Джон Ле Карре - Звонок мертвецу Страница 3

Кэб завернул на Кембридж Серкус, и Смайли вдруг рывком принял сидячее положение. Он вспомнил о звонке дежурного офицера, и грубая действительность сразу прогнала остатки сна. Смайли мысленно прокрутил весь их разговор, от слова и до слова — он давно воспитал в себе эту способность.

— Смайли, говорит дежурный офицер. Сейчас на проводе будет советник…

— Смайли, говорит Мэстон. В понедельник вы проводили беседу с Сэмюэлом Артуром Феннаном из Форин Оффис[1]? Верно?

— Да… да, проводил.

— Напомните суть дела. Чем была вызвана необходимость беседы?

— На Феннана пришла анонимка о его членстве в компартии еще во время учебы в Оксфорде. Беседа в таких случаях — обычная формальность. Разрешение на нее было дано начальником службы безопасности департамента.

«По идее Феннан не должен был бы жаловаться на меня, — думал Смайли. — Он знал, что я на его стороне и выскажусь в его пользу. Там не было ничего предосудительного, ничего».

— Скажите, Смайли, может быть, вы на него излишне наседали, угрожали чем-нибудь? Был ли он настроен к вам враждебно?

«Господи, да он, кажется, чем-то напуган. Феннан, видимо, весь кабинет министров на нас натравил».

— Нет, это была весьма дружеская беседа. Мне кажется, мы понравились друг другу. Если уж быть до конца честным, я даже некоторым образом превысил свои полномочия.

— В чем именно, Смайли?

— Ну, я довольно прозрачно намекнул, что ему не стоит волноваться.

— Что же вы ему сказали?

— Он был явно не в себе от волнения. И я вынужден был сказать ему, что не стоит переживать так сильно.

— Что же все-таки конкретно вы ему сказали?

— Я сказал, что не вижу здесь состава преступления и мое министерство по существу не имеет ни малейших оснований беспокоить его в дальнейшем.

— И это все, что вы ему сказали?

Смайли на мгновение запнулся: он никогда не слышал, чтобы Мэстон говорил таким тоном, впервые шеф выступал в роли подневольной пешки.

— Да, это все. Больше ничего, — ответил Смайли.

«Он никогда мне этого не простит. Со всей его хваленой выдержкой, кремовыми рубашками и серебристыми галстуками, с этими его ленчами в компании министров».

— Феннан заявил, однако, что вы высказали сомнение в его лояльности и что его карьера в Ф.О. закончена.

— Он не мог этого заявить, если только он совершенно не спятил. Я ведь ему объяснил, что беседа формальная — никаких претензий к нему и быть не может. Что же ему еще нужно?

— Ничего. Феннан мертв. Застрелился сегодня вечером в половине одиннадцатого. Оставил письмо министру иностранных дел. Полиция дозвонилась до одного из его секретарей и получила разрешение вскрыть письмо. Затем они-сообщили о случившемся нам. Предстоит расследование… Скажите, Смайли, вы точно уверены?

— Уверен в чем?

— …ну, ладно. Приезжайте как можно быстрее.

Раздобыть такси оказалось непростым делом. Прошла уйма времени, пока он наконец дозвонился в четвертый по счету таксопарк. Смайли торопился и ждал такси у окна спальни наготове, уже в пальто. Это ожидание напомнило ему время ночных бомбежек в Германии, тогдашнее беспокойное ожидание воздушной тревоги глухими ночами.

На Кембридж Серкус он остановил такси в сотне ярдов от своей конторы, сделав это отчасти по привычке, отчасти, чтобы проветрить мозги перед тем лихорадочным, сумасшедшим допросом, который, чувствуется, наверняка учинит ему Мэстон.

Он показал на входе свой пропуск дежурному констеблю и медленно направился к лифту.

Дежурный офицер поприветствовал его, вздохнул с облегчением, и они вместе пошли по ярко-кремовому коридору.

— Мэстон отправился в Скотланд-Ярд на встречу со Спэрроу. Они там все передрались за то, кому вести это дело. Спэрроу говорит, — Особый отдел, а Ивлин говорит,

— Си Ай Ди[2], а полиция графства Суррей не знает, какая муха их всех укусила. Хуже некуда. Пойдем попьем кофе в министерском «красном уголке». Кофе, правда, из бутылки, да ничего, сойдет.

Смайли был благодарен судьбе за то, что сегодня дежурил Питер Гиллэм. Серьезный, вдумчивый работник, человек с отменными манерами, специалист по спутниковому шпионажу, своего рода добрый дух, у которого всегда есть все: начиная с расписания движения поездов и кончая перочинным ножичком.

— Особый отдел позвонил в пять минут пополуночи. Жена Феннана ходила вечером в театр и, придя домой, обнаружила тело без пятнадцати минут одиннадцать. Она тут же позвонила в полицию.

— Он жил где-то в Суррее.

— Уоллистон, в сторону обходного пути на Кенсингтон, сразу за округом Метрополитэн. Когда полиция приехала на место, они нашли на полу, рядом с покойным, письмо, адресованное к Ф. Эс.[3] Суперинтендант[4] позвонил главному констеблю, тот — дежурному офицеру Главного полицейского управления, этот — дежурному клерку в Форин Оффис. Короче, в конце концов письмо было вскрыто. Ну, а потом… потом началась потеха.

— Продолжай.

— Управляющий отдела кадров Форин Оффис позвонил нам. Ему нужен был домашний телефон советника. Он заявил, что это последний раз, когда органы безопасности суются в его кадровую епархию, что Феннан был лояльным и талантливым сотрудником, ля-ля… бу-бу…

— Да, действительно, он таким и был, талантливым, лояльным.

— Сказал, что органы де совсем вышли из-под контроля и их гестаповские методы не могут быть оправданы никакими обстоятельства, ля-ля… — Я дал ему номер домашнего телефона советника и, пока этот кадровик продолжал бушевать, быстро набрал его по другому аппарату. Вот ведь как мне повезло: Форин Оффис висит на проводе и не может прозвониться, а я тем временем выкладываю Мэстону новости. Это было в 00.20. К часу же ночи Мэстон появился здесь в состоянии продвинутой беременности — завтра утром ему докладывать обо всем министру.

Они с минуту помолчали, пока Гиллэм разливал по чашкам концентрированный кофе и добавлял кипяток из электрического чайника.

— Ну, а что он из себя представляет? — поинтересовался Гиллэм.

— Кто? Феннан? Знаешь, до вчерашнего вечера я бы мог ответить на этот вопрос, практически не задумываясь. Сейчас это сделать труднее, а может быть, и бессмысленно… Если судить по внешности, то он явно еврейского происхождения, из довольно ортодоксальной семьи. Тем не менее он послал всех к чертовой матери и стал марксистом. Понятливый, культурный… разумный человек. Говорил негромко, слушал собеседника внимательно, хорошо образован… Вообще-то фактов в изобилии. Тот, кто на него донес, прав был, конечно: он действительно был когда-то членом компартии.

— А сколько лет ему было?

— Сорок четыре. Но выглядел старше. — Смайли продолжал говорить, оглядывая одновременно комнату. — …Чувственное лицо, грива прямых темных волос, студенческая прическа, профиль, как у двадцатилетнего. Кожа, однако, сухая и тонкая, белая, как мел, испещренная бороздами морщин. Они расходятся во всех направлениях и делят ее, ну, прямо на квадраты. Очень тонкие пальцы… Такой, знаешь, рейдер, весь компактный, мобильный, с совершенной системой самообеспечения. Скрытный, развлекается не на людях. И страдает в одиночку, как мне кажется.

В комнату вошел Мэстон, и они встали.

— A-а, Смайли, заходите.

Он открыл дверь в кабинет и, выставив левую руку приглашающим жестом, пропустил Смайли вперед. В кабинете Мэстона практически не было ни одного казенного предмета. Особенно привлекали внимание чудесные акварели девятнадцатого века, целую коллекцию которых ему как-то раз посчастливилось приобрести. «Мебель же, скорее всего, приобреталась в розницу», — решил про себя Смайли. Одет Мэстон был под стать своей мебели. Костюм, слишком легкомысленный для человека его социального положения, шнурок от монокля, пересекающий его неизменную кремовую рубашку. Легкий шерстяной галстук серого цвета. «Немец бы наверняка назвал его «флотт» (пижон), — подумал Смайли. — Шикарный мальчик, мечта официантки, джентльмен в ее понимании».

— Я виделся со Спэрроу. Совершено очевидное самоубийство. Тело забрали. Кроме обычных процедур, главный констебль не собирается предпринимать никаких дополнительных действий. Через день-два начнется следствие по этому делу. Мы пришли к договоренности, Смайли, и — я хотел бы это подчеркнуть особо — ни слова о нашем интересе, проявленном по отношению к Феннану, не должно попасть на страницы газет.

— Понятно.

«Ты опасен, Мэстон. Опасен, потому что слаб и пуглив. Ты подставишь любую шею, не разбираясь, только бы не пострадала твоя, — я знаю. Именно поэтому ты так внимателен теперь к моей, примеряешь веревку», — размышлял Смайли.

— Я не собираюсь подвергать сомнению ваши действия, Смайли. Раз начальник службы безопасности Форин Оффис дал вам «добро» на эту беседу, вам не о чем беспокоиться.