Питер О`Доннел - Берлинский трюк Страница 3

— Я знаю вашу изобретательность и находчивость. Возможно, если вам дать время, вы что-нибудь придумали бы. Но даже попасть в Восточный Берлин нельзя сразу: чтобы сделать нужные документы и приготовить легенду, понадобятся месяцы.

— Не надо сгущать краски, — улыбнулась Модести. — У меня есть знакомый, который может обеспечить мне въезд в Восточный Берлин.

Не успел Таррант ответить, как услышал шум поднимавшегося лифта. Двери его открылись, и в фойе показался высокий человек в дорогом костюме. Его когда-то светлые волосы сильно поседели, причем, судя по лицу, это была несколько преждевременная седина. Лицо было круглым и загорелым. На носу у него были очки в роговой оправе, и талия утратила былую стройность.

— А вот и вы! — воскликнула Модести и пошла ему навстречу. — Я рада, что вы смогли бросить дела и так быстро появиться здесь. Сэр Джеральд, позвольте вам представить Свена Юргенсона.

Тот, обменявшись с Таррантом рукопожатием, сказал:

— Рад познакомиться, сэр Джеральд.

— Как поживаете? — отозвался Таррант. Он был несколько удивлен и даже огорчен. Ну с какой стати Модести понадобилось вовлекать чужака-иностранца в их секретные переговоры? Он, конечно, очень доверял ее чутью, и тем не менее…

И почему этот самый Юргенсон продолжает трясти ему руку, так странно глядя в глаза?

— Вы не сосредоточились, сэр Джи, — сказал иностранец голосом Вилли Гарвина.

Таррант услышал, как Фрейзер восхищенно выругался и сделал над собой усилие, чтобы не показать собственного удивления. Да, теперь он видел все сам — так в детской головоломке, если хорошенько присмотреться, из сплетения узоров проступает человеческое лицо. Грим был довольно легкий. Имелся неплохой парик и подушечки за щеками, которые несколько меняли форму лица, но основное искусство перевоплощения заключалось в новой манере держаться, двигаться, говорить.

— Привет, Вилли, — отозвался Таррант. — Да, вы правы. Я и впрямь несколько расслабился.

— Мы прилетим из Швеции, — сказала Модести. — Вилли — герр Свен Юргенсон, который имеет антикварный магазин в Гетеборге и также интересуется редкими книгами. Я его секретарша. Пока не могу показать вам, как буду выглядеть, потому что для этого мне придется покрасить волосы, но уверяю вас, что вид у меня будет вполне убедительный.

— Не сомневаюсь, — покачал головой Таррант. — Но все равно так дело не пойдет. Все иностранцы, в том числе и бизнесмены, автоматически попадают на заметку тайной полиции. Ваши номера в гостинице будут прослушиваться, ваши паспорта начнут проверять. Нет, этот номер не пройдет.

— Эти номера проходили у нас из года в год, — отозвался Вилли голосом Юргенсона и вынул из кармана пачку шведских сигарет.

— Мы посещали Восточный Берлин ежегодно последние пять лет и проводили там по десять-двенадцать дней. Антикварный магазин в Гетеборге реально существует и принадлежит нам.

— Но зачем это вам было нужно? — удивленно спросил Фрейзер.

— Мы начали все за пару лет до того, как отошли от прежних дел. Нам казалось любопытным узнать, что творится за «железным занавесом», и заодно войти в доверие к тамошним властям. И мы поддерживали легенду, потому что было жалко снимать с репертуара хороший спектакль. Полиция Восточного Берлина давно уже ведет досье на герра Юргенсона и фрекен Ослунд. За нами столько следили, подслушивали наши разговоры в номерах, приставляли к нам хвостов… Под разными предлогами и ненавязчиво допрашивали. Теперь к нам хвостов не приставляют. Возможно, наши номера по-прежнему прослушиваются. Мы не проверяли. В этом нет нужды. Потому что они всегда могут поставить жучки в чистый номер, пока мы уходим в город. Но это ничего не меняет. В помещении мы изъясняемся соответственно своим ролям.

— Вы выезжали за пределы Берлина? — поинтересовался Таррант.

— Да. Мы помещали в газетах объявления, и люди, у которых были какие-то старинные штучки, звонили нам в отель. Мы приезжали к потенциальным клиентам, смотрели, что у них имеется, и порой кое-что покупали, если они не заламывали непомерные цены. Мы бывали в Потсдаме, Дрездене, Франкфурте и разных маленьких городках. Мы делали все, как положено, покупали антиквариат, платили кронами или долларами и отправляли приобретения в Гетеборг. Никому и в голову не приходило, что мы не те, за кого себя выдаем.

— Вы бываете там раз в год? — осведомился Фрейзер, и в его голосе было почтение. — Вы проводите по десять дней в этом чертовом городе, только чтобы не портить легенду?

— Это работа, — сказала Модести, — но нам казалось, что наши труды принесут свои плоды. Как, например, теперь. Если их тайная полиция что-то и подозревает, так это то, что я любовница Вилли и он таскает меня с собой, чтобы немного порезвиться подальше от родного очага. — Она усмехнулась и сказала: — Жучки не дают им возможности утвердиться в своих подозрениях.

Вилли закурил сигарету и двинулся к бару походкой Юргенсона.

— Мы можем быть на месте через тридцать шесть часов, — сообщил он.

Таррант прикрыл глаза и потер лоб, пытаясь собраться с мыслями.

— Вам все равно придется поломать голову, чтобы найти способ вытащить оттуда Окубу, — медленно произнес он.

Тут он почувствовал, как на запястье ему легла рука, и услышал голос Модести. Она-то знала, что его роль — ожидание результатов в безопасном лондонском офисе — самая тяжелая.

— Не волнуйтесь, — сказала она. — Пока что мы всегда возвращались.

— Пока что да, — сказал Таррант и, открыв глаза, посмотрел на Модести.

Таррант был вдовец, а его сыновья погибли во время второй мировой. С неожиданной болью он вдруг осознал, что эта красивая молодая женщина, которая так ласково ему улыбалась, заполняла страшную пустоту, которую создала в нем жизнь. На какое-то мгновение он снова возненавидел свою работу, а потом и себя за то, что позволил сентиментальности взять его за горло своими бархатными пальцами. Тарранту казалось, что он бросает голодным волкам куски собственного мяса, когда сказал:

— Только хотелось, чтобы на сей раз ваше возвращение состоялось без обычных осложнений.

Она взяла его под руку и повела в фойе со словами:

— Чем хмуриться, лучше полюбуйтесь на мой комод. Я купила его на аукционе в Ротли-Мэнор.

Это был красивый комод, инкрустированный способом «интарсия», причем в отличном состоянии. От вида этого комода у Тарранта на какое-то время даже поднялось настроение. Он обратил внимание на то, что Модести очень гордилась приобретением — ее лицо светилось радостью.

— И всего за пятнадцать фунтов, — с каким-то смущением добавила она.

— Господи, да у «Кристи» за эту вещь с вас содрали бы по меньшей мере тысячу. Надо просто не иметь глаз… Куда смотрели дилеры…

— Их там не было. Если поехать на аукцион подальше от Лондона, то никаких дилеров не встретите. Но я покупала не для перепродажи. Хочу оставить у себя. Буду смотреть и радоваться.

Момент расслабления миновал, и Таррант почувствовал, как его сердце снова сжали тиски тревоги.

— Бога ради, сделайте так, чтобы у вас не исчезла такая возможность — смотреть и радоваться, — пробормотал он.

Типография находилась на узкой улочке неподалеку от Александерплац. Толлер, коренастый белокурый человек лет сорока с небольшим, сказал:

— Уж не знаю, герр Юргенсон, имеют ли эти книги для вас ценность, но я прочитал ваше объявление и решил позвонить. Пожалуйста, сюда.

Вилли Гарвин и Модести двинулись за ним через типографию, где работало человек десять. Теперь волосы Модести стали каштановыми, а «подушки» делали фигуру более плотной. Контактные линзы изменили цвет ее глаз, а прокладка под нижней десной изменила очертания лица. Небольшой станок в типографии вовсю изготовлял пропагандистские листовки для Запада. Впоследствии они будут помещены в специальные картонные контейнеры, которыми переоборудованные для этой цели минометы начнут обстрел по всей линии 850-мильной границы с ФРГ, перенося их через минные заграждения, дозорные вышки и колючую проволоку. У этих листовок имелись приложения в виде плакатов, изображавших счастливую жизнь в Восточной Германии.

Если дул благоприятный ветер, то и западная сторона отвечала тем же: на воздушных шарах в сторону ГДР отправлялись контейнеры с пропагандистским грузом, и специальный механизм разбрасывал их над территорией. Обе стороны не жалели усилий, чтобы портить друг другу настроение.

Они вышли из типографии и оказались в скудно обставленной комнате. Толлер прикрыл за собой дверь, и гул машин превратился в легкий шепот.

— Здесь можно говорить спокойно, — сказал Толлер. Он держался уверенно, но Модести понимала, что за внешним спокойствием скрывается внутреннее напряжение.

— Он тут? — спросила Модести. Разговор шел по-немецки.

— Наверху, — кивнул Толлер. — Три дня назад я получил от курьера инструкции связаться с вами. Два дня назад я позвонил.