

Я молча указал на текст, Курилов кивнул и сказал:

— Мы решили тщательно осмотреть сарай. Денька через два будем знать, что в нем. Поскольку вам знаком этот сарай, пригласим вас свидетелем на будущий судебный процесс…

— У вас уже есть все авторы этих «нот»? — усомнился я.

— Почти, почти, — забубнил Курилов. — Недостает лишь нескольких, тогда весь «оркестр» будет в сборе.

— Оркестр? — переспросил я. — Неужели «музыкантов» столь много?

— Чему же удивляться? Ведь кое-кого вы уже знаете.

— Не могли бы вы их назвать, заодно объяснив роль, которую каждый играл в этом «концерте»? — предложил я.

Курилов на мгновение задумался, затем улыбнулся:

— Попробуйте-ка, хоть на минуту поставить себя в мое малозавидное положение и сами оцените каждого из «музыкантов»! Учтите при этом, что именно вы и начали первым распутывать всю историю.

— Но вы же знаете о ней куда больше, чем я…

— Вы охотник, — не без лукавства проговорил Филипп Филиппович, — вы умеете преследовать зверя без всяких профессиональных криминалистических хитростей. Послушаю вас с удовольствием. — Он поудобнее уселся в кресле и закурил сигарету.

— Придется начать с конца, — сказал я, — потому что лишь папка с «нотами» помогла понять, о чем, собственно, шла речь.

— Это облегчает вашу задачу, у нас такого преимущества не было.

— Зато было сто других, — нашелся я. — У вас много сотрудников и всяких других возможностей…

— А как же иначе? — засмеялся Курилов и добавил серьезно: — Каждый гражданин обязан быть бдительным, тем более если он охотник. Почему бы и ему не выследить какую-нибудь тварь, в данном случае двуногую. Ведь так?

— Почти, почти, — повторил я тоном Курилова. Он опять засмеялся:

— Годится… с удовольствием вас послушаю.

— Этот Блохин… — неуверенно начал я.

— А хотели начать с конца, — заметил Курилов.

— Неудобно снимать рубашку раньше, чем пальто, — опять нашелся я.

— Что же, ваша правда, — рассмеялся Курилов. — Это и на самом деле неудобно.

Его хорошее настроение меня вдохновило, и я спокойно начал:

— Все, что связано с Блохиным, — история с медвежьим салом, немецкие патроны, случай с лайкой, его сомнительное знакомство с Хельмигом — позволяет мне сделать вывод, что этот человек стал изменником родины и активно включился в преступную деятельность. Он организовывал фотографирование важных строек в пограничных лесах, был проводником Хельмига и его компаньона. Фотоснимки, рисунки и записи в «нотной» папке доказывают, что страстный «фотолюбитель» Блохин либо делал их сам, либо кому-то помогал. Ведь ясно, что только отличный знаток местности мог собрать воедино столь основательный материал, годный для подробной карты. Одно только остается для меня загадкой: почему и каким образом в той глухомани он сумел войти в связь с немцами…

— Все? — поднял голову Курилов.

— В общих чертах, да.

— Я ждал от вас большего. Придется мне завершить расстановку сетей, в которые попал хищник.

— Попал? Скорее: попадет, — заметил я.

— Будьте спокойны. Блохин в них запутается очень скоро, — уверенно сказал Курилов и продолжал: — Разумеется, я не всевидец, такой стреляный воробей, как он, сумеет спрятаться в самой незаметной щели… Целых три недели мы рылись в его прошлом, жаль, раньше оно никого не заинтересовало. Это была нелегкая, но не напрасная работа. Нам удалось, например, выяснить, что Блохин вовсе никакой и не Блохин. Если бы об этом узнали в лесном поселке, то, конечно, не поверили бы. Как так, Аркадий Аркадьевич вовсе не Аркадий Аркадьевич? Быть того не может! Оказывается, может. Его отец прежде был крупным торговцем леса, и Аркадий учился в Петрограде. Отец не жалел денег, парень развлекался, бездельничал и не доучился. Сразу же после начала мировой войны был призван в царскую армию и объявился только в 1928 году. Его отец после Великой Октябрьской революции эмигрировал в Латвию, в Ригу, о чем мы знали и раньше. А сын… Он приехал, когда жизнь деревни становилась на новые рельсы. И не один приехал, а с тетей Настей, которая стала домашней хозяйкой. Помогал местному Совету организовывать колхозы. Отец был крупным торговцем? Но, позвольте, он с ним давно разошелся?! Сын активно сотрудничает с новой властью, почему он должен отвечать за отца? Так или примерно так он отвечал на недоуменные вопросы…

— Кто же, собственно, этот Блохин? — спросил я.

— Еще неделю назад я бы, пожалуй, не смог вам ответить, — признался Курилов. — Это племянник старого Блохина, Герман Крюгер, сын его сестры, которая вышла замуж за владельца рыбного магазина в Риге. Он настолько похож на двоюродного братца, что мог себя свободно за него выдавать, втерся в доверие местных жителей, а позднее там и женился.

— Нет ли здесь какой-нибудь путаницы? — вмешался я. — Ведь тетя Настя до замужества носила фамилию Крюгер.

— Никакой путаницы, — возразил Курилов, — просто нас ввели в заблуждение. Тетка Настя заполняла анкеты, как хотела, точнее сказать, как ей было приказано. Из архива, который случайно сохранился, узнали, что она является женой дяди этого фальшивого Аркадия, то есть его тетей, и, естественно, потому носила фамилию Крюгер.

— Ничего себе, семейное древо, — заметил я. — И все-таки непонятно, почему эта пара обосновалась в далекой деревушке под фальшивыми именами еще в 1928 году? Ведь там тогда ничего интересного не было.

— Вы забываете, что речь идет о пограничной полосе, — пояснил Курилов. — Там уже давно свили гнездо агенты и резиденты капиталистических разведок. Не исключено, что у нашей двоицы было какое-то задание, а для начала она должна была втереться в доверие.

— Гм, выходит, по-вашему, они торчали там целых семь лет, дожидаясь своего часа? — засомневался я. — А разве эта папка для «нот» не служит доказательством того, что «Блохин» весьма активно работал на вражескую разведку?

— Сейчас — да. А раньше? У нас есть опыт, Рудольф Рудольфович. Этот опыт говорит, что шпионские центры могут глубоко законсервировать своих агентов на долгие годы.

— Что ж, вам и карты в руки, — согласился я.