Кен Фоллетт - Человек из Санкт-Петербурга Страница 29

Карета остановилась у дверей особняка. Чарлз помог выйти сначала Лидии, потом Шарлотте, которая неожиданно для всех бросилась назад через двор. Уильям уже готовился закрыть ворота.

– Подождите минуточку! – крикнула ему Шарлотта.

– Какого дьявола?.. – донесся до нее недовольный голос отца.

Она выбежала на улицу.

Бездомной оказалась женщина. Она лежала, свернувшись в клубок и прижавшись к каменному основанию ограды их особняка. На ней были мужские башмаки, шерстяные чулки, грязное синее пальто и большая, когда-то модная шляпа, украшенная обтрепанным пучком искусственных цветов. Голову она поневоле вывернула, и лицо оказалось обращенным в сторону Шарлотты.

Той сразу показались знакомыми широкие скулы и большой рот. Женщина была совсем молода.

– Энни! – воскликнула Шарлотта.

Бродяжка открыла глаза.

Шарлотта в ужасе разглядывала ее. Еще два месяца назад Энни служила горничной в Уолден-Холле и ходила в накрахмаленном до хруста переднике и маленькой белой шапочке. Это была хорошенькая большегрудая хохотушка.

– Энни, что с тобой стряслось?

Та с трудом поднялась на ноги и изобразила неуклюжий книксен.

– О, леди Шарлотта, я так надеялась увидеть вас еще раз. Вы всегда были очень добры. И мне больше некуда податься…

– Как же ты оказалась в таком жутком состоянии?

– Меня уволили, миледи, и даже рекомедациев не дали, когда узнали, что я жду ребеночка. Я же понимаю, что поступила дурно…

– Но ты же не была замужем!

– Нет, но мы крутили любовь с Джимми, помощником садовника…

Шарлотте вспомнилось все, чем с ней поделилась сегодня Белинда, и если это правда, то девушка вполне могла зачать младенца, даже не будучи официально замужем.

– А где же твой ребенок?

– Я его потеряла.

– Как это потеряла?

– В том смысле, что я его не доносила, миледи, – и он родился мертвенький.

– Какой ужас, – прошептала Шарлотта. Она и не подозревала, что такое возможно. – А почему Джимми не с тобой?

– Он сразу сбежал на флот. Он действительно любил меня, я знаю, но только боялся жениться. Ему-то было всего семнадцать…

Энни заплакала.

– Шарлотта, немедленно вернись домой! – послышался голос отца.

Она повернулась к нему. Он стоял в проеме ворот все еще во фраке, с шелковым цилиндром в руках, и внезапно дочь увидела в нем откормленного, чопорного и жестокого старика.

– Это одна из служанок, о которых ты так заботишься, – сказала она.

Отец посмотрел на девушку.

– Энни? Что все это значит?

– Джимми сбежал, милорд, – забормотала Энни, – и я не могла выйти замуж, а найти другое место не получилось, ведь вы не дали характеристику, и домой мне никак нельзя, потому как стыдно, вот я и приехала в Лондон…

– Приехала в Лондон побираться, – жестко оборвал ее Уолден.

– Папа! – возмутилась Шарлотта.

– Ты не понимаешь, что происходит, дочь…

– Я все прекрасно понимаю…

Появилась Лидия и скомандовала:

– Немедленно отойди от этого создания, Шарлотта!

– Это не какое-то создание. Это же наша Энни!

– Энни – падшая женщина! – взвизгнула мать.

– Довольно! – сказал Стивен. – В нашей семье не принято выяснять отношения посреди улицы. Все в дом – и быстро!

Шарлотта обняла Энни за плечи.

– Ей нужно принять ванну, переодеться и позавтракать.

– Не говори глупостей! – воскликнула мать, у которой один вид бывшей горничной вызывал истерику.

– Хорошо, – сказал Уолден. – Отведи ее в кухню. Младшая прислуга уже должна быть на ногах. Вели им заняться ею. А потом я хочу видеть тебя в гостиной.

– Но это же безумие, Стивен! – пыталась возражать Лидия.

– Давайте зайдем в дом, – отрезал отец.

И все они вошли внутрь.

Шарлотта сразу отвела Энни в кухню. Уборщица терла тряпкой пол, а помощница поварихи нарезала ломтиками бекон к завтраку. Только что пробило пять часов утра. Шарлотта и не догадывалась, что они начинают рабочий день в такую рань. Обе изумленно посмотрели на молодую хозяйку, когда та появилась перед ними в бальном платье, держа за руку Энни.

– Это Энни, – сказала им Шарлотта. – Она раньше работала в Уолден-Холле. Ей не повезло в жизни, но девушка она хорошая. Налейте для нее ванну и найдите какую-нибудь приличную одежду, а эти тряпки сожгите. Потом не забудьте хорошо накормить.

На несколько секунд служанки замерли в недоумении, наконец младшая повариха ответила:

– Сделаем, как вы пожелаете, миледи.

И Шарлотта вышла.

«Теперь у меня будут неприятности», – думала она, поднимаясь по ступенькам с ощущением, что собственные родители ее предали. Чего стоили годы, потраченные на никому не нужную учебу, если за одну ночь она узнала столько важных в этой жизни вещей, о которых ей никто не говорил? Несомненно, они заявят, что пытались защитить ее, но самой Шарлотте все это казалось сейчас одним большим обманом. Понимая, в каком иллюзорном мире она жила до сих пор, Шарлотта чувствовала себя полнейшей дурой, и это распаляло в ней злость.

Она смело вошла в гостиную.

Отец стоял у камина с бокалом в руке. Мама сидела за роялем, наигрывая что-то минорное с мученическим выражением лица. Шторы на окнах они задернули. И вообще, странно было находиться в этой комнате с недокуренными кончиками вчерашних сигар в пепельнице, с холодным утренним светом, смутно обозначавшим очертания предметов. Комната предназначалась для того, чтобы проводить в ней вечера при ярком искусственном свете и тепле очага, в толпе гостей в официальных нарядах, среди которых сновали лакеи, подававшие напитки.

Сегодня все здесь выглядело непривычно.

– Начну с того, Шарлотта, – заговорил Стивен, – что ты не понимаешь, какого рода женщина Энни. Мы, знаешь ли, не увольняем слуг без причины. Она совершила дурной поступок, в детали которого я не могу вдаваться…

– Я прекрасно знаю, что она сделала, – сказала Шарлотта, усаживаясь в кресло. – И знаю с кем. Это был помощник садовника по имени Джимми.

Мама тихо охнула.

– Вряд ли ты имеешь хоть какое-то представление, о чем сейчас говоришь, – сказал отец.

– А если бы и не имела, то по чьей вине? – вспыхнула Шарлотта. – Как получилось, что, дожив до восемнадцати лет, я и не догадывалась, что есть люди, которым из-за бедности приходится спать на улице, горничную, ждущую ребенка, лишают работы, а… мужчины устроены иначе, чем женщины? Поэтому не надо стоять там с надменным видом и заявлять, что я не понимаю простых вещей и мне еще многое предстоит узнать! Я всю свою жизнь училась, а теперь вдруг поняла, что все это была сплошная ложь! Как вы посмели! Как могли так со мной обращаться!

Она разразилась слезами, ненавидя себя за потерю самообладания.

– О, как это все глупо, – донеслась до нее реплика Лидии.

А отец сел рядом и взял ее за руку.

– Мне очень жаль, если ты действительно так думаешь, – сказал он. – Просто есть вещи, о которых девушкам твоего возраста лучше не знать. И если им не говорят о чем-то, то ради их же блага. Но мы никогда не лгали. Мы и в самом деле не спешили открыть тебе глаза на жестокую и неприглядную сторону жизни, но только в стремлении как можно дольше продлить твое безмятежное и полное радостей детство. Возможно, мы совершили ошибку.

Но мать была настроена более решительно:

– Мы стремились уберечь тебя как раз от тех неприятностей, в которые угодила Энни!

– Ну, я бы не стал говорить об этом в таких выражениях, – сказал отец гораздо мягче.

Гнев Шарлотты постепенно улетучился. Она снова почувствовала себя всего лишь ребенком. Ей захотелось положить голову на плечо отцу, но не позволяла гордость.

– Давай же простим друг друга, снова станем друзьями, а? – предложил Стивен.

Идея, уже какое-то время формировавшаяся в сознании Шарлотты, теперь приняла ясные очертания, и она решительно выпалила:

– А вы позволите мне нанять Энни своей личной горничной?

Отец опешил, но за него все сказала мать.

– И не подумаем! – воскликнула она истерично. – Об этом не может быть и речи! Чтобы у восемнадцатилетней дочери графа горничной служила женщина легкого поведения? Нет, нет и еще раз – нет!

– Но что же ей тогда делать? – спросила Шарлотта уже совершенно спокойно.

– Она должна была подумать об этом, когда… Ей следовало задуматься об этом раньше.

– Шарлотта, – кивнул согласный с женой отец, – мы и в самом деле не можем разрешить женщине с дурными наклонностями жить с нами под одной крышей. Даже если бы я смирился с этим, возмутились бы слуги. Половина из них подала бы прошение об увольнении. Уверен, мы уже теперь услышим их ропот только потому, что впустили ее в нашу кухню. Ты должна понять, что таких, как она, считают отверженными не только я и мама, а общество в целом.

– В таком случае я сама куплю ей дом, – заявила Шарлотта, – стану ей другом и помогу деньгами.

– У тебя нет денег, – сказала мать.

– Мой русский дедушка оставил мне наследство.