Евгений Иванов - Голый шпион. Русская версия. Воспоминания агента ГРУ Страница 30

Представление маршал так и не оформил. Ил-18, на котором маршал Бирюзов летел в Югославию на празднование 20-летия годовщины освобождения страны, разбился 19 октября 1964 года. Самолет заходил на посадку в Белграде у горы Авала в штормовых условиях непогоды. Командир «Ила» сообщил маршалу, что вынужден запросить посадку в другом месте. Но Бирюзов не хотел опаздывать на праздник и настоял на рискованной посадке. Садиться пришлось практически вслепую. Самолет врезался в гору. Погибло 17 человек, находившихся на борту, в том числе Бирюзов и начальник административного отдела ЦК КПСС Миронов.

После этой трагедии я долгое время не возвращался к истории с миллионным подарком сэра Колина Кута. Хотя было любопытно узнать, как же все-таки удалось нашим казначеям превратить информацию, переданную мной из Лондона, в крупную сумму денег.

В конце концов, любопытство взяло верх, и я поинтересовался у одного из знакомых, работавших долгие годы специалистом по западным валютам в Министерстве внешней торговли СССР, как и что можно было заработать при практическом использовании подобной информации. Чтобы уяснить, что к чему, мне пришлось выслушать целую лекцию из области валютно-финансовых отношений.

Существовавшая тогда система валютного регулирования теперь изменилась весьма основательно. В ту же пору в основе этой системы лежали договоренности Бреттон-Вудской международной конференции 1944 года. На ней доллар был провозглашен основой всей мировой валютной системы. Второй резервной валютой в мире был объявлен британский фунт стерлингов. Но только доллар мог реально конвертироваться в золото и стал базой валютных паритетов. Он фактически выполнял роль эталона ценности для установления золотого содержания всех остальных валют, курсы которых жестко привязывались к доллару.

Такой финансовый диктат был обусловлен послевоенной мощью Америки и слабостью всего остального мира. На США приходилось тогда 75 % золотых резервов и 55 % мирового промышленного производства. Господство доллара немедленно привело к послевоенной девальвации всех других мировых валют. Курс британского фунта упал с довоенного уровня почти вдвое. Значительно выросли и потребительские цены в стране.

Но к началу шестидесятых годов соотношение сил в мировой экономике стало меняться. Начали резко расти финансово-экономические потенциалы двух держав, проигравших Вторую мировую войну, — Германии и Японии. Британский фунт стерлингов, как партнер американского доллара, зашатался. Дефицит платежного баланса страны усиливал колебания фунта. Лондон и Вашингтон до поры могли гасить свой дефицит, включая печатный станок. Но устойчивость британского фунта в результате оказалась подорвана.

Бреттон-Вудские соглашения разрешали колебания от установленного курса только в пределах одного процента в ту или иную сторону. Столь узкая амплитуда колебаний курсов валют страховала американские товары и капиталы от неприятностей на мировом рынке. Она не позволяла существенно понижать курсы валют либо вследствие уменьшения их золотого содержания, либо в результате сокращения покупательной способности. Девальвация валюты более чем на 10 % вообще могла быть санкционирована только Международным валютным фондом.

Во время финансового кризиса в Великобритании в 1961 году однопроцентный барьер был разрушен. Зашаталось и 10-процентное ограничение на произвольное падение курса. Произошло не рутинное изменение обменного паритета в допустимо малых пределах, а его обвал — девальвация фунта стерлингов. Через шесть лет за ней последует новая — на 14.3 %.

Такой обвал, если о нем знать заранее, создавал отличные возможности для эффективной игры на валютных биржах и проведения операций с золотом и капиталами банков. Их особенно успешно могли использовать страны с централизованной системой управления валютными и финансовыми средствами.

Советский Союз, безусловно, был именно такой страной. В СССР лишь государство было монопольным владельцем валюты. Учитывая это, советское руководство еще со времен Сталина использовало финансовый шпионаж в целях зарабатывания средств на западных валютных рынках. Был создан даже определенный штат специалистов этого дела, осуществлявших скупку или продажу валюты, золота, акций, ценных бумаг на крупнейших биржах западного мира, получая из достоверных агентурных источников данные о предстоявших изменениях валютных курсов.

Вот и переданное мною из Лондона краткое сообщение, неожиданно полученное из уст сэра Колина Кута, стало командой для советских маклеров в Цюрихе, Франкфурте-на-Майне, Лондоне и Нью-Йорке на скупку одной и продажу другой валюты. Миллиардов эта сделка не принесла. Но десятки миллионы даровой прибыли гарантировала.

Получая, проверяя, фильтруя, оценивая и передавая в Центр «непрофильную» информацию, я «играл на чужом поле». Риск поражения на нем существенно возрастал. Проще, наверное, было бы отказаться от сбора не относящихся к военной разведке сведений. За такое решение меня никто бы не наказал. Но судьба предоставила мне неожиданный шанс «игры на чужом поле». Упускать возможность получения ценной информации, пусть даже «не по специальности», я не хотел и не мог. Интересы дела были для меня превыше всего.

Рассказ шестнадцатый

Довольно скоро я почувствовал, что от приставленных ко мне ребят из МИ-5 все труднее становится уходить. Такая назойливость, с одной стороны, была делом обычным. С другой, для успешного продолжения работы нужно было как-то ослабить этот контроль. Пришлось задуматься над тем, как усыпить бдительность ребят из команды сэра Роджера Холлиса, шефа английской контрразведки.

— Вот что, Женя, — посоветовал мне резидент, — займись-ка ты на время лекторской работой. Дело спокойное, благородное. Посольство просто захлебывается от заявок на лекции. Возьми на себя часть этой работы. А заодно дай парням из МИ-5 возможность хорошенько покрутиться вхолостую и немного успокоиться на твой счет.

Действительно, в посольство СССР в Лондоне стало приходить все больше заявок на участие советских специалистов в различных дискуссиях и встречах. Традиционное отсутствие особого интереса у англичан к иностранцам вдруг стало уступать место неподдельному любопытству к жизни в СССР.

Вряд ли можно сказать, что быть русским в Лондоне в ту пору означало обладать какими-то преимуществами. Англичане традиционно относятся к иностранцам не то чтобы свысока, но несколько снисходительно, словно к детям в обществе взрослых. Похоже, так относились и ко мне. Приглашали домой, присматривались к моему поведению, удивлялись неплохому знанию английского языка и кое-какому кругозору. Так, наверное, смотрят на эскимоса, который неведомо как и зачем выучился играть на арфе.

Одно приглашение следовало за другим. Ливерпуль, Лидс, Глазго, Ковентри, Манчестер, — города сменяли друг друга. Выступления, дискуссии, семинары, — я постепенно приобретал опыт лекционной работы.

Отвлекала лишь весна. А весна в Британии — самое прекрасное время года. Кажется, что цветет вся страна. Буквально вся: и города, и пригороды, и даже асфальт у дома. Обгоняя весенний ветер на оживленном шоссе, мне, впрочем, было недосуг любоваться цветущей красотой природы. У меня на «хвосте», словно приклеенный, висел черный «Ровер» ребят из британской контрразведки.

Это была, наверное, двадцатая или тридцатая поездка с лекциями о Советском Союзе. Признаться, я уже сбился со счета. Но настойчивость и неотступность парней из МИ-5, казалось, не знали границ. «Почетный эскорт» сопровождал мою машину на всем пути от порога до порога.

После первых прочитанных лекций я уже заранее знал, что меня ждет при следующей встрече, будь то заседание общества молодых консерваторов, ассоциации домохозяек или какого-нибудь очередного «Клуба ротариев». Все они проходили в просторной комнате одной из местных гостиниц после плотного ужина и скорее напоминали не дружескую встречу, а дотошный допрос подследственного, причем непременно с пристрастием.

Каждый вопрос местного эрудита представлял собой своего рода развернутое политическое заявление, эдакий маленький «спич с подножкой», чтобы гость, приглашенный на заседание, непременно споткнулся. Но меня все это лишь подзадоривало и забавляло. Почти всегда в арсенале хозяев был некий обязательный набор вопросов о нарушениях прав человека в СССР и агрессивных замыслах кремлевских руководителей.

От вздорных замечаний, от язвительных реплик и каверзных вопросов «с двойным дном» я, как ни странно, не падал духом и не унывал. А приходил в какой-то нервный восторг, который, похоже, частично передавался и слушателям. Лекции порой заканчивалась дружеской попойкой далеко за полночь уже в гостиной дома какой-нибудь местной знаменитости.